Крики солнца (СИ)

С трудом верилось, что героиня фотографий сидит перед ними, и пальцы её не гнутся, пытаясь удержать чашку с кофе. В углу молчал и покрывался пылью патефон; по паркету вальяжно расхаживала толстая персидская кошка. Капризно морща нос, Марго жаловалась, что от неё всюду шерсть, а уборщица (теперь ведь днём с огнём не найдёшь работящую девушку) совсем не следит за этим. Отдельная комната у Марго была отведена под гардероб и коллекцию масок - в совокупности получался почти музей. Вот там Эдуардо застрял надолго, разглядывая маски с перьями и без, с блёстками, с золотой и серебряной росписью, полумаски и закрывающие всё лицо, с застёжками и на палочках... Даже с хоботом. Но Марко нравился "чумной доктор" - маска с длинным клювом и очень узкими прорезями для глаз; он любил её за мрачную и колоритную историю.

- Точно, их носили врачи во время чумы, - проскрипела Марго, прикуривая тонкую сигарету; Эдуардо сомневался, что ей можно курить в таком возрасте, но не стал ничего говорить. - Чтобы их узнавали и чтобы не заразиться. Вроде бы так, не уверена.

- Но всё равно заражались, - не то спросил, не то сказал Марко.

- Но всё равно заражались, - эхом отозвалась Марго. Её глаза прятались в морщинках так плотно, что невозможно было разобрать цвет. - Заражались и умирали. Вот как я совсем скоро.

- Ну что за приступ пессимизма, - упрекнул Марко - однако без улыбки. И вдруг, точно вспомнив о чём-то, щёлкнул пальцами: - А я говорил тебе, что почти закончил "Крики солнца"? По крайней мере, здесь, - и, судя по секунде молчания в комнате, постучал себя по виску. Он всегда делал так, говоря об извилистых процессах в своём сознании. Богатая жестикуляция была, наверное, единственным из стереотипов об итальянцах, который он подтверждал.

Эдуардо в тот момент разглядывал чёрную шляпку с пером и тяжёлой брошью - неясно было, носила её Марго в сценическом образе или просто так, в дни своей богемной юности. Услышав это странное словосочетание, он почему-то чуть не выронил шляпку.

- "Крики солнца"? - переспросил он, выглянув в коридор. Не в меру живое воображение уже подсказало ему парочку версий о том, чем эти "Крики" могли оказаться.

Он знал, например, что Марко периодически пишет - заметки, дневники и просто прозу; что прозу никому не показывает. Знал его странный блог в Интернете, перегруженный картинами сюрреалистов, странными фотографиями и разнообразными рассуждениями - чем-то высоким и абстрактным, из разряда "границы свободы и вседозволенности" или "была ли авторская позиция у Гомера". Когда этот блог впервые увидел отец (по чистой случайности: Эдуардо отошёл за кофе и забыл свернуть окно на ноутбуке), он надолго задумался и пришёл к выводу, что его приятель-фотограф, возможно, не в ладах с головой.

"Надо бы ссылку отправить Паоло - может, посмеётся... Ох, это же надо так, а".

"Слушай, Эдди, - (отец предпочитал обращаться к нему на какой-то американский манер - Эдди, - хотя прекрасно видел, что его от этого перекашивает). - А с чего ты его читаешь? Ты из этих, что ли?.. Ну..."

Тогда он не закончил фразу, потому что рассмеялся - но как-то неуверенно; смех быстро заглох, перейдя в бульканье в горле. Эдуардо сухо попросил его освободить кресло.

"Мне работать надо, па. И не говори вздор".

- Так что за "Крики солнца"? - поинтересовался он, вернувшись в гостиную из гардероба, провонявшего нафталином. Крошечные тапочки Марго чернели на бежевом ковре, а лицо в вечернем свете казалось ещё более морщинистым; Марко сидел на корточках и чесал живот завалившейся на спину кошке. Кошка была в экстазе от счастья.

Марко ответил не сразу, спокойно, но явно неохотно.

- Один старый замысел. Серия фотографий.

Фотографий с таким названием? Эдуардо был озадачен. Идея Марко могла повернуться как угодно - и что бы это могло быть? Фото пустыни? Люди в ожогах? Модели-афроамериканки?

Марко трепал кошку и определённо не жаждал ничего объяснять.

- Скучно! - скрипуче воскликнула Марго. - Молодой человек, не хотите посмотреть запись "Сна в летнюю ночь" сорок шестого года? Меня тогда еле упросили вернуться к Титании - отвратительная, скажу Вам, роль!

...Эдуардо двинулся дальше, в глубь Дорсодуро. Проходя мимо нищей старухи, положил пятьдесят центов на её блюдечко. Старуха не удостоила его благодарности.

СОРРЕНТО

1

Девушка-китаянка не появилась ни в воскресенье, ни в следующие два дня. Гвидо ошибся в своих ожиданиях. Впрочем, он так привык ошибаться в них, что даже не удивился этому, - а скоро и вовсе забыл.

К тому же проблем было, мягко говоря, по горло: он завалил очередной тест по истории (по экономике Италии на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков - кажется, даже у Грозной Эспозито от этой адской жары иссякла фантазия), осознал, что не прочитал ничего из обязательного спецкурса по испанской литературе, и вдобавок потерял наушники. Учитывая каждодневную тряску в поезде, это было слишком досадно: теперь он был вынужден слушать не музыку, а вопли осточертевших людей. Рушилась последняя защита.

Гвидо редко что-нибудь терял, тем более - такую незаменимую вещь, как наушники. Если постараться, он мог бы, конечно, наскрести на новые из карманных денег, но никакого желания не испытывал: это ещё больше, чем недавняя вспышка злости, повергло его в уныние. Когда Лука, заметив мрачность Гвидо, робко предложил ему одолжить пару евро, он отказался. Упиваться своими страданиями было даже приятнее: уж если всё летит в тартарары и он всё равно не сдаст лицейские экзамены, пусть зелёная тоска затопит всё доверху. Желательно - весь Сорренто с его поджаренными солнцем улочками и пляжами.

Припадки ярости, всегда внезапные и жуткие, не оставили Гвидо. Временами по-прежнему тряслись руки, кровь приливала к лицу, и хотелось ударить, избить до полусмерти ближайший живой объект - пусть хоть бабушку или ребёнка. Он всерьёз стал бояться, что Оно ещё раз нахлынет на него рядом с Лизой, и поэтому старался проводить меньше времени с ней наедине. Часть обязанностей, соответственно, подземным тихим ручейком перетекла к Джулии - именно к ней, потому что Сабрины вечно не было дома. Раньше Гвидо просто раздражал её, но теперь, кажется, обрёл в её лице нового врага. Отобрал время у её любимых реалити-шоу и чата с подружками ради возни с какими-то детскими штанишками, DVD с диснеевскими мультиками и яблочным пюре. Ещё бы Джулия не считала его тираном.

Гвидо не хотел и не мог объяснять причины ни ей, ни друзьям, ни родителям. Лука и Анджело решат, что он спятил, а мать, чего доброго, отправит к психологу. А отец...

Нет, об отце вообще лучше пореже думать. Так безопаснее.

Но отец как раз и сообщил ему новость, ради которой, казалось, была вся эта жуткая весна - неимоверная жара, и работа в магазине, и застрявший поперёк горла лицей.

- Тебя тут какая-то девчонка искала, - рассеянно вспомнил он, прервав насвистывание. Отец частенько насвистывал, когда вечером закрывал магазин. - По виду из этих, узкоглазых, но говорит хорошо. Спросила: работает ли сегодня парень, у которого родинка на лбу? Он мне две недели назад продал розовую ракушку с жемчужиной.

Родинка на лбу? Розовая ракушка? Гвидо бросило в жар. Хорошо, что "Marina" закрывается поздно и сейчас почти темно...

Она что, запомнила, как он выглядит?

- Н-не помню, - соврал он, машинально принимая ключи от двери, от кассы, калькулятор и ежедневник с записанными покупками. - А что ей надо?

Отец фыркнул - якобы посмеявшись.

- Что, уже и не возмущаешься от "узкоглазых", прогрессист?.. Бывало, сразу бесился. Понятия не имею, что ей надо. Может, с ракушкой что-то не то. Но чек не принесла. Я ей показал твой график.