Х...евая книга

Я с умным видом скучающего интеллигента слонялся между людьми по маленькому зальчику, держа в руках рюмаху и периодически касаясь губами ее содержимого. Иногда передо мной вырастала какая-нибудь спина, что меня несколько раздражало. Богема тем временем, сметя со столов все, потянулась к служебному входу, откуда официанты выносили смену блюд. Они стояли около служебного входа, как вороны возле умирающего кабана. И как только официант появлялся с подносом, богема бросалась на него, ведомая магазинным рефлексом "выбросили" и мгновенно расхватывала все. Он до стола редко донести успевал. А некоторые, особо наглые даже сами заходили в служебное помещение и гордо каркая выносили оттуда разноцветное мороженое. Значит, у еще живого кабана глаза выклевывали. Один дядя, накушавшийся водки, упился пьян, вложил 2 (два) пальца в ротовую полость и минуту оглушительно свистел, пока его не вывели.

В суматохе я углядел на краю стола забытый кем-то жюльен в кокотке, воровато оглянулся... Нет, не воровато, это я вру. Очень так непринужденно осмотрелся вокруг поверх рюмки, промокнул нос, взял спокойно этот жюльен и сделал ноги вдругой конец зала: не есть же его прямо на месте преступления, вдруг хозяин за ним вернется. Съев жюльен, я поплелся разыскивать брошенную где-то во время бегства рюмку: там еще оставалось. Нашел в сохранности!

Совершая все эти манипуляции, я периодически перебрасывался парой слов со знакомыми работниками культуры. Светскость такая.

В середине фуршета минут на несколько появился пародист Александр Иванов. Постарел, постарел...

Когда я смотрел в рюмку и раздумывал на сколько пригублений там осталось жидкости и удобно ли ходить с практически пустой рюмкой, возле меня возник поэт Вишневский. Он урвал себе и мне чашечку кофею. Святой человек. Мы отодвинулись в уголок и стали беседовать беседу. Рядом жрала мороженое блондинка с лицом, которое все почему-то считают красивым, и которое таковым не является. Судя по широко посаженным глазам и неестественной белизне волос, это была расходная дама, приглашенная на презентацию для мебели.

Завязав светскую, то есть глупейшую беседу (хуже может быть только о погоде) Вишневский начал охмурять белобрысую и охмурил. Сказал, что он поэт, выступает, публикуется и так далее. Шлюшка была, видимо, на столь интеллигентном сборище впервые и после дворовых мальчиков легко купилась на творческую личность, размахивающую у нее перед носом журналом "Крокодил" со своей подборкой стихов. Она взяла у Вишневского телефон и дважды крепко пообещала позвонить.

- А с кем вы сюда пришли? - наконец поинтересовался Вишневский.

- С молодым человеком, - индифферентно оповестила девушка.

Тут же подошел знакомиться этот молодой человек, толстоватенький, в очках. Пиджак у него был такой, в каких выходят выступать на эстраду фокусники - черный с блестящим узорчиком.

"А что вы читали со сцены?" - чуть не спросил я, но Вишневский опередил:

- Вы пишете или просто друг журнала?

- Я один из хозяев журнала, - просто сказал толстоватенький, неумело держа в руках приличную рюмку, несколько отличающуюся по форме от граненого стакана...

- Конечно, валюты у меня нет, в отличие от этих нуворишей, - сказал Вишневский, когда мы с ним шлепали по улице к метро, - но зато девушку я у него увел. Обязательно позвонит, глазки строила.

А я не преминул заключить со свойственным мне остроумием:

- Ничего, что у них денег больше, зато у нас хуй длиннее.

Я очень остроумный.

Вспомним школу, товарищ

рассказ, написанный на основе подлинных событий в конце развитого социализма

Справа мелькнул ЦУМ, где-то там, на пьедестале с надписью "Островскому" сидел зеленый Островский, но мне было не до красот родной столицы, пора было перестраиваться в правый ряд, чтобы выскочить на улицу Горького.

Полчаса назад позвонил двоюродный брат и сообщил, что достал нам мойку для кухни. Мойку, элементарную конструкцию из одной стенки, дверцы и нескольких палочек с шурупами. Но этой элементарной конструкции, как и следовало ожидать, не оказалось в магазинах (раковин, впрочем, тоже), поэтому я с другом ехал сейчас в другой конец города и размышлял, влезет ли мойка в багажник или на заднее сиденье. Лучше бы на сидение, конечно: все-таки мягче...

Мы проскочили Юрия Долгорукого на толстом коне, сплошь облепленного голубями, Пушкина с неизменным голубем на голове и вскоре вырвались на оперативный простор широкого Ленинградского проспекта.

Развалившись, насколько позволял ремень безопасности, Олег сидел на переднем сидении и "тащился".

- Клево! - наконец выразил он свои ощущения. - Два молодых инженера едут на тачке! Слушай, нам сейчас только двух баб сзади не хватает.

- Угу, или одной мойки, - улыбнулся я, притормаживая у светофора. - Постой, а почему ты сказал, что у нас плохой унитаз?

...Перед поездкой Олег сходил у меня дома в туалет и выйдя оттуда заявил, что у него толчок лучше...

- Да, у нас лучше, - подтвердил он и устроился на сидении поудобнее, вероятно намереваясь всласть пофилософствовать на туалетную тему.

- Короче, Склифосовский! Почему? - подстегнул я.

- А у нас говно прямо само вниз сваливается, потому что дно скошенное, а у вас дно прямое и надо обязательно смывать.

Нужно было срочно спасать честь родного унитаза и я запротестовал:

- Ничего подобного, у нас лучше. Вот у вас говно вниз свалилось, а как его обратно достанешь? А у нас просто: нужно - бери.

- А зачем его из толчка доставать? - не понял Олег.

- Ну, мало ли!.. Например, анализ кала в поликлинику нести.

- Ну, не знаю. Можно что-нибудь придумать.

- Ну что?

Олег впал в глубокую задумчивость, перебирая варианты. Я торжествовал победу родного толчка:

- Есть только один выход, Олег! Насрать на газетку, а с газеты уже наложить говно в майонезную баночку, сколько надо.

- Лучше в спичечную коробку.

- Не перебивай, это дело вкуса... Вот, а потом оставшееся говно спустить вместе с газеткой в унитаз... Постой-постой! Ты что, ни разу анализ кала не сдавал что ли?

- Почему, сдавал один раз, когда в Волгограде жил. У нас другой унитаз тогда был. Я тогда учился, дай бог памяти, в восьмом... нет... да, в восьмом классе. У нас в школе проходила диспансеризация, и наша классная велела всем на следующий день принести в школу говно. А я забыл. Я и еще человек пять. Вот она нам всем пистон и вставила, что мы разгильдяи, бестолковые, и туды, и сюды. И велела строго-настрого, чтобы завтра принесли и сдали, потому что, мол, врачи ждать не будут и из школы на днях уедут.

А назавтра, представляешь, утром встаю, а срать не хочется. Как назло! Я стабильно раз в день по утрам сру. Редко, когда не хожу утром. И тут как назло! Происки врагов, не иначе. Пришел в школу, не знаю как нашей дуре в глаза смотреть. Не объяснишь ведь, что срать не хотелось. Ей-то плевать, ей говно хоть из-под земли подавай, она по нему перед врачами отчитывается.А в этот день все уже принесли, кроме меня и еще одного парня. Ну она за нас и принялась! Поставила к доске, стыдить начала... Вот, мол, ребята, посмотрите на них! Они подвели весь класс, такие позорят нашу школу! Я бы с ними в разведку не пошла! Потом мне говорит: он-то ладно, двоечник и вообще, а ты-то, Олег, хорошо учишься, комсомольский активист, неужели не мог такого пустяка сделать! Никакой ответственности! Короче, если завтра не принесете, обоим строгий выговор без занесения в учетную карточку.

Ну ладно. Весь день ходил как под грузом, даже ночью спал плохо, все говно в коробочке мерещилось. Будто я этот дефицит лопатами гребу и разгоняю охотников урвать бесплатно килограммчик.

Наутро встал, поел, сходил в туалет, наложил в коробочку и, чтобы не забыть, положил ее на портфель. Пошел руки мыть. Прихожу - нет коробки. Я к бабке: "Ба! Тут коробок спичечный лежал, не брала?" Я, говорит, его в мусорное ведро кинула. Бросаюсь на кухню - нет ведра. Ору: "Ма, где ведро?" - "Отец пошел выносить, оно уже полное". Я к двери. Только выскочил - сталкиваюсь с отцом. Ведро, конечно, уже пустое. Вот так, думаю, попал. Вообще что ли в школу не ходить?