супермаркет(СИ)

В последний вечер они, тесно прижавшись друг к другу, сидели на берегу моря и наблюдали за закатом солнца. Эти две недели чувство восторга от обретения друг друга не покидало их, они были безмерно счастливы.

- Люблю тебя, - нежно сказала жена, легко поцеловав его в губы.

- И я тебя люблю, - немедленно отозвался он, вернув поцелуй.

- Навсегда?

- Глупая, конечно, навсегда. До самой смерти в один день.

Они засмеялись. Кто в молодости всерьез воспринимает смерть? Никто.

Может и Резников вспомнил что-то такое, что его еще держит на этом свете? Егорову стало не по себе, словно он невольно вторгся в какое-то тайное и тщательно охраняемое пространство, о котором другому не позволительно даже догадываться. Он по своему опыту знал, что у каждого в душе есть такие потаенные закоулки, о существовании коих не подозревает никто: ни лучший друг, ни любимая женщина. Да и сам человек иной раз крепко подумает, прежде чем заглянуть туда, чтобы ненароком не разбудить связанные с этим не всегда приятные и крайне болезненные воспоминания. Конечно, не стоило задавать такие вопросы. Больше в особенно тяжелые дни он друга не тревожил, а просто просиживал два часа в мягком удобном кресле, думая обо всем и ни о чем.

От Резникова он отправлялся на работу, в два ехал домой, где и обедал иногда один, иногда - с Викой, которую до поры до времени устраивала такая жизнь на два дома. Возвращался не раньше девяти вечера. Каждый новый день сейчас был абсолютно похож на предыдущий.

Резников серьезно болел уже лет пять, за последний год перенес две операции, но ни одна не дала ожидаемого результата. Теперь же он угасал, врачи говорили о паре недель. Резников, конечно, об этом знал, но о скорой смерти говорить с Егоровым не желал, никаких разговоров о судьбе своего супермаркета не заводил, словно тот и не был его любимым детищем, словно его дальнейшая судьба умирающего нисколько не волновала.

Егоров же и под угрозой расстрела не начал бы такой разговор первым, потому что был совершенно уверен в благоразумии друга. Значит, так надо. Ему же, Егорову, до конца жизни быть обязанным и благодарным Резникову за то, что тот его на свет Божий из дерьма вытащил, человеком сделал. А супермаркет... Наследники, конечно, найдутся, они всегда в таких случаях достаточно быстро находятся. Возможно, он потеряет работу. И что? Теперь его с ног не сбить. Как Резников ни поступит, он всегда будет прав и останется другом единственным, верным.

Надо сказать, что из-за болезни хозяина часы работы изменились не только у Игоря. У главного бухгалтера тоже. Софья приходила на работу раньше, чем обычно, но в четыре уезжала к Резникову, где и проводила все вечера. В это время больной не отвечал на звонки, не звонил сам. Это было странно. Егоров точно знал, что между этими двумя никогда не было никаких отношений, хотя, кажется, одно время Софья хозяину очень нравилась. В том не было ничего удивительного: Резников был влюбчив, но остывал так же быстро, как и влюблялся. Видимо, поэтому он смолоду не женился, а потом начались проблемы со здоровьем, и мысли о женитьбе отошли на самый дальний план.

Все трое давно работали вместе, считали, что хорошо знают друг друга, но не в их привычках было интересоваться чужой личной жизнью. Игорь был очень замкнутым человеком, посторонним никогда и ничего о себе не рассказывал. О Софье было известно только, что она не так давно развелась с мужем, известным в городе красавцем - хирургом и не менее известным бабником. Их сын почему-то принял сторону отца и сейчас жил у дедушки в Москве. Резников же, вернувшийся в родные места в девяностые, неожиданно для всех знакомых стал владельцем большого магазина, который под его началом совершенно преобразился, расширился и стал гордо называться супермаркетом.

- Здравствуй, - поприветствовала Игоря Софья, заходя к нему в кабинет. - Вот принесла на подпись.

Она положила папку на край стола и улыбнулась.

- Сегодня услышала, как тебя за глаза называют. Ахнула. Не в бровь, а в глаз.

- И как?

Игорь подвинул к себе папку, раскрыл и стал просматривать бумаги.

- Генералом! - сказала Софья и засмеялась. - А ведь похож... В последние годы ты заматерел, я как-то и не заметила. А помнишь, каким был? Кожа да кости. Каланча двухметровая.

- Сто девяносто три, - пробормотал Игорь, не отрывая голову от бумаг.

- Что? - не расслышав, переспросила Софья.

- До двух метров, говорю, не хватает.

- Все равно... Чем ни генерал: высокий, здоровенный и довольно красивый.

- Стареющий, седеющий, толстеющий, но пока еще не лысеющий, - в тон ей мрачно ответил Игорь. - Оставь документы, до завтра посмотрю.

На обед приехала Вика. Игорь, целуя девушку и протягивая букет, постарался заговорить первым, чтобы не сразу выслушивать упреки по поводу нечастых встреч. У нее была странная манера разговора: никогда не говорить напрямую о том, чем была в данный момент недовольна, поэтому ему часто приходилось догадываться о чем-то по ее осторожным, а порой и не очень, намекам. Это раздражало. Но в остальном Вика его вполне устраивала.

Ей было немного за тридцать, после развода жила одна, детей не было. Работала в картинной галерее. Конечно, там денег много не заработаешь, но у нее был небедный папа, которому эта галерея и принадлежала. Он любил дочь и ни в чем ей не отказывал. Да и Игорь часто делал дорогие подарки. Она никогда не жеманилась, принимая их. Отношения были ровными, скорее дружескими, как у людей, много лет проживших вместе.

После тридцати лет, говорят, женщина не флиртует, она фильтрует. Егоров же был тем самым тщательно отфильтрованным, с кем она, после длительного и вдумчивого изучения интересующего объекта, надеялась связать свою судьбу. Второй раз осечки допустить было нельзя.

- Как спектакль? - спросил он, зная, что вчера Вика была на премьере.

- Встретила много знакомых. Спрашивали о тебе. Я всем говорю, что ты занят на работе, - ответила она ровным голосом.

- Так и есть, - подтвердил Егоров, пододвигая миску с салатом.

- Татьяна знакомила всех со своим женихом. От радости даже светилась.

Вика сделала паузу, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. Но все-таки решилась.

- Сказала, что приглашения на свадьбу вышлет нам по почте. Как думаешь, ты найдешь время?

Татьяна была ее подругой. Наверно, в этих словах не было ничего особенного, но не сейчас об этом говорить, не сейчас, когда Резникову становилось все хуже и хуже... Это был явный перебор. На этот раз Вика, видимо, обиделась серьезно. Стараясь подавить в себе раздражение, Игорь отложил вилку и заставил себя улыбнуться. Он знал, что в игре, где участвуют двое, главное - терпение.

- Все, дорогая, хватит. Хватит говорить о других, давай о нас. Я все понял, я исправлюсь. Хочешь в ресторан? Будь готова к семи, нет, к восьми, я заеду. А потом приедем сюда, и я постараюсь тебя удивить. Подарок уже куплен.

Вика опустила ресницы и успокаивающе погладила его по руке. Какой он милый, добрый и вполне управляемый! Как дорожит их отношениями! Хорошо, на этот раз пусть будет ресторан. Пока только ресторан, но она терпеливая, она своего дождется. И это будет гораздо больше, чем пара ночей в неделю, проведенных вместе. Она слегка улыбнулась и еще раз отметила про себя, что ее выбор был абсолютно правильным и Егоров вполне подходил на роль второго мужа: не молод, но и не стар, серьезен, хорошо обеспечен. Правда, он всегда много работает, но это после свадьбы не будет иметь никакого значения, пусть хоть сутками торчит в своем супермаркете. Скоро все решится. Говорят, Резников совсем плох.

У Игоря почему-то испортилось настроение. Попрощавшись с Викой до вечера, он вздохнул с облегчением и отправился на работу. Ровно в семь часов пришла уборщица, и он был раздосадован тем, что волосы оказались спрятанными под косынку и что он не увидел ее косу. С раздражением кивнув в ответ на тихое приветствие, отправился в торговый зал, а когда вернулся, девушки не было. Это хозяину кабинета совершенно не понравилось, и на следующий день он возвратился с ежедневного обхода раньше обычного. Сказав, чтоб она не беспокоилась, что он подождет, Игорь добрых пятнадцать минут наблюдал за ее работой. По несколько нервным движениям было очевидно, что девушку беспокоит его взгляд, но ничего он поделать с собой не мог. Стоял и смотрел.