Терапия поведением

К микросоциальным условиям, побуждающим развитие личности или ее остановку (к родительской семье, к отношениям в ней).

Изучение истории отдельной личности и ее «микросоциума» поставило вопрос о макросоциальном контексте, в котором развивается и семья и личность.

Так мы пришли к тем, бытующим в культуре нравственным стереотипам, которые закономерно и жестко программируют социальную, психологическую и биологическую дезадаптацию, а с нею и болезнь^[236].

2. На каждом шагу на нас обрушивались вопросы и открытия.

01. Так изучение обстоятельств и мотивов личности и жизнедеятельности нашего организма заставило и помогло разобраться в сложнейшей структуре всего круга наших потребностей^[237]:

• потребностей в объектах и состояниях;

• потребностей в способах деятельности и обстоятельствах;

• потребностей природных и социогенных, соответственно - врожденных и приобретенных;

• потребностей сексуальных, которые включают в себя и врожденные и приобретенные, и природные и социогенные компоненты;

• потребностей «в сигналах удовлетворения» и в «сигналах возможности удовлетворения»;

• наконец, потребностей в высших ценностях, то есть в условиях, необходимых для осуществления почти всех имеющихся у человека потребностей - в условиях почти всякой активности человека.

02. Лично для меня тогда стало потрясением открытие самого общего порядка, которое с помощью П.К. Анохина я сделал вслед за И.М. Сеченовым. Вот оно:

«Жизнь есть особая форма отражения реальности - в потребностях.

Иными словами: жизнь сама по себе есть активность, отражающая до нее и вне ее объективно существующую реальность. И отражает она ее не в ощущениях, а до того уже самой собой - в потребностях.

Проще - потребности есть способ отражения реальности всем живущим, в том числе и человеком. Движимый ими он выбирает, действует и организует себя (в том числе и ощущения) и мир.

И нет потребности ни в чем, чего до того не было в мире!».

Последнее: «...нет потребности ни в чем, чего до того не было в мире!» оказалось чрезвычайно существенным для выбора задач и стратегий психотерапии.

Истинные потребности (в отличие от демонстрируемых «псевдопотребностей» ) всегда ~ потребности в чем-то, что есть или что было прежде, и что субъективно ощущается непременно достижимым. И нет потребностей в том, что не ощущается возможным -достижимым.

Это значило, что поведение, обнаруживающее невозможность чего-то, в конце концов, приводит к утрате потребности в этом чем-то.

МЕХАНИЗМОМ УТРАТЫ такой ПОТРЕБНОСТИ ЯВЛЯЕТСЯ ДЕПРЕССИЯ (имеющая начало, кульминацию и завершение -см. ниже).

Но и поведение, в ходе которого создаются обстоятельства, выявляющие возможность чего-то, что было субъективно невозможным, может приводить к формированию новой потребности или растормаживанию прежде утраченной. ФОРМИРОВАНИЕ, РАСТОРМАЖИВАНИЕ И ОСОЗНАНИЕ такой НОВОЙ ПОТРЕБНОСТИ тоже ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ В ПРОЦЕССЕ «ТРУДНОГО СОСТОЯНИЯ» - проявляется тревогой, депрессией, страхом. Ведь биологически в самом плохом знакомом - легче, чем в самом многообещающем неведомом!

03. Изучение обстоятельств и мотивов личности привело к пониманию того, что

• главными обстоятельствами человека, как человека -нашей действительной средой - являются не природа, не предметы, но другой человек - люди; к пониманию того, что

• главнейшим из двигателей нашего переживания и поведения оказывается несознаваемое нравственное чувство. Оно - проявление потребности в своей среде - в другом человеке как залоге (сигнале) возможности нашего существования.

• Мы позже А. Д. Зурабашвили, но сами открывали, что человек не Homo sapiens - разумный, но Homo moralis -нравственный, что его специфика в этом.

04. Стремясь понять динамику мотивов поведения и переживания личности, мы пришли к вопросам

• о взаимодействии и соподчинении этих мотивов, о реорганизации системы соподчинения мотивов личности,

• о непреднамеренной или специальной деятельности по самостроительству - о «ВЫБОРЕ»^[238].

• Эти вопросы помогли понять важнейшую созидательную роль в нашей жизни «АКТИВНОЙ ДЕПРЕССИИ» как механизма такой реорганизации и соподчинения активностей,

- в отличие депрессии пассивной - проявления и причины абортивных выборов и хронизации самой себя^[239].

• Идя своим путем и понимая физиологию этих процессов, мы миновали здесь многие крайности и тупики бихевиоризма, глубинной психологии, и конфликта с ней некоторых экзистенциальных подходов, противопоставивших влечения смыслам.

05. Изучая историю страдающего человека, мы, снова и снова открывая велосипеды, начинали понимать, что

• причины любого неразрешимого для нас конфликта с собой и с миром, не в мерзости мира, а в собственной нашей нравственно-психологической незрелости (инфантилизме).

• Узнавали, что сущностью и мерилом инфантилизма как задержки или остановки в нравственно-психологическом развитии являются

- наша недостаточная включенность в свою человеческую среду,

- невключенность, сочетающаяся с отсутствием перспективных стратегий освоения своей среды (стратегий включения себя в человеческую среду в качестве ее участника).

06. Эта невключенность без перспективы включения была понята и описана мной, как комплекс различия^[240].

• Именно комплекс различия («я не такой, как вы») делал безнадежным любой диалог с миром.

07. Мы научились характеризовать и измерять нравственно-психологический возраст взрослых - и не только чужой, но и, во-первых, свой^[241].

08. Все это мы открывали, минуя психоаналитическое исследование, не кокетничая перед собой изысканностью наших ассоциаций: слой за слоем, сверху вглубь, как в археологии, а не наоборот^[242]. На ходу проверяли эффективность наших открытий.

• Соответственно пониманию менялись и задачи и средства. Об этом я писал в своих статьях^[243] и книжках.

3. Как менялось наше отношение к пациенту в его мире и в терапии?

01. Застав пациента в мире, где он страдает, мы вначале воспринимали его жертвой этого «злого мира».

Соответственно нашему пониманию - пытались вырвать его из ситуации, дать ему отдохнуть, старались, как маленького, защитить...

Мы совсем не понимали, что, поддерживая так эгоцентрические установки и обиды пациента, ссорим его с его миром, усугубляем его конфликт. Угодив и понравившись, оказываем медвежью услугу.

Понимание определяющей роли пациента в его жизни, его выбора своего мира и себя давалось очень трудно! Надо было расти самим. Самим отказываться от сладких сердцу, не обеспеченных ожиданий и дорогих обид на всех, кого невзначай обидели.

02. Соответственно менялось отношение к пациенту и в терапии.

От отношения, как к пассивно претерпевающему воздействие терапевта (например, в гипнозе), - к отношению, как к помощнику (уже в аутотренинге).

Далее, как к партнеру - сотруднику (на первых, собственно поведенческих, этапах «Терапии поведением»),

И, наконец, как к лицу, инициативно использующему профессионала психотерапевта как технолога (на этапах разрешения «внешних» и «внутреннего конфликтов»),

4. Отношение к миру, в котором развивается и осуществляется пациент психотерапевта, тоже закономерно менялось вместе с присвоением нашего собственного эгоцентризма.

Из отношения - как к враждебному и, безусловно, травмирующему человека миру, оно перерастало в отношение как к миру материнскому, как к необходимой среде обитания.

5. Развивалось понимание конфликта человека с его миром.

От понимания конфликта как неотвратимого рока, навязанного человеку помимо его воли, мы пришли к идее «невключенности» или недостаточной включенности его в свою человеческую среду.

К пониманию конфликта как следствия недостаточного освоения человеком своей среды - мира людей с его историей и культурой, то есть следствия нравственно-психологического инфантилизма (об этом уже говорилось).