Шибболет (СИ)

- А вам, если не секрет, тогда сколько минуло? - любовно-наигранно спросил Олег.

- Я только что перешла в девятый класс, - потупив очи, проговорилась Лерочка и тут же с ужасом поняла, что сказала лишнее. - Юрий Завадский, да и Владимир Басов очень строго с ним репетировали, - добавила экскурсовод поспешно.

Эта поспешность была замечена только Олегом. Он скабрёзно ухмыльнулся и произнёс:

- Хорошо, что при монтаже не перепутали коробки. А то бы к смертному одру Марфы Собакиной явилась бы потаскушка из "Бальзаминова". Вот было бы кино!

И тут начался, как сказали бы композиторы, контрапункт: Лерочка ухватилась за сюжет оперы Римского-Корсакова, а Илья зачем-то вмешался в бодание маралов.

- Слушай, - не выдержал Илья, - ну, нельзя же так...

Слово "потаскушка" резануло и покоробило. Услышать в это ягодное русское утро такое...

- Да-да, - с облегчением перешла к другой теме Лерочка, - сцену отпевания снимали именно здесь, в этой церкви! Грозного играл Пётр Глебов, а врача Бомелия народный артист Владимир Зельдин.

Никто ничего не успел сказать. А Олег повернулся к Илье с перекошенным каменным лицом. Каменное лицо его подёргивалось кожей. Особенно страшен и противен был правый уголок губ: он опустился, словно парализованный, и все звуки Олега вылетали слева.

- А что ты всё время суёшься? Что вы всё время суётесь, куда вам заповедано? Это мой город, моя церковь. Это мне надо. А ты угони самолёт и вали своим помогать в жаркие страны. Исидор, Зельдин, Завадский, Басов... Плюнешь - не промажешь.

Шёпот-полузвук его был громок, но слышали его только они трое. Он сипел и свистел своим этим полушёпотом-полузвуком. Сквозь сжатые его зубы летели мелкие брызги. Очень неприятно. Прямо в лицо. Вдруг Ритка так же сквозь зубы спросила:

- А мне? Мне это надо? И эта Входо-Иерусалимская церковь не моя ли тоже?

Олег опешил.

У Ильи выступили слёзы, и он мазанул Олега по щеке. Не ударил, а именно толкнул ладонью в щёку.

- И эту женщину лёгкого поведения, кстати говоря, гениально сыграла в эпизоде Наталья Крачковская. Она очень талантливо две роли сыграла у Воинова в этом фильме, - весело сказала Лерочка.

- Да Марфа Васильевна я! - пропищал Олег цитату из нового фильма Гайдая и убежал, пробившись сквозь группу.

Иван только и произнёс:

- Ну, знаете ли...

- А теперь мы отправляемся к церкви Рождества Богородицы. Там великолепная каменная резьба.

На улицах по-прежнему стояли бабушки, продолжая продавать крыжовник и смородину стаканами. По-прежнему вдоль штакетников гуляли куры. И гусыни сидели на берегу Каменки в зелёной траве, охраняемые бдительными гусаками. Но изменилось всё. На солнце набежало кучевое облачко и прилипло к нему.

А резьба действительно была красива, как и фрески внутри церкви.

Олег заявился в номер под вечер. Друзья сидели за тарелками и хлебали малину с молоком. Злость прошла, но лёгкое напряжение ещё присутствовало.

- Я заберу барахло. Здесь остаюсь. Комнатку снял в избушке. Покрашу этюды.

Уже у самой двери спросил:

- Хотите анекдот? По свету болтается на "Б" называется?

- Ну? - спросил Иван.

- Брежнев, - ответил Олег.

Но никто не рассмеялся.

- Что-то тебя понесло куда-то... - удивлённо прокомментировал Иван.

Олег ушёл. Ритка сидела, уткнувшись в тарелку. За всё время разговора она не подняла головы. Илья ждал извинений, но не дождался.

Окончательно настроение восстановилось только в Боголюбове, откуда пешком по берегу Нерли до Клязьмы отправились к церкви Покрова. Горечь от вчерашнего медленно таяла на фоне открывавшейся красоты.

Простой четверик церкви, казалось, был сотворён нерукотворно вместе со всей этой зелёной природой, стрелкой двух рек, на небольшом холмике - вопреки тому, о чём рассказывала Лерочка-Валерочка: дескать, и холм насыпной на пятиметровом фундаменте, и мастера - камнерезы и кирпичники - не только со всей Руси работали здесь, но даже Фридрих Барбаросса прислал своих специалистов. "Какие мастера? - думал Илья, разглядывая Давида-псалмопевца на стенах церкви. - Какой Фридрих? Это чудо возникло при Сотворении. Само. Такое невозможно сделать руками и сюда, в эту природу, поставить".

- Какая красотища, - вздохнула Ритка.

Иван ничего не сказал. Илья до сих пор не знает, как он относится к искусству.

И Олег как-то забылся на многие годы.

- Альбом "Золотое кольцо" у нас хранится до сих пор, - улыбаясь, сказала Наташа.

13

Флейтист, как юный князь, изящен...

Булат Окуджава.

Илья вышел из моря. Чёрт побери! Всё-таки я наступил на этого ежа. Чувствовалось, что в пятке что-то застряло. Стянув ласты, он хотел было рассмотреть, что именно там приключилось, но заметил: рядом с Наташей сидит какой-то накаченный парень. И он поспешил к ним.

- Я не помешал? - спросил Илья, бросив ласты рядом со скамьёй.

Наташа подняла на него стеклянный взгляд. Лицо её было каменным.

- Я себя чувствую какой-то... шлюхой.

- А что такое?

- Он сидит уже полчаса здесь и уговаривает меня по-английски пойти к нему в номер.

Илья повернулся к качку. Очень хотелось на него заорать, дать по морде, выплеснуть всю накопленную многолетнюю злобу. Но он заставил себя растянуть щёки в улыбке. От этой улыбки парень откинулся на спинку скамьи. Илья ласково взял его пальцами за щёку. И потряс лицо.

- Сладкий мой! - проговорил Илья на иврите; со стороны всё выглядело вполне обыденно, по-израильски, вот только костяшки пальцев у Ильи побелели. - Ты хочешь любви? - И правой ладонью он дал качку пощёчину, ласково, чтоб не вызвать подозрений у окружающих. - Пойдём со мной, - и потряс левой рукой слюнную железу, - к тебе, - ласково пошлёпал от всей души по щеке правой. - Я тебя удовлетворю, милый! - и сдавил пальцами так, как ломал грецкие орехи. - Куколка моя, - и правой ещё пару раз хорошенько приласкал и для полноты картины положил указательный палец под его левое глазное яблоко. - Хочешь? - и слегка надавил на кость глазницы.

Качок закряхтел. Пальцами левой Илья рвал лицо любителя романтической любви вверх, а указательным правой давил вниз. Илья знал, как это больно.

- А теперь ты встанешь, - Илья отпустил глаз качка, парень встал с открытым ртом, - и пойдёшь отсюда быстро. К себе в гостиницу. - Илья положил правую руку на плавки парня. - Ты мой хороший, - закричал он так, чтоб услышали окружающие. - Я тебя люблю, конфетка моя. Особенно твою попку и твой язык.

На них стали оборачиваться с понимающими ухмылками.

- Или тебе яйца оторвать? - шёпотом.

- Нет.

- Иди.

Илья отпустил щёку и пару раз ещё левой похлопал по ней. Но встал так, чтоб он не дотянулся до Наташи и было удобно сломать ударом ноги ему коленный сустав. Хотя парню было не до того. У него болела слюнная железа слева и подскочило давление в глазном яблоке справа.

Качок, опустив руки плетьми, ушёл. Мясо его киселём висело на костях и, казалось, волочилось за ним при ходьбе.

- Что вы ему сделали?

- Приласкал немного. А так - ничего.

- А почему он убежал?

- Как я рад, что вы не знаете иврита.

Наташа молчала, всё ещё переживая оскорбление.

- Поймите, это курортный город. Люди сюда приезжают зачем? Чтобы оттопыриться. Подростки напиваются и трахаются между собой по-кроличьи безудержно. А тем, кто постарше, что делать?

- Ну, есть же какие-то... - бедная девочка с трудом подбирала слова, - специальные телефоны, что ли...

- Есть, конечно, но за деньги, Наташенька... А душа? Ему же, постарше которому, любви хочется, тепла, ласки. Хоть немножко. Его, по сути, пожалеть надо. А я ему за Вас чуть мясо с лица не оторвал.

Тучи, забившие небо, как сопли носоглотку, рассосались, и небо задышало свободно.

- Южные города - это море, солнце, воздух. Все немного сходят с ума. Я такие сцены наблюдал и в Геленджике, и в Алуште, и во Флоренции, и в Барселоне. Не прижимайте сильно к миокарду.