Человек, рожденный быть королем

Потомком княжеским, каким

Теперь он признан? Неужли

Ему таскать с мукой кули?

Но вот послушаем, что нам

На это скажет мальчик сам?»

От сна очнувшийся тогда,

Ребенок вспыхнул от стыда

И, заикаясь, дал ответ:

«Мне жить не скучно здесь, о, нет!

Наш старый Джоп, лесной стрелок.

Дает мне каждый день урок

В стрельбе из лука, и сказал,

Что я на столько ловок стал,

Что через год (я, сэр, не лгу!)

Явясь на стрельбище, могу

Взять приз, за коим в Юрьев день

Из всех соседних деревень

Валит народ в наш городок —

Добыть флоринов кошелек.

Здесь много дичи, всяких рыб!

Взгляните, сор, в любой изгиб

Реки; вы видите везде

Круги на зеркальной воде:

Ведь это сильный шереспер

Хватает мух, могуч и скор.

А там, под тенью камыша,

Лежат, не движась, чуть дыша,

Громады жадных щук. Когда жь

Исчезнут ласточки, в край наш

Летят бекасы, кулики,

И утки над руслом реки

Так низко тянут, что чуть-чуть

Что не купают в волнах грудь.

На нивах вьются чибис

а

И всюду слышны голоса

Скворцов. Поверьте, сэр, наш край

Весь круглый год небесный рай».

Взглянув сурово на него,

Самьель прервал вдруг речь его:

«Клянуся честью, парень глуп,

Лицом красив, да смыслом груб!

Но не робей! ты в лучший край

Идешь теперь. Ну, друг, прощай!

Смотри ж, соседям ни гу-гу

О том, что нового слугу

Нашел король. Чрез год, чрез два

Твой сын узнает их едва!

Но ты нашел не даром клад,

Ему ты вечно будешь рад.

Смотри, вот видишь кошелек:

Тебе он долго будет в прок!

Ступай же, мельник, распусти

Свою артель, гуляй, кути.

Тут столько денег, что куплю

Тебя и мельницу твою».

И он пошел. Но Михаил

Стоял, задумчив и уныл.

Исчез его волшебный сон;

Он был унижен, оскорблен

Насмешкой сквайра, и слеза

Ему туманила глаза.

Пока наш мельник слал вослед

Прощальный мальчику привет,

Самьель, еще угрюмей став,

Ногой притопнул, рвал рукав,

И Михаил, страшась угроз,

С глазами влажными от слез,

Навек покинул край родной

И дом с счастливой тишиной.

Но тут к нему из-за угла

Старушка тихо подошла

И, принимая на груди,

Сказала: «Милый мой, прости!

Мой сын! За то, что столько лет

Тобою красен был мне свет,

Теперь грущу всем сердцем я.

Да будет же вся жизнь твоя

Светла, счастлива! Не забудь,

Когда найдешь к величью путь,

Что в нашем доме, где опять

Былому счастью не бывать,

Имел ты все, что на земли

Тебе доставить мы могли;

Что в нас нашел ты мать, отца;

Что наши старые сердца

Ты молодил, и что теперь

Не знать нам радостей!»

                                     «Умерь,

Старушка, грусть свою! —  сказал

Суровый граф. — Я запоздал!

Король к обеду ждет его,

Что в знать попал из ничего!»

При этом слове вышел он,

И вслед за ним, полусмущен,

Полуиспуган и, меж тем,

Влеком в неведомый эдем,

Шел робко мальчик. Перейдя

Плотину, сквайр и с ним дитя

Уселись на лошадь, и граф

Поехал, слова не сказав.

Покуда мчались ездоки

Знакомым берегом реки

И раздавался в камыше

Простой, но сладостный душе

Напев осенних пташек в зной

Полудня осени златой, —

Видений чудных полный сон

Из дум ребенка выгнал вон

И страх, и горе. Слитком юн

Он был чтоб думать, что перун

Готов сразить его; притом

Он был и с жизнью не знаком.

Теперь весь мир пред ним лежал

Широк и ясен; не вселял