Белая кость

Шкинев мгновенно перепачкался, но еще раньше сообразил, что Марков на приличном отходняке, однако вида тактично подавать не стал. Сам, в конце концов, напросился.

Расстояние до Воздушного моста автомобиль пролетел ласточкой. Причиной для снижения скорости послужил шлагбаум у моста и «лежачий полицейский», впервые примененный ГАИ  именно там. Не в силах скрыть своего восхищения мастерством управления, Иван Иванович, размазывая пыль по влажному лицу, с придыханием успел вымолвить: «Ну, ты Василич и Шумахер! Прямо газ до отказа и скорости все сразу! И не груженый? Представляю, как ты вчера вез свою картошку!»

Улицу Крейсера Варяга прошли по графику, однако с небольшим происшествием. Перед самым Подплавом, там, где начиналась историческая аллея вековых каштанов, дорога делала поворот влево на 90 градусов. Водители, зная это, уменьшали скорость, тормозили. Марконя же решил пройти коварный поворот, как обычно, не снижая скорости и, представьте себе, прошел. Правда, в салоне случилось нечто необыкновенное. Безумная инерция сорвала седого как лунь Ивана Ивановича с заднего сиденья словно картофельный мешок. Воспаряя мухой в пространстве, он, беспрепятственно проследовал салон «запорожца» в позе бегущего египтянина до самого лобового стекла,  успев отчаянно выкрикнуть: «Ну, ты Василич, блин даешь! Я же в твоей тачке двигаюсь, как понос на повороте!»

С этими словами мичман успешно высадил головой лобовое стекло, через амбразуру которого и вывалился на крышку багажника, лихо притормозившего автомобиля. При этом его лицо необъяснимо по-детски всхлипывало, чему-то улыбаясь, а руки машинально размазывали белым накрахмаленным чехлом форменной фуражки сопли картофельной грязи. Рабочий день начинался весело!

А вскоре Маркову прилепили сразу две клички—«Шумахер на желтом болиде» и «Чемпион гонки по формуле С2Н5ОН». Понимая, что обе вполне заслужены, любой прохожий, выходя на трассу имени легендарного крейсера «Варяг», пугливо озирался — а ну как выскочит Марконин «болид»!

2004 г.

Часть 3. Морской компот

Предновогодние встречи

Приближалось католическое рождество. Переполненный предпраздничной  информацией эфир вещал шифровками, а иногда и открытым текстом о том, где и как  собирается отмечать этот праздник «вероятный  противник». Результаты радиоперехватов  командир группы ОСНАЗ (радиоразведки) обстоятельно докладывал командиру ПЛ и  старшему на походе — начальнику штаба бригады.

Восхищал и отчасти  веселил тот факт, что к Рождеству почти вся «армада»  кораблей и судов «вероятного противника», решавшая задачи в море, загонялась своим командованием в ближайшие цивилизованные порты и базы НАТО для того, чтобы моряки, заблаговременно вызвав самолетом родных и близких, могли  встретить любимый праздник в привычной и  комфортной обстановке, по-семейному.

В перехваченной информации корабли почти всегда, помимо своего места, курса,   скорости и расчетного времени прибытия к месту назначения, «кишкой» передавали заявку с указанием названий отелей и ресторанов, где личный состав хотел бы на столько-то персон снять номера или заказать столики. В отдельных  случаях перечислялось и меню, но только у тех, чьи  корабли приходили в порт «впритык» к празднику.

Мысленно, а порой и вслух, оценивая информацию с долей скрытого восхищения и недоумения, мы говорили: «Во, дают! Во, разлагаются, капиталисты! Ну, прямо с жиру  бесятся!»

В один из  «опорных» сеансов связи радисты подводной лодки  получили информацию от штаба управления, что через район нашего патрулирования   ожидается проход атомных подводных лодок «вероятного противника». Указывались возможные даты появления «вражеских» субмарин, с обнаружением которых надлежало  срочно докладывать на командный пункт.

Хорошо удифферентованная подводная лодка совершенно без хода держала глубину 40 метров. Даже не верилось, что в Атлантике, в этой фантастической массе воды, когда под килем глубина не один километр, именно в нашем районе  присутствует «жидкий  грунт» — слой воды, отличающийся  от  окружающей  водной  массы температурой, соленостью и плотностью. Это давало сильную  экономию электроэнергии, а главное, — почти абсолютную скрытность.

Была ночь, когда акустик обнаружил шум винтов и классифицировал его как работу турбины АПЛ. Командир отдыхал в каюте, а в центральном посту находился НШ по  прозвищу Слон.

Это был своеобразный человек. Большим авторитетом у командования  дивизии он не пользовался, так как имел небольшой опыт автономных плаваний. Сделал свою  командирскую карьеру на «лягушке» — кургузой дизельной ПЛ проекта 665 с 4-мя крылатыми ракетами  в рубке. Никогда дальше Балтики она не ходила и использовалась главным образом в качестве «цели» для отработки противолодочных сил флота. Даже на массовые флотские мероприятия и учения она привлекались в последнюю очередь.

Слон был послан в «автономку», так сказать, «для порядка».  Чувствуя  себя в походе лишним, он сам определил себе время  вахты и, в основном, был занят чтением художественной литературы, которой его в изобилии снабдил молодой корабельный замполит,  уже понявший неписанную истину: «Чем бы начальство  ни тешилось, лишь бы в корабельные дела не совалось».

С обнаружением и классификацией цели Слон объявил «боевую тревогу» и дал  команду на моторы в надежде изменить курс, так как пеленг на цель не менялся. Влетевший в центральный пост командир сходу оценил ситуацию и, получив нужные доклады, застопорил ход.

Это, в свою очередь, вызвало недоуменный взгляд и вопрос НШ:

— Командир,  ведь ситуация сближения…

— Товарищ капитан 1 ранга, если вы считаете, что я  как командир недостаточно активно в этой ситуации провожу маневр расхождения с «целью», можете  сделать запись в   вахтенный журнал и вступить в командование кораблем.

В этот момент акустик доложил, что пеленг на цель очень медленно начал меняться  вправо. НШ, покраснев и слегка вспотев, ничего на предложение командира не ответил и  продолжал тихо сидеть у торпедного автомата стрельбы, нервно теребя в руках очередной  детектив.

Шум нарастал, цель приближалась быстро. Прибывший по тревоге в первый отсек  командир  БЧ-3  лейтенант  Боб Падеус,  по  прозвищу  Дон  Пофигейрос,  на  вопрос  «жителей»  отсека,  что  произошло и почему  объявлена  тревога,  с  видом профессора   пояснил,  что  акустики   обнаружили   американский   атомоход,  который,  того  и  гляди,  нас  обнаружит, а  пока  идет  на  сближение. Новость  была   воспринята  матросами как   информация  газеты «Правда».  Тишина  1-го  отсека  и  отсутствие  работающих  механизмов  очень  скоро  позволили  морякам  различить  нарастающий гул. Супостат стремительно приближался. Как  бы  в  подтверждение  своего  сообщения,   непонятно  от  чего   повеселевший  минер,  ведя  ухом  и  тыча  пальцем  в  направлении  нарастающего  шума,  торжественно   изрек:

— Слышите?  Летит  Тунгус   Метеоритович!

— Кто лэтыт? Какой Мэтеоритович? — с кавказским акцентом спросил ничего не  понимающий  молодой торпедист  Маркарян.

— Кто лэтыт, кто лэтыт, — передразнил подчиненного  минер. — Какой-то  ты  у  меня   не начитанный. Ладно, спишем это на твое дурное воспитание. Чего, совсем  глухой?  Атомоход «летит», неужели не слышишь? Вот  бы  ему  сейчас в борт засадить! — мечтательно  заключил он,  ласково оглядев зеленоватые «чушки» стеллажных торпед.

В  4-ом отсеке происходящее живо обсуждали командир группы движения старшие лейтенанты Жук и Есин, корабельный врач, известный команде по прозвищу Аспирин. К ним вскоре присоединился пробегавший  по тревоге из  кормы  в ЦП  замполит  капитан-лейтенант  Горин.

— Что там стряслось, док? Я слышал, вроде моторами ход давали? — поинтересовался  замполит.

— Товарищ  капитан-лейтенант, вы, очевидно, знаете, что я скромный  мастер  резни  по телу, а не профессор Мориарти, и всего знать не могу, — с достоинством  хозяина отсека заявил заму немногословный врач.