Прогулка (СИ)

Удивляя своей внезапной вспыльчивости, Олег Иванович спросил уже довольно миролюбиво:

-- Почему ко мне не приходит жена? Я её ждал эти дни.

В ответ главврач поморщился, как от зубной боли. По всей видимости, ему не хотелось произносить то, что он должен был сказать.

-- Ваша жена звонила мне, очень ругала вас, сказала, что ноги её здесь не будет.

-- Но почему?

-- Она нашла в вашем сотовом телефоне эсэмэски от какой-то Юлии. Вам известно о ком идет речь?

-- Да, эта девушка моя студентка. Она недавно приходила ко мне.

-- Что же вы не убрали переписку из телефона? -- Никитин с иронией посмотрел на Олега Ивановича, -- если ходите налево, так хвосты хоть подчищайте вовремя, профессор!

-- Я совсем забыл! Болезнь и все такое. О телефоне даже не вспомнил!

-- Хорошо, Олег Иванович, извините, но у меня много работы.

Поднявшись, чтобы уйти в свою палату, Олег Иванович не выдержал и повторил с внутренней убежденностью:

-- Я все равно уйду отсюда. Вот увидите!

-- Хорошо, посмотрим, посмотрим! -- побурчал главврач, не обративший никакого внимания на его слова и уже наполовину погруженный в историю болезни недавно поступившего пациента.

Когда Кузнецов вернулся, его сосед лежал на кровати, мрачно уставясь в потолок. Как еще раньше заметил Олег Иванович, сосед имел ничем не примечательное лицо, длинное, вытянутое, с унылым носом и тоскливыми глазами алкоголика. Все это время они не разговаривали.

На тумбочке негромко играл магнитофон опять что-то из Высоцкого -- видимо, сосед был его любителем. Олег Иванович разобрал слова знаменитой песни о Бермудском треугольнике:

"Взвился бывший алкоголик, матершинник и крамольник:

"Надо выпить треугольник, на троих его даешь?"

Разошелся, так и сыпет: "Треугольник будет выпит!

Будь он параллелепипед, будь он круг, едрена вошь".

-- Выпить есть? -- вдруг спросил сосед, словно песня Высоцкого пробудила у него желание поддать.

-- Нет! -- удивленно ответил Кузнецов, -- откуда здесь?

-- К тебе же дочка приходила, может, принесла поллитру? -- с надеждой в голосе поинтересовался сосед

-- Нет, ничего не приносила. К тому же это не дочка. Да и жарко сейчас пить, на улице зной стоит, как в Африке.

-- Это ничего, мы русские привычные. В бане жара-то не меньше, а как примешь рюмочку, закусишь хрустящим огурцом и пофигу веники! Значит, говоришь, не дочка? А кто? -- сосед повернулся на кровати в сторону Кузнецова, чтобы поддержать разговор. Ему, наверное, было ужасно скучно.

-- Так, студентка.

-- Понятно. Тебя как зовут?

-- Олег, а вас?

-- Меня Толян. В автосервисе работаю, слесарем. Запойный я, но в последний раз крепко забухал, словил "белочку" и сюда, в дурку, жена сдала. Показалось, что черти бегают по квартире. Я взял молоток и начал их гонять. А они увертливые, сволочи!

-- Чем же дело кончилось? -- спросил, улыбаясь, Олег Иванович.

-- Чем, чем -- развалил журнальный столик на кусочки! Теперь не собрать. Жена в слезы, ну и поволокла сюда. А ты, значит, препод, если к тебе студентки бегают?

-- Да. Был преподавателем в университете. Думаю, скоро туда вернусь.

-- Я тоже, только отлежусь немного. Ко мне уже хозяин сервиса приезжал, узнать, как я тут -- руки-то у меня золотые, только слаб я по этому делу, -- он щелкнул себя по горлу, -- тяжело удержаться. Слушай, а ты чё меня за руку щипал? Я уж хотел дать тебе в бубен, а потом вижу, что ты не в себе, лады, думаю, пускай щиплет, если так нравится.

-- Я думал, что вы Бенкендорф.

-- Бенкен... кто?

-- Граф Бенкендорф, жил давно, при Пушкине. У меня видение такое было, так что извините, если синяки поставил.

-- Ничего, у меня кость рабочая, к синякам привычная. Хотя высшее техническое имеется. Только в инженеры не пошел -- при Советах мало платили, не то, что в автомастерской. Так что отработал по принудиловке три года в Коломне и свалил на вольные хлеба.

-- Значит, вы слесарь? А вот замки дверные можете открывать?

-- Для меня это плевое дело -- на раз.

-- А наши замки, здесь, в больнице?

-- И здесь могу, только инструмент нужен. А ты что, свалить хочешь? -- Толян посмотрел с тоской в окно, словно пытался в пелене белесой дымки что-то разглядеть, -- а мне нельзя. Надо долечиться -- жена всю плешь проела, да и я сам понимаю. Из-за бухла клиенты уходят. А какие у меня клиенты, знаешь? У них тачки непростые -- навороченные: Лексусы, Тайоты, Мерсы. Вот ты говоришь Бенкендорф, а про Бентли или Порше слышал?

-- Нет.

-- То-то же! Такие машины стоят целых квартир в Москве. Вот какие у меня клиенты! Но пьянка всё портит! -- с сожалением заключил Толян.

-- Тогда, конечно, есть смысл долечиться.

Разочарованно посмотрев на профессора, будто ожидал от него других слов, автослесарь опять лег на кровать и прикрыл глаза.

Олег Иванович прошел к своей кровати, взял с тумбочки бутылку минеральной воды, принесенную Юлией. Он открыл её и жадными глотками выпил воду прямо из горлышка. На теле сразу выступила испарина.

"Да, жара, -- подумал Кузнецов, -- совсем как летом тридцать четвертого года".

Тем летом, они, как обычно выехали в Царское Село. Огромное раскаленное солнце висело у горизонта. Стояла удушливая жара, которая из-за близости Балтики переносилась еще тяжелее. Эта влажная жара напомнила ему знаменитые ананасные оранжереи под Петербургом, куда он заглянул однажды, будучи еще мальчиком. Они остались после царствования бабки Екатерины Великой.

"Тьфу, черт! -- подумал Кузнецов, -- но я же не император! И откуда в голову лезет вся эта бредятина? -- Он искоса посмотрел на лежащего автослесаря. -- Попросить обед что ли?"

Однако есть, совсем не хотелось.

Обед им обычно привозили в палату на тележке два санитара. Тележка из пищевого алюминия была постоянно облита жиром, который никто не удосуживался соскоблить, она неприятно пахла. Нет, есть он не будет.

Кузнецов улегся на кровать.

В магнитофоне закончилась кассета, он автоматически выключился с громким щелчком. Наступившая тишина так ударила по ушам, что Олег Иванович зажал их руками, бездумно уставился на белый потолок над собой.

Профессор не знал, что незадолго перед этим, слесарь Толя побывал в кабинете главврача Никитина.

-- Анатолий Петрович, -- сказал тот, хитро прищурившись, -- рад сообщить, что вы идете на поправку. Еще немного и будем выписываться.

-- Спасибо, Василий Павлович, -- довольно ответил Толик, -- дома меня заждались, да и на работу уже пора -- клиенты ждут!

-- Да, да, конечно. Только у меня одна просьба, она касается вашего соседа. Понимаете, он тихий, вреда не сделает, но у него есть один пунктик -- хочет сбежать. Из моей больницы еще никто не бегал. Запоры здесь крепкие, персонал грамотный, но всё же...

-- Присмотреть что ли надо? Так я сделаю!

-- Вот и отлично! Думаю, в ближайшее время у Кузнецова наступит улучшение, ждать долго не придется.

Олег Иванович проснулся в полночь. Вокруг стояла тишина, только сосед рядом тихо сопел во сне. Из окна в комнату попадал бледный мертвенный свет. Палата Кузнецова находилась на втором этаже, окна были забраны решетками снаружи. Воздух в комнате к ночи сделался плотным, густым, с тяжелым запахом гари от горящих лесов и торфяников Подмосковья. К тому же, сама больница, как понял Кузнецов, находилась на юго-востоке Москвы, с той самой стороны, откуда ветер гнал волны белого дыма на город.

Медленно, словно лунатик, вставший посреди ночи с кровати, Кузнецов подошел к окну. Он прижался к стеклу лбом, думая, что стекло хоть немного охладит лицо. Но стекло тоже было горячим. Тогда он провел рукой по телу -- оно было всё в липком поту.

У него возникло сильное желание скинуть с себя одежду и вытереться насухо, остаться здесь, в этой комнате, совершенно голым. Но Олег Иванович не сделал этого -- вдруг сосед проснется и подумает что-то нехорошее. Поэтому Кузнецов остался стоять на месте, у окна как был, в больничной пижаме.