Х...евая книга

Ладно, взял портфель, побрел. Зашел как всегда к однокласснику, этажом ниже. Еврей один. Я всегда к нему заходил перед школой. Или он за мной. Он посмотрел на меня. Чего, говорит, ты такой пришибленный? Так и так, говорю. Погоди, отвечает, сейчас чего-нибудь придумаем. Пошел в туалет. Минут пять думал. Вышел, нет, говорит, не получается. Но давай я молока кислого выпью, меня с него всегда проносит. Только придется подождать минут тридцать. На первый урок не пойдем. Лучше, думаю, один урок прогулять, чем с пустыми руками являться. Здравствуйте, я ваша тетя, опять без говна пришел!

"Слушай, - говорю, - тебя пронесет, а зачем мне жидкое говно? Еще какую-нибудь дизентерию найдут у меня". "Нет, - говорит, - у меня все стерильно, как в аптеке. И потом, меня же не совсем вчистую проносит. Так, полусредняя консистенция... Только долг платежом красен. Подари мне за это свою французскую зажигалку!"

Вот ведь торгаш! Никогда ничего за так не сделает, все с выгодой. Даже посрать просто так, от души, и то не может! Пользуется моим несчастьем, кровопийца!

"Ладно, - говорю, - подарю, только выбирай там что погуще". "Хорошо, - отвечает, - а ты пока за зажигалкой сходи".

Так представляешь, этот паразит даже разбираться не стал. Взял и насрал в литровую банку. Скотина. Потом, правда, половину в унитаз вылил. А я как последний идиот поперся с этой банкой в школу.

Пришли мы ко второму уроку. Как раз история, а я на истории на первой парте сидел, прямо перед ее носом. Она на меня смотрит грознее тучи. Что, спрашивает, опять не принес? Я растерялся и быстро, чтоб она не успела начать орать на меня, вытащил из портфеля эту банку и бухнул ей на стол.

- Ну и чем все закончилось? - спросил я.

- Да ничем. Она опять на меня наорала: "Что ты мне в нос суешь! Родителей вызову, из комсомола выгоню!.." Говно я врачу отнес. Баба там сидела молодая совсем, а я с этой банкой, неудобно жутко. Она так на меня посмотрела, будто я инвалид душевный какой-то. Ну а вскоре мы в Москву переехали. Вот и все, - закончил Олег свой рассказ.

Дальнейший путь мы проехали в молчании.

В одной давильне всех калеча

быль

- А это что такое? - я указал на странное деревянное сооружение, состоящее из двух колод, перекладины и хреновины на суровой нитке.

- Это я мышеловку построил. Такие раньше строили, в мою бытность, - ответил отец. - Много мышей. Совсем обнаглели.

Я бросил ключи от машины в буфет, переоделся, разобрал сумку. Я только что приехал на дачу, где летом жили предки-пенсионеры, и пошел изучать мышеловку.

Идея состояла в том, что мышка забирается под тяжелую колоду и начинает жадно поглощать привязанный на специальный язычок сыр. От шевеления язычок освобождает держатель на нитке, и колода падает на мышь.

- А не легковата дубина? - усомнился я. - Вдруг мышь не убьет или она успеет выскочить?

- А я для весу еще чугунный колосник сверху положу, - обнадежил отец мой, Петр Иванович.

- Это дело. Гуманное оружие.

... Теперь про гуманизм. Когда-то в хозяйственных магазинах я видел два типа конструкции противомышиных агрегатов. Давно еще - суровую мышебойку за 15 копеек с мощной пружиной и скобой, которая сразу ломала мышке хребет. Хрясь!!! Потом, видимо, заразившись гнилым западным либерализмом, наша промышленность начала выпускать пластмассовые мышеловки. Они представляют собой особым образом изогнутую длинную коробочку с крышкой. Голодная мышка в поисках пропитания забегала туда, и под ее тяжестью крышка захло-пывалась.

Вопрос: какая конструкция гуманнее? Та, которая сразу хребет ломает или которая живьем ловит?

Ну хорошо, вот поймалась живая мышь - что с ней дальше делать?

Ясно, что убивать. Топить удобнее и бескровнее. Вытряс ее их мышеловки в унитаз и спустил. Или в ведро, если в сельской местности. (А в унитазах, между прочим, горожане даже котят топят. Слепеньких. По шесть штук зараз! И ничего, не засоряется).

Но самим убивать негуманно. Гуманнее уже убитый трупик за хвостик выбросить. Машинка пусть убивает, а на нас греха нет, ептыть.

Отец мой, Петр Иванович, водрузил сооружение на стол и начал тонко настраивать. Длину нити регулировал, колосник сверху пристраивал. Тут главное, чтобы, с одной стороны, сразу убить, а с другой, чтоб при этом из ноздрей не брызгало на окружающую обстановку. Главное так подобрать вес, чтобы живое существо чисто убивало, без крови, но и надежно, чтоб пикнуть не успела, а то товарок распугает. Надо, чтоб аккуратно и резко все внутри ломало - кости, основание черепа. Тогда получается как яичко сваренное "в мешочек". Внутри - жидко, снаружи - пристойно. Отбивная мышка.

Насторожив мышеловку, отец раскрыл складной ножик и начал осторожно приближать лезвие к язычку, с понтом мышь бежит.

- Вот она бежит к сыру, топ-топ-топ-топ. Ам!

Бац! Хлестко ударил по лезвию тяжкий груз.

- Этак всех ночью перебудит.

- Ничего... А то они уже всю крупу сожрали.

Вечером отец установил мышеловку на кухне, погасили свет. И почти сразу зашуршало. Мыши.

Минут через пять, резко включив свет, я зашел на кухню. Две маленькие мышки бросились от меня наутек по лавке. Одна затаилась за ведром. Я видел ее. Ну буквально руку протянуть, сидела. Вот когда я на секунду пожалел, что не взял на дачу свой дробовик - газодробовой пистолет. Я бы сейчас ее одним выстрелом в труп превратил. Эта дробь для пистолетов, она та-кая мелкая-мелкая, будто специально для мышей предназначена. Эх, нашпиговал бы ее сейчас свинцом.

Впрочем, я тут же понял, что идея моя не вполне хороша. Потому что мышей много, а один выстрел -ѕ два доллара. Харч-но. Да к тому же дробь летит веером (точнее, конусом), я бы в обоях дыр понаделал, стулья попортил, клеенку. Но главное, ко-нечно, цена. Два бакса за мышь - дорогое удовольствие. Другое дело пневматический пистолет, стреляющий 4,5 миллиметро-выми шариками. И стоят эти шарики относительно дешево. Вот можно было бы в свое удовольствие поохотиться. Резко включать свет и палить. Но пневматического пистолета у меня нет.

Нагнувшись над мышебойкой, я увидел, что сыра на язычке нет. Съели!

- Это ничего, - сказал отец, - сейчас послабже натяг сде-лаем. Он подвязал еще один кусочек сыра и сделал натяг послабее.

Вышли, погасили свет, легли спать. Только легли, как с кухни раздался глухой удар. Не звонкий, а глухой такой, потому что мышиное тело смягчило удар.

Входим, и что же мы видим? Из-под колоды только хвостик сиротливый. Крохотуля, дитенок совсем, пикнуть не успел. Лежит, лицо недовольное. За хвостик его - и в помойное ведро. Всякое живое создание божье хочет жить. Аминь.

Отец опять насторожил свой убойную колоду.

- Они в первый раз сыр у меня съели и опять пришли. Понравился им сыр, - издевался отец, радуясь, что сработало. - А теперь недосчиталась мама сына. Сейчас, небось, ищет. Это ж надо, и отошел-то всего на пять минут, за сыром. И куда пропал? И друзья, небось, недоумевают: где же Вася? Только что тут был. Хороший был парень. И сыр любил.

... Еще девять раз срабатывала машина смерти, исправно, без шума и пыли делая свою гуманную, нужную людям работу. Девять маленьких и средних детишек-мышек было насмерть задавлено этой ночью тяжелым предметом.

-Затаились, потери считают, - улыбался папа утром. На ночь опять поставлю. Жаль, что я на девятой уснул, а то бы больше набило.

А я написал на давильной колоде специально для мышки-мамы: "Не стой под стрелой". А то ведь дети не знают, что тут опасность, а я предупредил. Пусть все будет по-честному.

Липецкие раздумья

не рассказ, а просто так

А вот был я недавно в городе Липецке. По службе ездил. Прибыл, а гостиницы все забиты. Значит не одному мне в Липецк надо было. Не одному. Я в общем, не против, пусть ездят, тем более, что город-то не мой, запретить не могу. А если бы и мой был, как запретишь? Он вон сел на поезд и приехал. Или на самолет. Или даже на автобус. И я так приехал. Но я все равно никому не запрещаю, пусть едут, раз надо! Но только я против, когда в гостинице мне места не дают. Я не бомж, мне по подъездам жить трудно.