супермаркет(СИ)

Annotation

Мацкевич Людмила Васильевна

Мацкевич Людмила Васильевна

супермаркет

Пока я не любил, я тоже отлично знал,

что такое любовь...

А. П. Чехов

Часть 1 Четвертая жизнь

Рабочий день подходил к концу. Егоров потер уставшие глаза и посмотрел на часы. Шел восьмой час вечера. Уборщицы не было. Это был непорядок, и Егоров недовольно сжал губы. Здесь он был вторым лицом, и заведенные им правила выполнялись всеми неукоснительно. Так оно и было до сегодняшнего дня: ровно в семь на пороге появлялась уборщица, а он выходил из кабинета и спускался в торговый зал.

В четверть восьмого он позвонил секретарю и попросил выяснить, почему кабинет никто не убирает. Через пару минут раздался стук в дверь, и на пороге появилась Эмма Петровна, дородная дама лет пятидесяти.

- Игорь Васильевич, - заговорила она, как всегда, кратко и по делу, - она новенькая, не знала, что нужно заходить, у дверей ждала, когда кабинет освободится.

- Хорошо, - проговорил он и пошевелил пальцами руки в знак того, что секретарь свободна.

Эмма Петровна вышла, а в кабинет зашла и робко остановилась у двери невысокая худенькая девушка в рабочем халате и с косынкой на голове.

- Здравствуйте, - проговорила она тихим голосом, - я первый день работаю на этом этаже, мне говорили о правилах, но я, наверно, что-то не так поняла. Пожалуйста, не увольняйте меня...

Егоров хмыкнул. Хорошее же мнение о нем в коллективе! А может это Эмма Петровна ее так запугала? Пауза затянулась. Егоров любил делать такие паузы во время внушения и наблюдать за реакцией виновного.

- Хорошо, - проговорил он, наконец. - Я вернусь через тридцать-сорок минут.

Девушка кивнула.

Егоров шел, как всегда, медленно, нигде не останавливаясь, но каждый из сотрудников знал, что он видит все и ни один недочет пропущен не будет. К нему никто не подходил и не обращался с вопросами: о делах он предпочитал говорить в кабинете. Остановку Егоров делал лишь у кафе в конце зала. Столик у окна к этому времени был всегда свободен. Он садился, выпивал чашку зеленого чая, кивал официанту и спускался в подсобные помещения.

Здесь командовал Марат, друг хозяина супермаркета. Что за дружба их связывала, никто не знал, а Егоров не любил лезть в чужие дела и никогда этим не интересовался. Марата он ценил прежде всего за деловую хватку, а так же за то, что этот сложный участок был в надежных руках.

- Все нормально? - спросил Егоров после крепкого рукопожатия.

- Нормально, - ответил Марат, растягивая в улыбке губы. - Жду. Сын должен вот-вот родиться. Думал, что сегодня, но нет... Третий сын, а? Жена девочку хотела. Придется еще рожать. Желание жены - закон.

Он громко засмеялся, а Егоров лишь покивал головой в ответ. Он давно был одинок, привык к этому и менять в своей жизни ничего не хотел.

- Возьмешь свободных дней столько, сколько надо. Только чтобы здесь порядок был. Уже решил, кого за себя оставишь?

- Будет порядок, Игорь Васильевич, не беспокойся.

Потом они немного поговорили об ухудшающемся здоровье хозяина супермаркета. Беспокоиться было о чем.

В кабинет Егоров вернулся в плохом настроении. В последнее время он работал много, поэтому к вечеру уставал, а ночью часто не мог уснуть. Приходилось прибегать к снотворному. Сейчас же он никак не мог решить, ехать ли домой и попытаться выспаться или поехать к Вике и остаться там до утра. Хотелось думать, что она понимает его проблемы, но Егоров все равно чувствовал себя немного виноватым. Она, в конце концов, молодая красивая женщина, которой нужно уделять больше внимания, все-таки они были вместе уже давно.

Он вошел в кабинет и почти столкнулся с новой работницей. Уборка была закончена. Девушка, видимо, торопилась домой, потому что в руке держала аккуратно свернутый рабочий халат. Такой он ее и увидел по-настоящему: невысокой, тоненькой, в простеньких джинсах, футболке, едва прикрывающей пупок, и... с лежащей на груди толстой косой. Коса была самая, что ни на есть, настоящая. Как в книгах на картинке. Русая и ниже пояса. Да откуда ж красота такая? И глаза голубые... Кто бы сомневался...

Видимо, он довольно долго и пристально разглядывал девушку, потому что она, смутившись от такого откровенного внимания, опустила глаза и начала медленно краснеть. Егоров видел, как вспыхнуло румянцем ее лицо, как сжались в кулачки пальцы, как дрогнули губы, как она несколько раз прерывисто вздохнула, прежде чем сказать:

- Я закончила.

Вышло тихо и как-то не очень разборчиво.

- Вижу, - ответил он тоже тихо, но не сдвинулся с места.

Она опять несколько раз вздохнула, потом спросила уже окрепшим голосом:

- Можно идти?

Он с удивлением посмотрел на девушку, потом, видимо, понял, что от него требуется, пожал плечами и пошел к своему столу.

- До свидания, - прошелестело за спиной.

Он ничего не ответил.

В девятом часу Егоров закончил все, что было намечено на день, и стал собираться домой. Осталось позвонить Вике, но делать это почему-то совершенно расхотелось. Завтра он купит ей цветы или попросит Эмму Петровну подобрать какой-нибудь подарок. Завтра. А сейчас домой и спать...

Перед тем, как выйти, Егоров окинул взглядом кабинет, задержавшись на том месте, где стояла девушка.

- Напугал бедную, - пробормотал он и недовольно хмыкнул.

Нет, какой молодец! Уставился на ее косу. Такую он точно никогда не видел, он бы помнил. Хорошо, хоть руку не протянул, чтобы потрогать. Сейчас все торопятся жить, поэтому и прически такие: пару раз расческой провел - и порядок. А она точно испугалась, подумала, наверно, что он на ее грудь пялится, даже покраснела. И что, извиняться теперь? Он еще раз хмыкнул и отправился домой.

С тех пор, как Виктор Иванович Резников, хозяин супермаркета, был выписан из больницы, утро каждого дня для Егорова начиналось одинаково: с восьми до десяти он находился в комнате больного. Они с незапамятных времен дружили, даже имели квартиры в одном доме, правда, в разных подъездах. Резников давно и тяжело болел, поэтому вся работа легла на плечи Егорова. Если больной чувствовал себя неплохо, то они говорили о работе, о которой можно было говорить бесконечно, а иногда могли и в шахматы сыграть. Но бывали дни, когда Резникову становилось хуже, и он молча лежал, словно к чему-то прислушиваясь, прикрыв глаза и расслабившись после укола. Во время таких посещений Егоров хмурился больше обычного, потому что ничем не мог помочь другу. Помочь ему уже не мог никто.

Однажды Егоров все же решился нарушить тягостное молчание и спросил почему-то очень тихо, словно боялся, что их подслушают:

- О чем ты думаешь?

Ответа долго не было, и он было решил, что Резников не услышал вопроса, но вот губы больного дрогнули в слабой улыбке, и, наконец-то, послышалось:

- Ни о чем. Я качаюсь на волнах.

Егоров сначала не понял сказанного. Ну как можно ни о чем не думать, ведь мысли всегда, как пчелы, роятся в голове? Однако вдруг вспомнил, как много лет тому назад, после свадьбы, они с молодой женой рванули на две недели к морю. Крым был прекрасен, море великолепно, и он, как-то заплыв далеко от берега, широко раскинув руки, тоже качался на волнах, всматриваясь в голубое безоблачное небо. Мыслей никаких не было, осталось только ощущение полной отстраненности от суеты жизни, безмерного покоя и ничем не замутненного счастья. Тогда он, без памяти влюбленный и только что женившийся молодой мужчина, не смог оценить этих минут. Он еще не знал им цену.

Это была счастливая поездка! Пьянило все: ощущение свободы, потому что институт был уже позади; прикосновения юной жены, от которых кипела кровь; молодое вино, кружащее голову и делающее еще более сладкими губы любимой женщины; ночная прохлада на берегу, когда все казалось нереальным и таинственным в тусклом свете луны... Да мало ли еще что...