Княжеский отпуск (СИ)

Князь вскочил, как ужаленный:

- Что?! Она здесь?!

- Да.

Он уже натягивал сапоги:

- Где она?

- У себя, в комнате, просила вас прийти.

Князь чуть не сшиб Глашку выбегая из комнаты в распахнутом кителе.

Ворвавшись без стука в старухину комнату, он увидел её на кровати. "И эта болеет", - подумал он.

- Заходи, родимый, - сказала она тихо, - дверь только прикрой получше.

Он присел за стол. Старуха лежала на спине и вдыхала спёртый воздух широко открытым ртом, как рыба, выброшенная на берег.

- Ты мне скажи, - проговорила она, облизывая сухие губы, - ты в Бога веришь?

- Верю! А как же? - ответил князь.

- Ну а в дьявола?

- А зачем в него верить, когда мне и Бога хватает?

Тут она повернула к нему измождённое лицо и сказала:

- Э, милый, не скажи: где один, там и другой - по иному у нас в миру не выходит.

- Как это? - удивился он.

- Да вот так, - ответила она тихо, и снова уставилась в низкий грязный потолок. - Думаешь, раз в Бога уверовал, так и дьявол от тебя отошёл что ли?

- Да, наверное. "Ох, не нравятся мне эти разговоры", - подумал он.

- Мало ли, что тебе не нравится. Ладно, молод ты ещё: шишек не набил. Я вот что хочу сказать: сила - она всегда спасает. Так ли, служивый?

- Ну так, - он пожал плечами.

- Не "ну", а "так точно" надо говорить, - сказала она еле дыша и силясь улыбнуться.

Она закрыла глаза и заныла, трогая свой бок:

- А сила всегда пригодится. Я чего к тебе с этим разговором, - повернув голову к князю, она показала ослабевшей рукой в сторону полок, - дай-ка мне во-он ту ветку обрезанную, в треть аршина, на второй полке, та что к окну ближе.

Он потянулся к пыльной растресканной полке и нащупал там деревяшку - необструганную толстую ветку.

- Дай мне - подержу её не много, - слабо прошептала она.

Он протянул ей ветку. Она взяла её, снова закрыла глаза, губы зашептали неведомые ему слова, то ли дикая смесь латыни с французским, то ли немецкого с английским, и очень тихо - тише любого шёпота. Потом замолчала, переводя дыхание. Ещё не много пошептала и спросила:

- Ну, я так и не поняла: сила тебе понадобиться или как?

- Не знаю, наверное, - он не мог понять, чего она хочет.

- Вот что я скажу тебе, солдатик: война скоро будет страшная. Пошлют тебя не в твоём чине, а как простых солдат посылают - за провинность какую-то. И не откупишься никакими подарками, не выбьешь себе тихого местечка никакими знакомствами: в самое пекло пошлют. Будешь с солдатами, своими близкими товарищами, лошадей запрягать, ядра к пушкам носить, врага штыком колоть. Много крови вражьей будет на руках твоих.., - она тяжело закашлялась, - раненых, безруких да безногих, таскать на себе будешь, аж кровь по спине твоей литься будет.., много раненых.., - она сглотнула и снова закашляла.

Он хотел налить ей воды и уже встал, чтобы подойти к ведру, но она шикнула:

- Сядь, не перебивай. Мне чуток осталось. Хочу, чтобы ты в живых остался - и здесь, и там... Жить тебе надо: детишек нарожать, внучков понянчить...

Она повернулась к нему:

- Возьми эту палку и береги её пуще глаз своих, храни при себе, ни кому не показывай и не рассказывай. Сохранишь тогда себе жизнь, хотя через такой огонь адов пройдёшь, что другим и не снилось...

Она замолчала - силы были на исходе. Тут она приподнялась на локте:

- А теперь о главном, о старикашке том, главаре. Он - получеловек, как и я, только обличье его волчье. Сделал всё-таки, волчара, как задумывал.., - тут она откинула одеяло и показала свой окровавленный бок с почерневшими дырами от больших зубов:

- Глянь, что сделал паразит - эта смертельная.., от неё я уже и не чаю спастись... Напал на меня не далеко от дома: вылетел из кустов без единого рыка, вцепился в бок, как шакал подлый, я ничего и сделать-то не успела. Еле вырвалась, но след свой, вишь, оставил... Ох, и травки теперь не помогут от этой пасти гнилой.

Она прервалась и вновь захрипела.

- Ты вот что сделай, - сказала она сквозь хрип, - найди того, который жив остался, и добейся всех признаний. Слышишь? Тебе в будущем это поможет. А самое главное я тебе не раз говорила: уезжай отсюда, если в живых хочешь остаться... Всё, иди с миром.

Она закрыла глаза. Князь слышал только её тяжёлое хриплое дыхание. Посидел ещё не много - старуха не поворачивалась.

Выйдя из комнаты, тихо прикрыл дверь. Дойдя до могильных камней, что стояли во дворе у бочек, он вспомнил, что забыл взять палку. Когда вернулся назад - посмотрел на старуху и обомлел: лицо её почернело, руки странно вытянулись, а пальцы сжались в кулаки с такой силой, что вот-вот проткнут ладони. Она не дышала.

Тишина стояла такая, будто эта комната была самым тихим на земле местом. Много позже князь узнал, что подобную тишину называют "молитвой без слов" или "дыханием ангела". В такие минуты важно оставаться абсолютно не подвижным: человеческое тело окутывается прозрачным коконом, который не даёт проникнуть никаким звукам. Кокон напитывает тело необъяснимой энергией, и она сохраняется до конца жизни, оберегая человека от любых неприятностей. С некоторыми людьми такое случается раз в жизни в переломный момент. Теперь это произошло и с Сергеем Петровичем: он оставался недвижим - руки и ноги держал кто-то большой и сильный, а всё его тело, обложенное невидимой ватой, нагревалось изнутри необъяснимым теплом. Вся комната наполнилась золотисто-белым светом от не видимого источника, и даже тело старухи было окружено едва заметным сиянием. Князю на миг показалось, что старуха чуть улыбнулась, будто видела приятный лёгкий сон...

Тишина внезапно нарушилась птичьим гомоном, ворвавшимся снаружи. Князь в первый момент был оглушён им, но одновременно почувствовал себя свободным от невидимых рук. И тут он снова вспомнил о палке, но где только ни искал её: на кровати, на полках, на столе среди склянок и пучков травы - палка словно испарилась.

Он вернулся в дом, нашёл Глашку:

- Матрёна Тимофеевна, кажется, померла, - его голос звучал по-будничному равнодушно: таким тоном отдавались ежедневные распоряжения. Сейчас князь испытывал не тяжесть утраты знакомого человека, а сильное желание рухнуть на кровать, накрыться с головой толстым непроницаемым одеялом и провалиться в чёрную глубину сна, где его никто бы не донимал.

Его спокойные усталые глаза встретились с глашкиными глазами цвета почерневшего серебра, наполненными влагой. Он равнодушно наблюдал, как она охнула, коснулась жилистыми руками своего исхудалого лица, и стояла так в молчаливом испуге, помня о том, что смерть за одним не приходит, а будет брать ещё и ещё...

Князь отвернулся и пошёл к себе. Не раздеваясь, лёг на кровать и уснул. Сквозь сон, бывшим лишь сплошным серым туманом, а не цветными картинками, он слышал не приятный повторяющийся звук, который его и разбудил - хлопала балконная дверь. В наступившей ночи поднялся сильный ветер и начался долгожданный дождь. Он лил так, будто хотел за одно мгновение обрушить мощным холодным потоком всю накопленную за много дней силу. Двигаясь медленно сплошной стеной в сторону кладбища, он обмывал особняк с восточной стороны и заливал балкон - ещё чуть-чуть и вода хлынет в комнату, не успев вылиться за пределы балконной площадки.

Князь встал, подошёл к двери, чтобы закрыть её на медную щеколду, и вдруг увидел - на балконе кто-то стоял в белой рубахе. Его ноги налились тяжестью, словно их туго перевязали верёвкой и они наполнились кровью. Его затошнило. Не имея сил двинуться с места, он мог лишь смотреть туда - на балкон сквозь белый тюль, толкаемый ветром. То что было в белой рубахе, обернулось и посмотрело на князя. Его чутьё, подсказавшее нелепейшую догадку, и тут же безжалостно отброшенную, оказалось жестоко правдивым: это была ОНА... Она пришла... Оттуда...

Он услышал тихое, пугающе-знакомое хихиканье. Тюль резко отбросился сам собою, и старуха сделала шаг вперёд.