Дети Шини (СИ)

- С Решетниковыми?

- Нет, конечно, - папа стойко проглотил мою шпильку. - Только ты и я. У мамы наметился очень важный договор.

- Ну, хорошо, - сдалась я. - Завтра у нас никаких контрольных, а два последних урока - физкультура.

В парк Горького мы добирались долго из-за пробок, казалось, что всем жителям Москвы в этот день срочно понадобилось куда-то ехать.

Я возмутилась, а папа пояснил, что ничего удивительного в этом нет, и они с мамой каждый день так на работу ездят. А вечером ещё хуже, поэтому до дома, порой, они добираются часа два, а то и больше. И велел приготовиться к долгой поездке. И я приготовилась. Достала телефон и полезла в ВК, но он строго посмотрел на меня, отнял телефон и кинул его на заднее сидение.

- Хватит. Я же взял отгул. Значит, и ты можешь на время отложить свои дела. Как успехи в школе?

- Как обычно.

- Подтянула, наконец, свою физику?

- Не особо.

- Как же ты собираешься по ней ЕГЭ сдавать?

- А я и не буду сдавать физику.

- В твоём институте отменили физику?

- В моём институте? Ты даже не знаешь, куда я собиралась.

- Куда-то, где нужно кроме математики сдавать физику.

- Я передумала туда поступать.

- То есть как?

- Мне теперь биология нужна.

- На что тебе сдалась биология?

- Я на психолога пойду. Детского.

- Тоня, что за блажь? За полкопейки в школе сидеть? Кому нужны эти психологи?

Папа не то, чтобы расстроился, скорее был озадачен нелогичностью происходящего, как если бы стрелки часов вдруг начали двигаться в другую сторону.

- В том-то и дело, папа, что никто никому не нужен, и никто ничего не замечает.

- О чем вообще речь?

- О том, что всё взаимозависимо и взаимопроникновенно.

Папа изобразил, что из-за моих слов стреляет себе в висок. Я попробовала объяснить.

- Короче, я не хочу, чтобы взрослые, такие, какие они сейчас, лечили детей от своих же болезней. Это нечестно и несправедливо. Это не наше поколение такое, а ваше. Потому что вы слишком погрузились в себя и зациклились на своей нормальности.

- Откуда такие мысли? Я в твоём возрасте ни о чем подобном и не думал.

- Только не обижайся, пожалуйста, но как вы можете нас воспитывать, если сами не знаете как правильно? И от этого всё становится таким запутанным, что даже начинает казаться, что в какую сторону не шагни, всё бессмысленно. А мне бы хотелось, чтобы люди не чувствовали одиночества, ненужности и страха оттого, что им предстоит в этом жить.

- Боже, Тоня, ты стала идеалисткой? Никогда бы не подумал.

- Нет, папа, я реалистка. Я живу в этом и вижу, как вы убиваете нас, нашими же руками. Навешиваете ярлыки, сваливаете всё в одну общую кучу и изо всех сил доказываете нам какие мы уроды и дебилы.

- Ну-ну, - насмешливо ухмыльнулся папа. - А вы правда уроды и дебилы?

- В том-то и дело, что нет!

- Тогда докажите обратное, что вам мешает?

- То, что это ваш мир, и вы в нем устанавливаете свои правила.

- А по каким, интересно, правилам ты собираешься кого-то воспитывать?

- По другим. По хорошим.

- Знаешь, Тоня, когда мне было столько же, сколько и тебе, я тоже считал, что взрослым и, в первую очередь моим родителям, плевать на меня.

Я жил совсем в другое время, тебе даже сложно представить в какое. Просто в другое. Когда я ходил в детский сад, у нас из девяти мальчиков трое носили совершенно одинаковые куртки - синие с красным, другие трое просто темно-синие.

У пары ребят были очень похожие коричневые пальто и только один ходил в куртке совсем не похожей на остальные - в перешитой отцовской.

Но тогда это никого не беспокоило, это вообще было неважно, и какое-то время было неважно, только потом вдруг начались перемены. Союз распался, и вся страна стала перестраиваться на новый лад.

И уже когда я ходил в третий класс у пятерых пацанов были новые, разноцветные куртки, а в шестом - у всех, кроме одного, который всё равно ходил в перешитой отцовской куртке. Я не знаю как сейчас, но тогда подобное было очень унизительно.

Неожиданно, в один прекрасный день, люди разделились на "богатых" и "бедных". Во всяком случае, у детей это было очень сильно заметно.

И моя эта ненавистная куртка сразу говорила всем о том, что мои родители "бедные" и неудачники. А я - нищий.

У всех мамы с папой, кто на рынках торговал, кто в Турцию ездил - вещи на продажу возил, кто-то кооперативы пооткрывал, даже те, кто работал на предприятиях и то, крутились как-то, а мой папа как был обычным рядовым художником на пищевом комбинате, так и остался.

И если раньше комбинат давал заказы, то в девяностых закрылся, и папа ушел в глубокую депрессию, но не на другую работу. Так что тянула нас только твоя бабушка Лиза, но и у неё в НИИ сложности были, а папа совсем не работал, только целыми днями стоял дома у окна, смотрел на березу, которая росла неподалёку, вздыхал о том как жизнь быстро проходит и говорил "Удивительно, какая кругом бездуховность. Что деньги сделали с людьми? Как жить с этим?".

Так что, когда мне было пятнадцать, я мог нормально питаться только у твоей мамы в гостях, потому что традиционный куриный суп и картошку мой высокодуховный папа обычно съедал ещё до того, как я успевал вернуться из школы.

И это тогда, когда люди уже заграницу отдыхать ездили и покупали иномарки. У всех ребят в школе давно были магнитофоны и плееры, но не у меня. Поэтому, из-за того, что я "нищий" со мной мало кто общался.

Знаешь, ведь это же очень неприятно, когда оценивают не твой ум, не личные качества, а есть ли у тебя пейджер или видак. И если нет, то ты - изгой. Дрянной и ущербный.

В итоге я сам тогда пошел и устроился в палатку - видеокассетами торговать. И ничего, как оказалось, страшного со мной не произошло, и никакой "Золотой телец", как говорил мой папа, меня не поработил, а просто я смог есть по-человечески и одеваться по-человечески, и не чувствовать себя хуже остальных.

А когда мы с твоей мамой поженились, я ей и себе клятву дал, что деньги у нас в семье будут всегда, понимаешь?

Что я буду таким родителем, который может обеспечить своего ребенка всем, что нужно, чтобы ему никогда не было стыдно перед другими, понимаешь? - папа задумчиво помолчал. - И очень желаю тебе, Тоня, попытаться стать безупречным родителем.