Белая кость

Получив разрешение посмотреть, я поднял покрывало и был немало удивлен, когда под ним обнаружил старого знакомого. Ошибки быть не могло. Уж очень специфический окрас перьев украшал его хозяина. С годами перьев стало поменьше, но расцветка их не изменилась.

Видно, что за период пребывания в северных широтах он поменял не одного хозяина, и в этой, уже «новой жизни», его интеллигентно звали Иннокентием — Кешей.

Кеша молча сидел в своем решетчатом бунгало. Он, как и раньше, крутил головой, оглядывая мир взглядом Хазанова, периодически подымал сильно поредевший красный хохолок.

— Борис, а он у тебя говорящий? — спросил я приятеля с интересом, вспомнив историю с потерей попугаем памяти.

— Да говорил кое-что... по-русски, до прошлого месяца.

— А почему сейчас не говорит?

— Да приходил ко мне в гости Валерка Комаров. Мы с ним, конечно, хорошо посидели, ну и пьяный Комар, напоил и его коньяком. Мочил булку в коньяк и давал этому «алкашу». Вот у него память на «язык» и стерлась, как магнитофонная запись. Теперь надо его по новой учить. Скоро дети приедут, быстро научат.

— Да! Не везет тебе, Иннокентий, на ниве филологии, — посочувствовал я птице. — Если бы ты сейчас мог говорить, я бы с большим удовольствием расспросил тебя, старик, как тогда сложилась, твоя «дольча вита»!

Попугай по-прежнему молчал и взирал на меня из клетки ошарашенным взглядом Хазанова.

Вдруг, как будто, вспомнив что-то страшное, из давно прожитой жизни, он ясно произнес: «Получи, фашист, гранату!».

Сказав эту любимую фразу помощника Нечаева, Кеша как-то испуганно обмяк, гортанно крякнул и тихо сходил под себя очередной впечатляющей кучей.

По всему было видно, что незатейливая «школа» помохи пустила  глубокие корни в «сознании» нашего героя.

19 мая 2004г.

Кот Юрка

 Коту по кличке Юрка повезло немногим больше, чем собаке по кличке Клапан. Их обоих одновременно доставили в Лиепаю на одной из подводных лодок полярнинской бригады, переведенных по решению командования ВМФ с Северного флота на Балтийский.

Тяготы десятисуточного перехода в условиях тяжелейшего осеннего шторма животные, каждый по-своему, перенесли тяжело. Особенно пес…

Пока подводные лодки уже стояли в готовности к отходу, а швартовые команды суетились на надстройках в готовности по команде выбрать на борт последние швартовые концы и сходни, стоявшие из-за сильного отлива стояли почти вертикально, на пирсе в крайней степени нерешительности топтался «нестандартный», очень лохматый и большеголовый, страшно коротконогий пес. Это и был Клапан.

Своим собачьим чутьем он остро ощущал уход корабля. Причем чутье безошибочно подсказывало ему, что родной экипаж уходит навсегда. И он мучительно решал свою собачью судьбу под призывные крики матросов. Наконец, дрожа всем телом, в великом собачьем волнении он героически ступил с пирса на сходню и тут же был подхвачен руками обрадованных подводников.

Разместили Клапана в кормовом отсеке между торпедными аппаратами в большом фанерном ящике. Тщательно переложили ложе ветошью, «подушки» из которой во время качки не давали кататься неуправляемому телу пса по днищу, от стенки к стенке. Так все десять суток плавания он и пролежал в своей люльке и ничего не ел.

Шутка ли! Ведь еще совсем недавно псу казалось, что «тайны мироздания» постигнуты, и жизнь будет вечно протекать, как у «Христа за пазухой». Увы, одно дело — беззаботно жить в кубрике, при береговом камбузе, быть всегда сытно накормленным заботливыми моряками и бегать куда глаза глядят. Хочешь — к собратьям в поселок. А хочешь — валяться себе в казарме, у батареи «Цэ-О», пережидая зимнюю непогоду. А другое дело — тяжелый десятисуточный межфлотский переход с полным запретом кораблям-участникам погружаться и в Норвежском, и в Северном морях, то есть с беспрестанной болтанкой по всему маршруту перехода…

Кот же Юрка был доставлен на борт командиром БЧ-5 и устроен на его личной койке в каюте. Правда, этот комфорт каютой и заканчивался. Качку кот переносил также тяжело.

А уж Норвежское море в этот раз просто расстаралось!

Оморячило наших «героев» в полный рост! На прощанье северные широты постарались в «отделке» далеко не новых корпусов кораблей! Английский сторожевик, принявший на себя сопровождение отряда советских «фокстротов» в Северном море, поднял бортовой вертолет, и тот ошарашенно снимал и снимал на пленку все подряд. Зависал низко и часто перелетал от одной лодки к другой. Словом проявлял такой неприкрытый  интерес, как будто снимал блокбастер со звучным названием «Восставшие из ада».

И продолжалось это до самой якорной стоянки, расположенной у входа в проливную зону, куда оперативный дежурный Балтийского флота поставил корабли «отдышаться». Море успокоилось…

С постановкой на якорь подводники буквально на руках вынесли сильно ослабевших «героев» на надстройку подышать и погулять.

Увидев Юрку, Клапан изобразил приветствие старинному полярнинскому приятелю: визгливо тявкнул и кокетливо помахал хвостом. Мокрое железо корпуса подводной лодки издавало необычный для них запах. Животные потерянно озирались.

Клапан, боязливо озираясь на сопровождающего его матроса, не спешил справить нужду, словно опасаясь наделать глупостей в незнакомой обстановке и, как бы виновато, взглядом спрашивал взглядом своего поводыря: «А где здесь у нас туалет»?

Тот, правильно оценив ситуацию, дружески потрепал собачий загривок и весело сказал псу:

— Ты, братан, не тушуйся. Сейчас для тебя везде гальюн! Ходи, где хочешь.

От природы сообразительному Клапану два раза повторять было не надо. Качающейся походкой он добрел до кормового аварийного буя и справил все свои скудные собачьи надобности.

Похвалив и погладив пса, матрос, как фокусник Копперфильд, извлек откуда-то приличных размеров мосёл, отваренный во флотских щах. Благодарный Клапан принял его и тут же, растянувшись на мокрой надстройке недалеко от буя, блаженно с ним расправился.

Назад, в корпус лодки, крепкие руки матроса уносили уже вполне ожившего пса, глаза которого вновь светились. Они светились огоньками игрока, который в азартной борьбе с фортуной вдруг сорвал Джек-Пот.

Кот же Юрка воспользовался прогулкой по-своему.

Отметив свое присутствие на основании рубки и с аппетитом съев припасенный хозяином приличный кусок колбасы, медленно ходил по надстройке вокруг хозяина и благодарно терся о ноги поднятым, как труба, серым хвостом.

С прибытием лодок в Лиепаю командование соединения от увиденного изумленно разведет руками и единогласно решит немедленно поставить их в ремонт к стенке 29-го завода. Но все это еще впереди. Вид лодок оставался жалок и печален…

В Лиепае одними из первых на неведомый доселе берег сошли и наши «герои». Каждый по-своему, с присущей его природе особенностью. Мохнатый Клапан — с приветственным лаем, адресованным пока еще незнакомым верхним вахтенным стоящих по соседству кораблей. Переглянувшись с приятелем, один из них с нескрываемым удивлением изрек: «Ничего себе, приматы пожаловали! У нас таких сроду не было. Сразу видно, северные экземпляры!»

Совсем оживший Клапан не забывал активно метить причал: столбы освещения, углы щитов берегового электропитания кораблей, будки верхних вахтенных,  курилки. Наблюдая за этим процессом, вахтенный спросил приятеля:

— А знаешь, Вовка, что женщина делает сидя, мужчина — стоя, а собака — подымая ногу?

— Не-а, а чё? — дебильно-вопросительно промычал коллега, уставившись в приятеля.

— Да здороваются, валенок ты серый! Вон, видишь, как он это тщательно делает? Значит, мы ему понравились, и территория тоже…

Кот же Юрка, внимательно оглядевшись вокруг, тенью «серого кардинала» тихо проскользнул к корню пирса и растворился в непривычном, но необычайно манящем шелесте еще не пожелтевшей листвы сирени.

Такая зеленая благодать, наполненная воробьиным гомоном и таинственными шорохами, перед ним предстала впервые. Внутренне он ощущал кошачий кайф!