Любовь с первой строчки (СИ)

Прочитываю отрывки из повести еще раз, более внимательно, и слышу свой внутренний голос, срывающийся на крик (уж я-то, дитя 20 века, умею кричать, и вслух, и про себя): я! я хочу стать твоей восторженной слушательницей, дорогой писатель!

Теперь на полках книжных магазинов я искала имя того самого автора, и все тщетно. А еще стала чаще задумываться. Отчего мне так скучно жить?! Обычная я девушка, простая, бесталанная, нет во мне особенных способностей, из-за которых могла бы страдать и мучиться. Здоровье, счастье в личной жизни и успехи в работе - все при мне, сын в школу пошел, терпеливый, любящий муж, (и зачем он, такой милый, красивый и воспитанный влюбился в меня, несносную, строптивую, совсем не ту, не такую, не правильную), радоваться бы, квартиру новую обустраивать, занавески развешивать, пироги печь... Отчего так тоскливо супружество? После свадьбы опьяняющий восторг новизны сменился ощущением обмана так же быстро, как меняются театральные декорации. Вроде шагала вверх и вперед, по широкой парадной лестнице, а очутилась - в ловушке. Стоп.. дальше никакого просвета: направо пойдешь - долг и усталость пожнешь, налево пойдешь -- в бытовой рутине увязнешь, прямо пойдешь - мечты разобьешь.

Впору надеть на плечи рюкзак, зашнуровать башмаки, взять да посох да пойти пешком, куда глаза глядят, через всю Русь-Матушку до самого Востока Дальнего! И будь что будет! Лишь бы вырваться! Не так давно прочитала в новостях, что одна иностранка, очевидно любительница экстрима, именно так и сделала. Не зная русского языка отправилась из Москвы в Сибирь. Дважды ее отправляли на психиатрическую экспертизу, несколько раз забирали в милицию, избивали по дороге, насиловали, а она все шла. Жаль, конец истории мне не известен.

Время летело, я продолжала топтаться на ограниченном, крохотном пятачке: работа, очередь в магазин, дом, собрание в школе, дом, работа, дом.. - иногда безропотно, иногда взрываясь бессильным протестом, постепенно забывая таинственного автора, так некстати, помимо моей воли ворвавшегося в сознание своей откровенной прозой, но в начале весны случилось удивительное, его книга окликнула меня на самом краю света.

В марте я получила подарок от мужа: путевку в Узбекистан. Наконец, после долгой и утомительной зимы, измученная духовным авитаминозом, нехваткой солнца, и более всего недостатком новых впечатлений, - я вырвалась на волю. Рассекая на гремящем автобусе пыльные просторы древней Согдианы, разглядывая минареты, мечети, лазурные дворцы с высохшими бассейнами, скучавшими по временам бурных вод и борьбе наложниц за султанское яблоко раздора; беседуя с болтливыми торговцами лепешек, выпытывающими у покупателей всю подноготную их семейной жизни, оглядываясь на смуглых аксакалов в полосатых халатах, неспешно семенящих верхом на осликах, - я отогревалась под палящим солнцем, насыщалась новой информацией и уже мечтала о возвращении домой. Узбекистан оказался вовсе не солнечным раем. Резкие перепады дневных и ночных температур, километры однообразных, малоэтажных построек -- изнуряли и утомляли. Толпы праздношатающихся мужчин на улицах городов -- раздражали и пугали.

Наш безотказный русский водитель иногда радовал нас, туристов, притормаживая возле сувенирных и книжных лавок. Чудеса экономики в застойное время были необъяснимы: в Ленинграде хорошие книги продавались под-под полы, а в Узбекистане они плотными рядами пылились на полках, совершенно не пользуясь спросом. Так во время очередной экскурсии, где-то между Самаркандом и Бухарой, я, не поверив глазам, замерла: вот она "Книга радости, книга печали", буднично и сиротливо стоит на стеллаже полупустого, похожего на просторный ангар, заштатного узбекского магазина. И опять при чтении включился магнит-зависимость. Мое место в Ленинграде, рядом с ним! Но как? Писатель - это же нечто недосягаемое, с ним невозможно по сиюминутной прихоти запросто взять, да и познакомиться.

Прошло много времени, и однажды, после очередного прочтения маленькой повести, я без раздумий и рассуждений набрала номер платной справочной службы. О, чудо! - мне почти сразу дали номер телефона Михаила Чулаки.

311 5763

- Алло -- мужской голос ответил неожиданно быстро, словно телефонная трубка лежала рядом с ним и ждала звонка.

- Здравствуйте, можно Михаила Чулаки?

- Да, это я..

- Вы Михаил Чулаки? Не возможно поверить!

- Представьтесь.

Голос на другом конце провода вовсе не разделял моего глупого восторга.

- Меня зовут Анна, я прочитала вашу "Книгу радости, книгу печали", и мне захотелось поделиться впечатлениями.

- Нуу... сейчас есть и другие опубликованные повести.

- Но где купить ваши книги, в магазинах их нет, а ту, единственную, я купила в Самарканде.

- Очень интересно. Нууу...Спросите в библиотеках, в Книжной лавке писателя на Невском.

- А увидеться, поговорить с вами, возможно?

- Хммм.. Надеюсь, скоро будет встреча с читателями, а пока все уточняется.

- Но попасть на эту встречу?

- Нууу... Давайте сделаем так: я вам позвоню, как только все определится.

- Вы мне?! Мой номер 788 88 22. - поспешно протараторила я, поймав писателя на слове, - Буду ждать!

Вот примерно таким был наш первый разговор. В смятении, я мучилась внутренним диалогом:

"Зачем обязательно встречаться с автором, если есть книги? Читай-нехочу!"

"Книги -- это конечно замечательно, но мне мало книг, мне нужно видеть того, кто их написал, и не просто видеть, но узнать, понять, заглянуть в его душу"

"Но желает ли этого писатель?"

"Не желаешь -- не пиши так проникновенно, а написал - держи ответ перед читателем!"

И я стала ждать звонка. Ожидание будоражило мое воображение, проходилось по нервам, даже окружающую меня рутину перестала замечать. Стою на улице в очереди за бананами, замершая, уставшая, переминаюсь с ноги на ногу, а самой так хорошо, так весело, словно от одного прикосновения к голосу любимого писателя внутри что-то заискрилось и забрезжило.

Пытаясь увидеть его внутренним зрением,. рисовала стандартный писательский образ, но, откровенно говоря, внешний облик загадочного автора интересовал меня меньше всего. Глядя на портреты Пушкина, Толстого или Достоевского, - можно ли задаваться вопросом о внешней красоте гениальной личности?

Фантазирую, выстраиваю всевозможные варианты, версии. Мы встретимся на Василеостровской.. нет, почему-то упорно вижу себя на Горьковской. Мы встретимся, он подпишет мне книгу, я засыплю его вопросами, и получив удовлетворение, довольная и гордая своей смелостью, быть может слегка разочарованная, наконец успокоюсь.

Прежде чем я услышала по телефону знакомый голос -- прошел месяц или чуть больше. Михаил Михайлович коротко, по-деловому сообщил: через два дня состоится творческий вечер в заводской библиотеке, для оформления пропуска нужно иметь при себе паспорт. И добавил: "Встретимся в шесть у метро Горьковская на выходе".

- Но вот как узнаем друг друга? - спросил после небольшой паузы.

Я растерялась. Спотыкаясь, начала бормотать: "Невысокая, неяркая блондинка, в черном плаще..." Описывать свой облик всегда не просто, особенно если твоя внешность северной провинциалки бесцветна и размыта, как заснеженные сибирские равнины, не производит впечатления и не притягивает взгляд. Писатель оборвал: не важно! Тогда я придумала новый вариант: у меня в руках будет его книга.

- Ладно, как-нибудь узнаем друг друга - сухо ответил Чулаки и повесил трубку.

Стоял туманный октябрь, сырой, промозглый. "Идти или нет, идти или нет..." Когда в назначенное время я выходила из метро, мой вид был далеко не парадный. Накануне я изрядно простыла, из носа текло, меня знобило то ли от волнения, то ли от холода, мучили сомнения, а перепалка с мужем "ей бы только из дома бежать, все равно куда!" - повергла в состояние обреченности и уныния. "Идти или нет, идти или нет..." Но в груди по-прежнему ухало, и уханье это, и волнение, и будоражившие воображение мысли не могли так просто сойти на нет и угаснуть сами по себе, превратившись в ничто, потому ровно в 18-ноль-ноль я ждала моего кумира возле стеклянной шайбы станции Горьковская. Смеркалось, моросил мелкий дождик. Народ быстро сбегал по ступенькам вниз и растворялся в уличной толпе. Иногда меня задевали, толкали как бездушный манекен. Время растянулось, потом остановилось, и когда было готово обратиться вспять, в этот момент из метро вышел высокий мужчина. Кожаное пальто, кожаная кепка, бледное, непроницаемое лицо....