Юлия

— Дай бог, дай бог… Л то ведь нас, кто пороху понюхал в войне, все меньше и меньше. Сможет ли молодежь и дальше сохранить мир, — сказал мош Тудосе, глубоко вздохнув.

— А почему не сможет? Конечно, сможет, — рассеял Раду сомнения старика.

— А что пишет Нелу из армии? — спросила Юлия.

— А ничего не пишет! — застонал старик.

— Как не пишет? — удивилась Юлия.

— Мне-то пишет, а вот Севастице, паршивец, не пишет.

— Милые бранятся — только тешатся, — сказал Раду, утешая старика.

— Вот ты бы написала и спросила, — заерзал мош Тудосе на стуле. — Разве так можно поступать с девушкой? Ведь они и до армии гуляли, потом переписывались. Девка ждала. А теперь что? Вот-вот демобилизация, и на тебе! Она-то еще здоровается с нами, а родители… — Старик вскочил и начал размахивать руками. — Такой забор поднял сосед Северин между нашими дворами, что и макушки не видать! За одну ночь!

— Все будет хорошо, — сказал Раду, переодеваясь в рабочую одежду.

— Думал, что хоть этот останется возле меня. Хоть кружку воды па старости лет будет кому подать, — никак не мог успокоиться старик. — Остальных-то но полгода не слышу, не вижу. Говорят, и моих парией уважают. Там… Где-то… А кто об этом знает? Вот ты, Раду, молодец. При отце остался. А уж как он гордился тобой!

Бригадир! Уважаемый человек в селе. Твой отец умер спокойно. И глаза ему было кому прикрыть. А умрем мы с Килииой…

Мош Тудосе устало садится.

— Рано об этом думать, мош Тудосе, — упрекнула его Юлия.

— Оно верно, всяк умрет, когда смерть придет, — согласился старик.

— Свадьбу сыграем, хоть первую куматрию справите, а уж потом и о смерти думать, — сказал Раду.

— Поздновато нам бог послал Нелу, а то я бы сейчас был спокоен, как и другие старики.

— Дети — всегда радость, — улыбнулась Юлия.

— Радость-то радость, а получается, что нам от них больше горя. И очень хорошо, что у вас их нету! — опять спрыгнув со стула, заключил мош Тудосе.

Раду и Юлия промолчали. Мош Тудосе, сообразив, что не то сказал, насупился и тоже замолчал.

…Во дворе мош Тудосе торопит Раду:

— Председатель сказал, чтобы ты явился срочно!

— Идем, идем… — откликнулся Раду из комнаты.

Юлия также вышла проводить гостя.

Старик стоял посреди двора и смотрел на башню.

— Что, племянник лестницу задумал на небо строить? — обратился ои к Юлии.

— Сколько раз вам говорить, дядя Тудосе, — башня это, башня! — вступилась она за мужа.

— Вот видишь, уже забыл! — начал оправдываться старик. — Даст бог, достроите. Конечно, человек, если что задумал, так непременно сделает. Особенно, если он нашего рода, Царэлунгэ. Царэлунгэ — это значит вечная страна…

Старик опять вспомнил про сына.

— Ох, боюсь, кабы чего не выкинул он там.

— Я думаю, помирится он с Севастицей, — сказала Юлия.

— Пока ничего худого не случилось, напиши-ка ему письмо, мол, старик твои больной, пускай на побывку едет! Я ему тут вправлю мозги! Не могу больше этот забор видеть! Подумать только! На войне вместе были, голодали, мерзли, в разведку ходили, последнюю краюху делили, а теперь — пожалуйста! Раньше-то прямо с порога здоровались, а уж сколько мы ведер вица выпили с соседом! Все обдумывали да обсуждали, как и что.

— Непременно напишу. Только вот о том, что вы болеете, не стану писать. Зачем парня пугать? Не ровен час, беду накличем.

— Пиши, как знаешь, — согласился старик.

Из дома вышел Раду, и мужчины пошли к воротам. Послышался лай собаки и скрип открываемой калитки. Во двор вошла Вера с чемоданом и зонтиком в руках.

— Добрый вечер, — поздоровалась она.

Какое-то время, не отвечая на приветствие, все смотрели друг на друга. Первым прервал молчание мош Тудосе.

— К вам, — предположил он, обращаясь к Раду.

— Юлия, к тебе пришли! крикнул Раду, снова направляясь к воротам.

— Это не ко мне одной, это к нам, Раду! — сказала Юлия радостно, выходя девушке навстречу. — Проходи, Вера, проходи. Мы как раз о тебе говорили. Ждали тебя…

— Как?! — спросил Раду жену с возмущением. — Это и есть?

— Это и есть наша новая медсестра, — ответила она.

Гостья сделала несколько шагов навстречу Раду, протянула руку. Юлия, увидев, что Раду стоит в каком-то оцепенении, почти торжественно добавила: — Она будет жить у нас. Мы с мужем все обговорили.

— Но, Юлия, — переминаясь с ноги на ногу, сказал Раду, — разве я шел когда-нибудь против твоей воли?..

Раду ушел, а мош Тудосе почему-то задержался. Он стоял у калитки, то открывая, то закрывая ее.

— Да. Я что-то еще хотел спросить… Нет, забыл, — улыбнулся он Юлии.

Еще раз оценивающе посмотрел на Веру и поковылял по дороге вслед за Раду.

Стол на веранде уже был накрыт. Вошел Раду и по укоренившейся привычке сразу сел за стол. Он принялся за еду, уткнувшись в тарелку, не замечая, как Юлия подвела к столу смущенную Веру, усадила ее. Села и сама. Раду замирает с поднесенной ко рту ложкой: напротив него сидит Вера, та самая девушка, которую Юлия без его согласия привела в дом. Раду ради приличия съел еще несколько ложек и встал.

— Я, пожалуй, сыт. Перехватил в бригаде, — сказал он, уходя в дом.

Возле дома Юлия и Вера собирали с деревьев крупные желтые груши. Рядом красовалось дерево, усыпанное айвой. А дальше — виноградник.

Вера внесла на веранду полную корзину с фруктами. За ней вошел молодой человек, одетый по-спортивному, с сумкой через плечо. Обернувшись, Вера испуганно отступила.

— Привет! — широко улыбнулся он. — Полстраны объездил, но отыскал.

Вера уже овладела собой: испуг на ее лице сменился холодностью, хотя было видно, что она взволнована. Парень подошел, поцеловал ее в щеку. Вера стояла неподвижно.

— Узнала?! Значит, все будет хорошо. — Ои делал вид, что не замечает ее состояния. Осмотревшись, присвистнул. Прошел в коридор. Заглянул в комнаты.

— Дворец! Почти «Ласточкино гнездо»! — сказал он, вернувшись на веранду.

Взял из корзины яблоко, поднес было ко рту, но спохватился и предложил его Вере. Она сидела в кресле, по-прежнему неподвижная. Тогда он решительно откусил яблоко.

— Игорь, зачем ты приехал? — спросила Вера почти шепотом.

— Разобраться…

— Уходи.

— Для начала давай выясним: ты на правах хозяйки тут живешь или так, при дворе?

Вера встала, прошла в другой конец веранды. Она взяла со спинки кресла шаль, закуталась в нее, пытаясь унять озноб. Игорь внимательно следил за каждым ее движением. Вера остановилась перед ним. Они стояли лицом к лицу.

— Между нами все кончено. Неужели ты еще не понял этого… — сказала она, стараясь говорить уверенно. — Ты же умный, Игорь…

— Было время, когда я снился тебе! — сказал Игорь с надеждой.

— И сейчас ты мне снишься… иногда, — сказала Вера тихо, почти про себя.

Некоторое время оба молчали.

— Ты помнишь, мы мечтали как-нибудь скопить денег и махнуть на юг, — нарушил молчание Игорь. — В Крым. Море… Сердоликовая бухта… Посмотреть, как цветут магнолии. А ты взяла и сорвалась…

— Ты заставил меня. Ты… — Вера старалась унять дрожь.

— Тебе хотелось ребенка. Растить его на одну мою стипендию. Это абсурд! — Игорь попытался ее обнять. — Вера…

— Не смей ко мне прикасаться!.. Слышишь, не смей! — отстранилась она.

— Вера, ну сколько можно об одном и том же! Мы живем раз, понимаешь, один раз! Последний раз живем!

Наступило молчание.

— Я горжусь, что нашла в себе силы тогда… убежать! Я встретила людей добрых, чистых… Особенно в этом доме.

Игорь взял второе яблоко и с хрустом съел его.

— Вкусные… Помнишь, точно такие покупали на базаре для тебя? — Остальные яблоки ссыпает из корзины в сумку. — Это нам на дорогу… Ты тут многое наговорила. Наверное, ты права в чем-то.

— Мы оба ошиблись. Поздно.

— А по-моему, в самый раз! — сказал он Вере, широко улыбнувшись. — Я проехал тысячу километров. Собирай вещи…

— Слишком ты меня обидел. Может, пройдет время…