Догоняя Птицу (СИ)

Девятый "А" превратился в одну пару стальных выжидающих глаз. Очертания его общего лица были расплывчаты. Коллектив не имел формы, он был хаотичен. Новая ученица не собиралась ни враждовать с ним, ни противопоставлять себя ему.

Хлипкая Гита смотрела в глаза девятого "А" внимательно, но бесстрашно.

Она мгновенно оценила моральную силу противника.

Оценка ее была невысока.

Затем, опустив глаза, прошла на свободное место.

Тут раздали листки для самостоятельной, и все принялись надписывать в верхнем углу число и фамилию. Придумывать ничего не требовалось, оценка от этого только снижалась. Надо было пересказать пройденную тему, вот и все. Чаще всего классная ни на шаг не отходила от школьной программы. Иногда Лота загадывала, какую фразу она сейчас произнесет. Лота редко ошибалась.

- Я не смогу ничего писать. К сожалению, - громко объявила Гита. - Мне в глаза лекарство закапали!

Глаза у нее были светлые, прозрачные, до самой глубины ясные и холодные, как стеклянные шарики из тех, что в ту пору валялись вдоль железной дороги. Несмотря на общую субтильность и болезненность, чуть опущенные наружные уголки ее глаз делали взгляд вызывающим, дерзким. Было очевидно, что никакие лекарства ей никуда не капали.

Класс оторопел. Так вели себя второгодники, которых отсеяли еще в конце восьмого. Классная тоже не верила Гите, но проглотила как миленькая. В этот миг Лоте показалось, что она боится новую ученицу. Или ее родителей.

И еще: голос. Можно было бы, наверное, сказать, что от звука ее голоса Лота проснулась. Но это было бы слишком. Слишком красиво. И все же именно глядя в ее глаза и услышав голос, она поняла, что скоро все изменится.

-Лотошина, занимайся своей работой, - сказала классная Лоте довольно резко.

Классная была права: Лота уставилась на новенькую, почти не моргая. Словно боялась, что та может развернуться и навсегда уйти туда, откуда явилась, и на всякий случай старалась все-все в ней разглядеть и запомнить. Черный кожаный браслет, утыканный заклепками-шипами. Длинную серебряную цепочку с пятиконечной звездой. Голубоватую губную помаду - эта помада была почти прозрачна, ее можно было бы запросто не заметить.

* * *

Лота подошла к Гите в коридоре сразу же после самостоятельной, которую Лота писала, а Гита нет. Обе появились в школе позже других. Лота проучилась три месяца, но до сих пор чувствовала себя не в своей тарелке, а Гита и вовсе была свежаком. Вот они и подружились. Это самое простое объяснение. Но позже, когда случилось все то, что случилось, Лоте казалось, что дело обстояло куда сложнее. Их подтолкнули друг к другу невидимые механизмы судьбы, которые пришли в движение. Вообще-то такие вещи обычно понимаешь потом, когда оглядываешься в прошлое, но Лота готова была поклясться: в тот миг, когда Гита вошла в класс, у нее возникло предчувствие.

Вблизи Гита оказалась еще более хрупкой, чем в дверях класса, зато гораздо более дружелюбной и совсем не жесткой, а наоборот, забавной и даже смешной.

-Пришлось написать, что Онегин и Печорин - лишние люди, - пожаловалась Лота, чтобы как-то завязать разговор. - А по-моему, они как раз ничего.

-Ой, да в книгах большинство героев лишние, - махнула рукой Гита. - Путаются под ногами, тормозят сюжет. Вот автору и приходится от них избавляться. То под поезд толкнет, то чем-нибудь их заразит. А то еще удобный был диагноз: нервная горячка. Ни в одном медицинском справочнике такой болезни не найдешь!

Лота удивилась. Похоже, новая ученица была не в курсе того, что и как изучают в школе.

-А если серьезно?

-Если серьезно, то у нас в стране вообще все люди лишние.

-Но можно зайти и с третьей стороны, - медленно добавила она, пристально глядя на Лоту и наблюдая за ее реакцией. - Каждый человек, которого мы встречаем на своем пути, отражает наши черты. А значит, лишним является тот, кто называет лишними других. Белинский и училка - лишние. А эти твои герои - нет.

-А ты раньше где-нибудь училась? - осторожно спросила Лота, не понимая, каким образом школьная программа прошла мимо сознания этой необычной девушки, не затронув его.

-Конечно, училась. Только это бесполезно.

-Что бесполезно?

-Меня бесполезно чему-нибудь учить. Я могу научиться сама. Если захочу.

-А почему?

-Потому что знания должны становиться частью меня самой. А если этого не происходит, они отваливаются. Думаю, это актуально для многих. А люди послушно зазубривают чужие слова, даже не вдумываясь в их содержание.

* * *

Так Гита появилась в Лотиной школе. А заодно и в жизни.

Она и стала для Лоты жизнью, которая заслонила собой школу, а потом и все остальное.

Вечерами Лота мыкалась в бабушкиной квартире, не зная, куда себя приткнуть. Все собрания сочинений, отдельные тома и старые "Новые миры" были прочитаны. Уроки кое-как выучены. Телевизор стоял в комнате бабушки, куда Лота старалась без надобности лишний раз не входить. Друзей в Москве у нее по-прежнему не было, она не подружилась даже с одноклассниками, сама не зная почему. Зато перед Гитой были распахнуты все двери. Выставки, квартиры с сомнительной репутацией, мастерские в аварийном состоянии, где рисовали голых натурщиц. Огромная, полная загадок и волнующих открытий студия ее отца, известного скульптора, где на полках и стеллажах выстроились ряды крынок, античных голов и торсов, алхимических колб и реторт, жестянок с тюбиками и засохшими кистями.

Главной же страстью Гиты были всякого рода мистические, таинственные и непознанные явления, которые она объединяла словом "магия". Точнее - Магия воздуха. Именно так, с большой буквы. Лота была уверена, что Гита сама же и выдумала эту Магию воздуха, с которой столько потом носилась. Выдумала, потому что в обычном мире жить ей было скучно, одиноко и очень непросто. В понимании Гиты, магия сводилась к нагнетанию особенной атмосферы, будоражащей и загадочной, преобразующей любой предмет и любого человека, который попадал в ее силовое поле: так море шлифует бутылочную стекляшку, превращая ее в драгоценный камень. Это была Гитландия - волшебная страна, дрейфующая по воле волн, ветра и Гитиного переменчивого настроения.

Единственным же пропуском в Гитландию была сама Гита.

Стоило Лоте встретиться с Гитой, и все преображалось, становясь волшебным. Камешки и птичьи перья, которые они подбирали на асфальте, приобретали свойства талисманов. Компот из яблок объявлялся приворотным зельем. Мусорные пустыри превращались в места магической силы. Каракули на заборах - в колдовские заклятья. Гаражи возле дома становились сказочным лесом. Мяукающие тени перебегали их маршруты, направляясь к своим норам и мискам. Нежные, сухие, как засохшие цветы, голубиные трупики похрустывали у них под ногами.

Наглухо запертый город, который упорно, день за днем игнорировал Лоту, послушно распахивался перед Гитой, как заколдованный замок перед наследной принцессой.

Даже вывески над магазинами, заурядные, столько раз виденные вывески, мимо которых ежедневно проходили, не оборачиваясь, рассказывали о чем-то новом. "Хлеб" являл собой образ дородного поджаристого хлеба, с помощью которого задабривают духов лесов и полей, а заодно городских улиц и перекрестков. "Овощи-фрукты" - о первобытных традициях агрикультуры и садоводства. При виде вывески "Продукты" становилась очевидна сокровенная сущность сахара, соли, мяса и молока, их бессмертная душа, о которой не задумываются и не вспоминают ни продавцы, взвешивающие эти продукты на весах и заворачивающие в бумагу, ни покупатели, укладывающие свертки в сумку. Даже при слове "Почта" у Лоты замирало сердце: ей представлялись тысячи невидимых линий, пересекавших во всех направлениях географическую карту планеты. Мир дышал, его многомудрое сердце билось. И чем дальше продвигались Лота и Гита внутрь города, минуя одну улицу за другой, тем отчетливее ощущалось его биение, сливаясь с чуть слышным трепетанием их собственных маленьких сердец. И мнилось Лоте, что уже за следующим поворотом, через несколько домов Гитландия перейдет в Зазеркалье - в зеленоватую сновидческую реальность, где можно понимать друг друга без слов и зарисовывать собственные мысли в виде диковинных четырехмерных обозначений.