Олени

Никогда раньше я не приводил ее сюда, обычно мы встречались в доме деда. А тогда я решил пригласить ее за несколько дней до Рождества.

— Ты где будешь в Сочельник? — спросил я.

— В Сочельник все должны быть дома, я как раз хотела позвать тебя к нам в гости, и наши тебя приглашают.

— Спасибо большое, — ответил я, — но я тоже должен быть дома.

Она взглянула на меня удивленно и слегка обиженно, как мне показалось, но ничего не сказала.

И в Сочельник в гордом одиночестве я сидел перед бутылкой вина и подъедал продукты из ближнего гастронома, уставясь в телевизор, где шла какая-то развлекательная (как считалось, а в сущности, полная тупого юмора на злободневные темы) передача.

Я не чувствовал себя ни одиноким, ни всеми забытым, хотя в тот вечер впервые в полной мере ощутил отсутствие родителей и отсутствие Елены как одно общее отсутствие.

Когда зазвонил телефон, я уже знал, что это она.

— Здравствуй, и веселого тебе Рождества, отшельник. Пусть это будет последнее твое Рождество без меня.

Я ответил, как полагается, на ее поздравления, и мы замолчали на мгновение.

— Твой номер я нашла в телефонной книге, ты ведь забыл мне его дать.

Это правда, она знала только номер телефона в доме деда. Я замешкался с ответом, и она первой нарушила молчание.

— Ты там случайно не с какой-нибудь новой подружкой?

И опять я не знал, как реагировать, она ведь прекрасно знала, что у меня нет никаких «новых подружек». Но она не давала мне молчать.

— Тебе досталось «счастье» в новогоднем пироге. Я отломила кусочек и для тебя.

— А тебе что выпало? — спросил я.

— А мне «удача».

— Разве это не одно и то же?

— То же самое, глупыш, неужели не догадался? Наш кусок был общим. Твое «счастье» и есть моя «удача». Завтра я принесу тебе этот кусок. Чао, до завтра.

Поверх бутылки я снова уставился на экран. И незаметно уснул.

А ночью внезапно проснулся. Выключил телевизор, который трещал и гудел от мелких, словно иголки, звуков и огоньков, которые появляются на экране после окончания всех программ, и вышел на террасу. Шел первый снег.

На другой день мы встретились, как обычно, в «нашем» кафе. Я прожевал кусок пирога и развернул замасленную бумажку с кизиловыми палочками — моим «счастьем».

— Но в Новый год мы вместе — у нас?

— Конечно, — ответила она.

31 декабря с утра мы отправились в поход по магазинам и рынкам. Была самая скудная из последних скудных зим (и лет). В продуктовых магазинах — шаром покати, действовал режим экономии электричества, но свет все равно отключали часто и совсем неожиданно. По мрачным и грязным улицам, мимо разрисованных граффити стен, люди бродили, как сердитые призраки. Но нам, для нашего счастья, нужно было совсем немного.

Где-то после полудня мы вернулись домой. Она радостно покрутилась по нашей просторной квартире, потом подошла к широким окнам на террасу, заглядевшись на горы, и внезапно повернулась ко мне:

— Значит, здесь будут расти наши дети, о мой возлюбленный?

— Нет, — сказал я, и она посмотрела на меня с внезапным страхом в глазах. — Мой отец всегда говорил, что каждая семья должна сама построить свой дом.

— Да уж, пока мы его построим, можем и постареть, — возразила она.

— Не беспокойся, я что-нибудь придумаю.

— Уж не собираешься ли ты продавать эту чудесную квартиру?

Ничего я не собирался. Вообще впервые подумал об этом.

— Ладно, ладно, пойдем стол накрывать. А где у вас кухня?.. Нет, нет, не говори — я сама найду.

Я сел в кресло и закурил. Из кухни долетали звуки, а потом и запахи готовящегося ужина.

Скоро она появилась в дверях — в фартуке и с закатанными рукавами блузки.

— Я вспомнила, что ты забыл.

Она махнула рукой в сторону гостиной.

— Ну разве бывает Новый год без елки?

Я бросился за елкой.

Мне повезло — в этот поздний час я нашел даже игрушки и свечи. И пока она возилась на кухне, я украшал елку.

Это был наш первый и последний Новый год.

Когда поздно ночью, склоняясь к ее лицу, я осыпал его поцелуями, она, обняв меня, тихо, почти беззвучно, прошептала: «Хочу ребенка». Я был так счастлив, что не сумел выразить промелькнувшую в моей мутной (и не только от алкоголя) голове мысль о том, что не стоит спешить.

Сейчас Елены нет. Я не знаю, где она. Я не знаю, увижу ли ее когда-нибудь. Не знаю, какой будет дальше моя жизнь.

Мне нечего было больше тут делать. Я вышел из квартиры с ощущением, что не скоро вернусь в этот дом — наш, родительский дом.

Когда я уже запирал замок, дверь напротив приоткрылась и на пороге появилась соседка.

— А, это ты? Где ж ты пропадал так долго?

Помолчав немного, я ответил.

— В Канаде.

— Мы так и подумали, когда не смогли тебя найти и через милицию, то есть — как ее? — полицию. Столько народу мотается по этим заграницам. Подожди, я схожу за твоей почтой.

Вернувшись, она принесла с десяток конвертов и немного смущенно сказала:

— Мы тут за тебя платили — за воду, свет, отопление. Не бог весть какие деньги, но сам знаешь, как все подорожало.

— Хорошо, хорошо, тетя Пенка, спасибо большое, я завтра зайду — расплачусь.

Сунув конверты в карман куртки, я сбежал вниз по лестнице.

Город уже совсем проснулся, и я лишь сейчас заметил, как сильно он изменился. Почти нигде не осталось старых магазинов, а новые сверкали своими витринами, уставленными шикарными товарами. Очевидно, скудость жизни осталась в прошлом.

На углу бульвара какой-то человек продавал бублики. Сунув руку в карман, где затаились две последние банкноты, я подал ему пять левов.

— Десять, — сказал он, протягивая мне бублик.

Я вынул другую банкноту, он дал на сдачу пятерку, и лишь тогда я буквально обалдел. Цена показалась мне просто астрономической. Я догадался взглянуть не только на витрины, но и на цены — они были запредельными, а кое-где даже в валюте. Ясно — инфляция. И только теперь город стал казаться мне не сном, а реальностью.

Я решил проверить, как там мои дела с календарем, и направился к газетному киоску. Но — увы! — на оставшуюся у меня мелочь я не смог купить себе даже газету. Но все же подглядел дату — шестое сентября. А по моему календарю выходило четвертое. Значит, я где-то пропустил два дня. Ничего удивительного.

И я направился к университету. Помнят ли еще там, что был такой студент?

Университет был все таким же.

Только декан — новый, но, к счастью, один из старых и знакомых мне преподавателей. Поэтому я решил зайти сначала к нему, а уж потом — в канцелярию.

— А, здравствуй, ты куда пропал? — профессор взглянул на меня поверх очков.

— Да вот… был за границей, — решил я повторить свою выдумку. А кто бы поверил правде, которая и мне самому уже начинала казаться чем-то нереальным.

— Мы так и подумали. Когда полиция заявила о твоем исчезновении. Многие уезжают в эту заграницу. Ну, и где ты был?

— В Канаде, — снова повторил я свое старое вранье, чтобы не запутаться в новом.

— Миллионером стать не удалось, а?

— Да… — я не знал, что ответить, но профессор перебил меня.

— Ладно, ладно. Многие возвращаются. И что, будешь учиться дальше?

— Ну, если можно…

— Да не проблема. Решим. И это — минимум того, что я могу сделать для тебя. Ведь твой отец мне спас жизнь когда-то. Ты какой курс закончил? Зачетку сохранил?

— Второй, — промямлил я и не слишком уверенно добавил. — Да, сохранил.

— Я все улажу с канцелярией, а ты через пару деньков занеси им свою зачетку. И с пятнадцатого — на лекции. Если бы ты сказал мне заранее, я бы дал тебе адрес моего приятеля, он преподает в университете в Монреале.

— Большое Вам спасибо, профессор.

Когда, выйдя из деканата, я проходил через университетский дворик, как всегда оживленный, хотя учебный год еще не начался, то почувствовал, что реальность становится все реальнее. Я снова был студентом.