Игрушка (СИ)

"Кто тут покупатель, а кто продавец? - спросила Людмила.

"Продавец - рабочий пролетариат. Он продаёт свои рабочие руки, свою способность мыслить, то есть свою голову, которая помогает рукам лучше созидать. А покупатель - тот, кто эти руки и головы нанимает. Здесь, во Франции, их называют bourgeois, у нас - мироедами раньше, а теперь - буржуазией. Карл Маркс решил преодолеть антагонизм буржуазии и пролетариата так: покупателями и продавцами пусть будут одни и те же люди. Рабочие берут власть, делаются диктаторами. Национализируют производство и там командуют. Буржуазия исчезает; и все живут счастливо. 34В России большевики приступили уже к реализации этой идеи. Вряд ли что у них путного получится. Пока в мире продукты становятся товарами, пока деньги людям нужны для жизни - большевистским способом ничего к лучшему не изменишь. Тут нужно что-то другое", - Чарнота не успел договорить. В голове колонны, которая уже удалилась метров на пятьдесят, послышались крики и вся колонна встала. Чарнота ловко, по мальчишески, взобрался на фонарный столб. Некоторое время провисел там, вглядываясь вперёд, затем спустился.

"Уходить отсюда надо, Люсенька. - Сказал он. - Сейчас драка начнётся. Впереди полиция".

Они прошли в хвост колонны и свернули налево в ближайший переулок. До дома Чарноты они добрались за два часа, вместо предполагаемого одного.

--------

В комнате у Чарноты царил "мужской порядок": незастланная постель, одна подушка на полу (всего их у него было три), лужа под умывальником, письменный стол, заваленный бумагами, всё-таки имел элемент другого порядка - пятитомник Добролюбова аккуратной стопкой лежал на его крае.

Людмила провела пальцем по деревянной спинке кровати и на ней чётко обозначилась полоса, очищенная от пыли.

"Так, Гриня, ты делай что хочешь, а я займусь уборкой", - тоном, не терпящим возражений, заявила она. Чарнота, артистично склонив голову, молча продемонстрировал покорное согласие. Он сел за свой письменный 35стол, открыл уже прочитанный первый том Добролюбова, но не стал его читать повторно, а украдкой стал наблюдать за действиями Людмилы. Вот она застелила постель, вот намочила тряпку и стала стирать пыль, вот сходила за водой и принялась мыть пол. Та уверенность в движениях, та женская сила, которая восхищала Чарноту в женщинах, знающих что им нужно, те эротические позы, которые невольно принимает женщина, моющая пол, так умиляли его, что слёзы навернулись на глазах. Прямо сейчас ещё раз он явственно ощутил, что не сможет жить без этой женщины. Она уже составляла его вторую половину и он теперь затруднялся сказать какая из этих половин для него главнее, ибо он чувствовал, что как горе, так и благо этой его новой половины становились и его горем, и его благом.

Закончив уборку, Людмила вымыла руки и присела на кровать. Чарнота всё также неподвижно сидел, склонившись над книгой. Но от внимания женщины не ускользнуло то, что он, пока она делала уборку, ни одной страницы не перевернул.

"Расскажи мне, Гришенька, что ты вычитал у Добролюбова?" - попросила она.

Он, не вставая со стула, развернулся к ней лицом и она увидела глаза счастливого человека; нет - не человека вообще, а - глаза счастливого

мужчины. Она подошла, села к нему на колени, обняла за голову и прижалась щекой к его густой шевелюре. В следующее мгновение они оказались на кровати... Через час ей вновь пришлось застилать постель.

36 Потом, а он рассказывал ей о Добролюбове: "Всего 26 лет довелось прожить человеку, а всё-таки успел сказать своё слово. Вот ты говоришь, что хам пришёл в России к власти. А он встал на сторону этого хама уже в 1857 году. Уже тогда он говорил, что расколот народ на кучку дармоедов, которые властвуют, управляют, судят, поучают и на тех, кто пашет, строит, защищает от внешнего врага этих дармоедов. И обе эти половины враждебно смотрят друг на друга. Уже тогда нужно было всем бросить свои эгоистичные делишки и искать пути к примирению - заняться главным делом. А эта кучка купалась в роскоши, не понимая, что личное благо не может быть вне блага общего".

"А кем был этот Добролюбов? Сам-то чем занимался?" - перебила его эмоциональную речь своим вопросом Людмила.

Григорий Лукьянович осёкся, как будто очнулся от какого-то наваждения. Разгоревшийся было в глазах огонь борьбы потух, сменившись ровным тёплым светом доброты и ласки.

"Да он, Люсенька, писателем был; критиком-публицистом. Писал отзывы по прочитанным им литературным произведениям. Иногда и сам писал прозу - рассказы", - ответил он, нежно поглаживая Людмилу по голой руке.

"О, ты бы видела, что писал этот человек прямо, открытым текстом!" Чарнота взял со стола один том. Открыл его на заложенной странице и прочёл: "Уничтожение дармоедов и возвеличение труда - вот постоянные 37тенденции истории". И, закрыв книгу, от себя добавил:

"Уже тогда он одну половину звал к топору против другой и в 1917 году - это свершилось".

"Такое говорил, и как же его не посадили?" - тихо спросила Людмила.

"Не успели, наверное", - не сразу ответил Чарнота.

"Вот и Александра Сергеевича нужно было сажать". - лукаво посмотрел на Людмилу Чарнота.

"Кого? Пушкина, что ли?" - удивилась Людмила, - его то за что?"

"А вот за что. - Чарнота вышел на середину комнаты и продекламировал:

"Мы добрых граждан позабавим

И у позорного столпа

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим".

Людмила от удивления открыла рот. Некоторое мгновение всматривалась в хитрое лицо Чарноты, а потом сказала: "Да Пушкин ли это?!"

"Кто же ещё. Датировано 1819 годом. Автору - 20 лет. Слышишь музыку стиха? Он это. Больше так никто не мог написать".

"Музыка... тут людей собираются убивать, а он о музыке говорит", - возмутилась Людмила.

"Убивать он их собирался, видимо, за то, что они убивали, а тех, кто только протестовал, тоже посылали умирать в тьму-таракань. 38Чернышевского на 20 лет упрятали за Полярный круг". - Чарнота бы и дальше продолжал приводить аргументы, но Людмила остановила его вопросом.

"Откуда ты взял эти стихи?" - спросила она.

"Библиотека Сорбонны открыта для всех. Но вернёмся к Добролюбову", - сказав это, Григорий Лукьянович подошёл к столу и вновь взял томик в руки.

"А вот ещё, - и он, повысив голос, прочёл, - "Дармоедство прячется под покровом капитала". Это он камень в буржуйский народ бросил. Видела вчера демонстрацию. Вот этот камень и вложил Карл Маркс в руки наших революционеров. А кто такие революционеры? Да, прежде всего, это разрушители. В государственности России рушить нужно было много, но не всё. А революционеры - это особые люди. И особенность этих людей в том, что они революцию сделали своей профессией. А что такое революция? А революция - это катастрофа. Вот и получается, что революционеры - это специалисты по производству катастроф. Кому из нормальных народов нужны такие специалисты? России оказались нужны! Значит, мы в чём-то не нормальны".

Глаза Чарноты стали вновь загораться бешеным огнём. Она взяла его руку, поднесла к губам и поцеловала в тыльную сторону ладони.

"Ах, Люсенька, как тошно сознавать, что и я, и мои родители ведь и были же теми дармоедами", - тихо сказал он, обняв женщину и прижав её к себе.

39 "Ну, какой же ты дармоед. Вон руки какие у тебя мозолистые", - сказала она, продолжая держать руку Чарноты в своих руках.

"Это нужда заставила, а так я точно знаю - пил бы, кутил, по бабам таскался, а в конце так и издох бы слепым, старым котёнком. Я вот никак не пойму: откуда таким зрячим Добролюбов-то родился?"

Он вновь открыл на закладке книгу и прочёл: "От идеи своего народа и государства, человек, не останавливающийся в своём развитии, возвышается посредством чужих народностей до идеи и государства вообще, и, наконец, постигает отвлечённую идею человечества".