25k (СИ)

Секунды складывались в минуты, те в свою очередь в часы, дни, годы. Энергетические ресурсы ДжиАй были неограниченны. Но особой целесообразности в поддержании всех систем в активном состоянии не было, и в действие вступила консервационная программа. Гироскопы были остановлены, гидравлика охлаждена и загерметизирована. Защитные пластины опустились на открытые поверхности подвижных частей, зрительные датчики переведены в пассивный режим. Активным оставался лишь звуковой канал и специальная охранная область сложного электронного мозга. Не терял своей активности и еще один контур электронного мозга. Задача, поставленная перед ДжиАй, не была выполнена. Теперь, не находя равновесного сигнала на это возбуждение, зацикленный контур находился в активном состоянии, постоянно выдавая запрос и получая отрицательный ответ. Наверное, именно это можно было с большой натяжкой хоть как-то соотнести с чем-то человеческим. Механический организм засыпал. Постепенно наслоения известняка и минеральных осаждений стали покрывать металлические поверхности корпуса ДжиАй. Через несколько лет его уже нельзя было отличить от скальных образований. Отдаленный естественный природный катаклизм в очередной раз тряхнул скальные породы, и массивные плиты, зажавшие в своих объятиях робота, ослабили свою хватку. Его неподвижное тело безвольно повисло на кусках стальной арматуры. Охранные контуры ДжиАй зафиксировали этот факт, произвели ревизию всех систем и сделали заключение об отсутствии угрозы повреждения. Безумный цикл в отдаленном уголке электронного мозга отметил, что теперь ничто не мешает выполнению поставленной задачи. Натолкнувшись на ограничение временного фактора и информацию о смерти субъекта, электронный мозг наконец-то зафиксировал окончательную невозможность выполнения задачи. Центральный компьютер молчал с момента последнего сеанса связи, когда ДжиАй получил задание, и отчитаться о результатах проведенной операции не было никакой возможности. Контур оставался активным, и это было похоже на человеческую шизофрению.

Недавнее сотрясение открыло пролом в соседние, еще сохранившиеся помещения и оттуда в пещеру стала проникать жизнь. Насекомые и крысы, змеи и летучие мыши заселяли новые пространства. Не исключением стала и недвижная, покрытая известняком, статуя ДжиАй. Помет животных, паутина и трупики насекомых окончательно замаскировали робота на фоне камней и мусора. А еще через некоторое время аудио-сенсоры стали фиксировать человеческие голоса. Кто-то обживал заброшенные катакомбы...

Катерина прижимала к груди теплый посапывающий сверток. Наконец-то можно было передохнуть. Безумная гонка по пустоши вконец ее доконала. Спина разгоралась болью от недавних ударов хлыста. Хотелось пить и есть. Беспокойная Надин утихомирилась и мирно спала, причмокивая во сне пухлыми губками. Прислушавшись к ней, Катерина на время забыла события последних часов. Она назвала свою дочь в честь матери. Блистательная Надин вызывала благоговение и любовь Катерины. Судьба Надин Крэнстон, урожденной Фергюсон, сокрыта мрачными годами хаоса и послевоенной неразберихи. Катерина очнулась от своих мыслей и огляделась вокруг. В кромешной тьме взгляду не за что было зацепиться. Вдалеке слышались звуки капающей воды и громкий храп. Глаза женщины стали постепенно привыкать к темноте. Камера, в которую ее бросили, была не так уж и велика. Вернее, та часть огромного помещения, которая была отделена от основного пространства обвалившимися глыбами. Катерина поняла это по темнеющему отверстию под самым потолком и осыпающемуся нагромождению камней в дальней части своей камеры. Нет, здесь она оказалась не по своей воле. Причиной ее заключения были рейдеры - гроза караванов и мирных поселений. Налет банды Крэгхайнена, как называл себя главарь бандитов, был молниеносен. Все, что перевозил караван, а также люди, которые его сопровождали, оказались в этом мрачном логове бандитов.

Катерина не обольщалась насчет своего будущего. Перспектива невольничьего рынка была даже не так страшна по сравнению с насилием, которому женщины подвергались в подобных ситуациях. А у нее была маленькая дочь. Что ждет ее? Крошка Надин завозилась, дыхание ее участилось, и она заплакала, пробудившись от сна. Катерина попыталась успокоить дочь, но та заливалась плачем все громче и громче. Вздохи и шепот разбуженных невольников заполнили каменный коридор. В отдалении послышалось неразборчивое недовольное рычание. Пьяные голоса разбуженных бандитов гулко разносились по коридору. Тяжелые шаги приближались. Отблески чадящих факелов замаячили на каменных стенах. На мгновение тень огромной фигуры заслонила проем выхода. В замке камеры заскрежетал ключ и скрипнул массивный засов. Все это сопровождалось отборной руганью и угрозами в адрес всех пленников, а в особенности это касалось разоравшейся пигалицы. Наконец, подняв облако известковой пыли, решетка отворилась наружу, и в камеру шагнул грузный человек. Пламя факела металось, выхватывая из сумрака одну за другой живописные подробности его безвкусного одеяния и жирной фигуры. За спиной первого маячил его низкорослый товарищ, то и дело пытавшийся протиснуться вперед. Массивная туша вошедшего первым бандита заполняла собой почти все пространство у входа, и второму приходилось на цыпочках тянуться, чтобы заглянуть через плечо товарища.

- Ну что, Спарки, подержишь ее для меня? - возбужденно прогундел щуплый, - а малютку на жаркое! Как ты на это смотришь, а?

Жирный Спарки в очередной раз отпихнул ладонью голову своего похотливого напарника и пробасил в ответ так, что дрожь прошла под сводами пещеры:

- Одноглазый Крэг этого не одобрит. Но уж больно соблазнительна чертовка. А ну заткни пасть своей девчонке, - злобно прорычал толстяк Катерине, - а то не успеешь глазом моргнуть, как мы ее отправим в суп.

Катерина растерялась. Маленькая Надин продолжала заходиться плачем. Дрожа всем телом и еще крепче прижимая к себе дочь, Катерина стала пятиться вглубь пещеры. Боров Спарки, с хрипотцой придыхая и распространяя вокруг себя сивушный смрад, не торопясь стал продвигаться за ней.

- Будь умничкой, девочка, будь умничкой и останешься в живых. И дочурку мы твою не тронем, правда, Скунс? - ехидно и как-то по-бабьи фальшивил здоровяк.

- Спарки дело говорит, деточка! - очередная попытка протиснуться вперед окончилась для Скунса неудачей. - Да дай мне пролезть, наконец-то, ты, жирная пивная бочка!

- Уймись Скунс, и тебе перепадет, х-ха-ха-ааа..., - загоготал Спарки, брызгая слюной изо рта.

Толстопалая рука неожиданно проворно ухватила Катерину за горло, другой же рукой толстяк попытался вырвать Надин из рук матери. Отбиваться было бесполезно. Катерине ничего не оставалось делать, как истерически закричать...

ДжиАй уже на протяжении длительного времени фиксировал по звуковому каналу человеческую речь. Иногда это были и крики, но чаще обычная речь или просто ругань. Электронные контуры оцепеневшего мозга выполняли постоянную рутинную работу по анализу и ассоциативному поиску, а затем благополучно заполняли этим информационным мусором все новые и новые ячейки бездонной электронной памяти. Очередной человеческий крик, раздавшийся совсем близко, влился в приемный датчик, был немедленно оцифрован и принят в обработку. Всего лишь порция ничего не значащих звуков. Неожиданно в самых ранних пластах электронной памяти звуковой образ зацепил что-то похожее. Нет, не содержание слов или характер звука. Скорее, неуловимый тембр голоса, какие-то едва различимые особенности вызвали в оперативную память ДжиАй старые образы...

Мать и дочь стоят напротив испытательного бокса. Женщина держит девочку за руку, и, наклонясь, что-то шепчет ей на ухо. Другой рукой она показывает в сторону неподвижной фигуры робота, оплетенной проводами и гидроприводами. Сенсоры ДжиАй безошибочно фиксирует слова:

- Видишь, Кэти, вот это и есть наш добрый оловянный солдатик.

Девочка наморщила лобик и удивленно смотрит на мать.