Пытка любовью (СИ)

Бугор бригады, которая всегда занимала первое место по зоне, также был из таваксайского этапа. Звали этого бугра Саня Андреев. Он был русоватым толстым русским мужиком, с серыми глазами, родившимся и выросшим в Узбекистане. Повадки, улыбки и разговор его были более узбекскими, чем русскими. Андреев прошёл тогда уже две комиссии "на химию". Он как-то приметил Игоря, и однажды, позвав его на свинокомплексе в свой кильдым, предложил передать ему знания, как можно сделать любую бригаду в зоне самой передовой. Он сказал тогда, что эти знания ему также ранее передал один бугор, который уходил "на химию". Игорь согласился на это. Через день он был переведён начальником отряда в бригаду Андреева, и выезжал на свинокомплекс в самой передовой бригаде, где числился кладовщиком, и перенимал новые знания. В отряде его шконка была уже у окна, напротив шконки Андреева, в одном проходняке.

Склад Игоря на свинокомплексе занимал левую половину вагончика, с двумя зарешёченными окошками по обе стороны от двери, расположенной посредине. Другую половину вагончика занимал вольный прораб. Малюсенькую каморку в середине этого вагончика, перед крошечной прихожей, занимал шнырь, который должен был лишь убирать каждый день от грязи половину вагончика вольного прораба и должен был выполнять иногда его поручения, как курьер. Этот шнырь числился также в бригаде Андреева.

На этом складе у Игоря было штук семь лопат, пара носилок и три лома. Стоял старый светлый письменный стол, три стула и два самодельных металлических сейфа с двумя дверцами на каждом, которые были постоянно открыты, потому что от их замков не было ключей. Да и в самих сейфах ничего не было. У торцовой стены стоял на металлических ножках большой самодельный электрообогреватель, сделанный из широкой асбестовой трубы, длиной около метра, на которую была намотана толстая спираль из нихрома.

В фургоне Игорь стоял уже у задней решётки, рядом с Андреевым, на "воровских местах", и мог всю дорогу до свинокомплекса и обратно смотреть "на волю". В своём складе он почти не бывал, потому что почти всё время они с Андреевым находились в бугровском кильдыме, где пили чай, готовили на электроплитке "вольные" супы или каши из пакетов, купленных в магазинах города, которые привозили на свинокомплекс вольные шофера. А насчёт знаний, Андреев сказал Игорю:

- Смотри сейчас за тем, что и как я делаю, потом будешь смотреть, как я буду работать с бумагами при закрытии нарядов в конце месяца. Запоминай всё. А если что будет непонятно, - спрашивай. По ходу пьесы я тебе всё объясню, и ты поймёшь всё что надо. -

Делать они почти ничего не делали. Указав утром всем звеньям их участки работы и что нужно постараться сделать им за день, они заваривали и пили чай, варили и ели то, что они сварили, говорили о всяких пустяках в самом кильдыме или выйдя из него и греясь на солнышке на лавочке у кильдыма.

Как оказалось потом, все эти знания заключались в том, какие данные надо давать в документах в зону в конце каждого месяца. Деньги, за выполненные зэками работы, зону совсем не волновали, ведь эти деньги шли мимо зоны. Зону волновали ежемесячный процент вывода зэков на работу на рабочий объект, и норма выработки в человеко-часах на всю бригаду. Вот и всё. А норму выработки на каждого зэка в самой бригаде распределял уже бугор.

Для того чтобы делать ежемесячный стопроцентный вывод зэков бригады на работу, нужно было ставить выходы на работу всем зэкам, без исключения. Всем, и даже тем, кто был в это время "на кресту" или на длительном свидании или даже освободившимся по окончании срока и ушедшим в этом месяце "на волю". Иногда можно и нужно было даже приписать одну или две "мёртвые души" из тех, кого ранее списали в другую бригаду или на другой объект. Это нужно было делать потому, что в зоне тоже иногда путали цифры нужного стопроцентного вывода зэков на работу, а тут уже не стоило встревать в спор из-за этого, а сделать так, - если вам нужны такие цифры - получайте.

А для того, чтобы сделать стопроцентную и выше норму выработки на всю бригаду, нужно было лишь увеличить в нарядах время для исполнения работ в графе, которую вольные прорабы частенько вообще не заполняли, считая это глупым для себя делом, потому что зэков часто "перекидывали" с одного места работы на другое. Или нужно было аккуратно исправлять некоторые цифры, заполненные в такой графе, или дописывать ещё одну нужную цифру там, где это было возможно. Да и вообще, вольных эта графа в нарядах не волновала. Их волновали лишь деньги, которых отпускалось определённое количество, и из которых нужно было побольше взять им самим, вольным, а не отдавать их зэкам. А для зоны эти цифры человеко-часов, на которые вольным начальникам было наплевать, означали уже основные показатели бригад по их нормам выработки.

Для зэка норма выработки в сто процентов и выше давала уже право отовариться на девять рублей в месяц в зоновском магазине. За норму выработки в семьдесят процентов и выше, отоварка была уже шесть рублей, а ниже семидесяти - лишь на три рубля. День отоваривания в магазине для каждого отряда в каждом месяце был разный, в зависимости от месячных показателей отрядов по зоне. А этот день был уже как бы праздничным днём для зэков этого отряда. В зоне даже была поговорка для зэков, которым в этот день нужно было идти отовариваться в магазин: "Солнце светит ярко, - сёдня отоварка!".

Игорь быстро понял всю "премудрость" по "завоеванию" первого места и, после того, как Андреев прошёл третью комиссию "на химию", он выполнял уже все обязанности бугра в бригаде, а Андреев как бы отдыхал перед "химией". В тот раз уже Игорь делал всё сам в документах бригады, чтобы сдать их в конце месяца в отдел труда. Андреев лишь наблюдал, правильно ли всё делает Игорь. Все делалось Игорем правильно и бригада, как и прежде, была на первом месте. Все в отряде уже знали, что когда Андреев уйдёт "на химию", то Игоря поставят бугром этой бригады.

В вопросе о том, какой процент нормы выработки делать бригаде за месяц, была одна маленькая деталь. В конце каждого месяца нужно было узнавать, какой процент нормы выработки будет у бригады Алябаса, для того, чтобы сделать у себя на два-три процента выше. Для этого Андреев в конце каждого месяца брал чаю на хорошую "замутку", брал горсть конфет и шёл в кильдым зэка-мастера, который проводил учёт всех работ, сделанных зэками второй половины свинокомплекса. Этот кильдым, вернее "рабочий кабинет", в котором кроме старого письменного стола, старого книжного шкафа для бумаг и пары стульев ничего бы и не поместилось, был отгорожен в старой прицепной передвижной бытовке для вольных работяг, стоявшей на четырёх автомобильных колёсах. Большая половина этой бытовки являлась каким-то складиком у вольных мастеров, а меньшая - рабочим местом для зэка мастера-учётчика работ. Эта бытовка уже до половины колёс как бы вросла в землю. Во время чифирения и в разговорах при этом с мастером-учётчиком, Андреев как бы случайно и узнавал у него, какой процент нормы выработки будет в бригаде Алябаса.

Фамилия этого зэка-мастера была Китик, что на хохлятском простонародном диалекте означало слово "котик", и числился он в бригаде Алябаса. Он был небольшого роста, чернявый, лет тридцати. У него было средне-техническое образование строителя. В зоне Китик сидел третий год. Авторитета у него не было никакого. В зоне он жил "молча в тряпочку" и "никуда не высовываясь", мало что зная про зону и ничего не умея делать своими руками. К тому же он был жаден и никому ничего не одалживал даже после отоварки в магазине. Поэтому и кентов среди зэков у него не было и даже не намечалось

Игорю Алябас был неприятен как зэк, которых он в зоне называл "уродами" за их жестокую бессовестность по отношению к "простым" зэкам. Андреев знал это. Как-то в разговоре Игорь сказал Андрееву, что всё у него будет хорошо, только вот ходить к этому Китику в конце каждого месяца, ему будет неприятно, потому что там как-нибудь может оказаться и Алябас, в бригаде которого числится Китик. Тогда Андреев предложил ему перевести Китика в свою бригаду. Игорю это предложение понравилось, и через недельку отрядник перевёл Китика в бригаду Андреева. Игорь даже предложил Андрееву поселить его в отряде на шконку, стоящую у шконки Андреева "в ногах", в их проходняке.