Белая кость

Открыв сейф, Николай был немало удивлен присутствием на своих штатных местах предметов, что в нем хранились. Правда, кортик лишился ножен и гулко брякал металлическими подвесками крепления к поясу по потемневшему лезвию. В обугленной коробке, из-под электробритвы «Харьков», все также, аккуратной стопкой, лежала пачка денег—5000 рублей. Такая «заначка» любившему поесть и выпить Маркову многое могла бы позволить в предстоящем отпуске. Однако стоило лишь слегка коснуться ассигнаций, как те рассыпалась в мелкие хлопья золы на глазах изумленного хозяина.

«Гуляй, Коля, и ни в чем себе не отказывай!» — С горечью в голосе пробурчал себе под нос Марконя с иронической ухмылкой.

На нижней полке, ровными каплями белого металла, застыла россыпь шинельных пуговиц, которые Николай когда-то бросил туда, так и не успев пришить к сгоревшей уже шинели. Форма сгорела совершенно новой, так и не успев украсить в предстоящем отпуске слегка полнеющую фигуру старпома. Взгляд задержался на раздувшейся от паров содержимого канистре, в которой, до пожара оставалось никак не меньше трех литров лодочного спирта. Температура привела содержимое в газообразное состояние, а сила паров раздула ёмкость, придав ей нелепую форму. Однако сосуд не лопнул от этого «стресса», швы выдержали. Просто куб превратился в шарообразную «абракадабру» с углами и нелепо торчащим краником.

Остывая, содержимое, видимо, вновь сконденсировалось, образовав непонятную, «адскую смесь». Все химические таинства творились в замкнутом пространстве, незаметно для глаз наблюдателя. О характере процессов и превращений можно было лишь догадываться, но, судя по изменившимся формам сосуда, силы в нём бушевали немалые.

После открытия винтовой пробки давление в канистре с характерным шипением сравнялось с окружающим. Марконю, осторожно понюхавшего через горловину теплое содержимое канистры, чуть не вырвало. Запах был на редкость мерзопакостный! А ведь до этого момента у него была тайная мысль с горя взять, да и пропустить «ниточку» этого «адского коктейля», чтобы снять навалившийся стресс. А тут, такой «пурген», да еще и теплый!

Немного подумав, выливать ли «новый продукт» в гальюн или нет, он решил ... не выливать!

Подходил   понедельник — единственный день недели когда, при наличии бочки спирта, на заводе, при желании, можно построить новую подводную лодку, а за неимением лучшего и этот «букет Абхазии» уйдет у работяг «на ура», поскольку головная боль одолевала большинство из них.

Магическое слово «халява» было способно парализовать даже сознательных рабочих судоремонтного гиганта, заставляя трепетно реагировать на любую бутылку и делать соответствующую «стойку». Процесс похмелья в этот суровый день недели еще никем не отменялся и числился перманентным. Марконя, как достаточно опытный военачальник, это прекрасно знал, состояние похмелья по-человечески уважал, и всячески старался помочь страждущим. Поэтому и его уважали, люди к нему тянулись, стараясь помочь, кто чем мог.

Уже утром в понедельник на месте бывшего пожарища кипела работа.

Добровольная бригада местных спецов что-то дружно пилила, варила,

устанавливала новые щиты переборок, закрашивала следы копоти, клеила  линолеум. К вечеру, почти вся палуба смотрелась практически жилой. Сдобренный обильным количеством лодочных консервов «адский коктейль» из Маркониной канистры был благополучно выпит. И что характерно, все остались не только живы, но и довольны!

 Картошка в тот год уродилась чудесная.   Крупная, белая, при варке рассыпчатая. Проблема упиралась в доставку урожая к местам складирования и хранения, то есть в гаражи и домой. У Маркова эта проблема существовала недолго. Решительный офицер не привык мучаться  долгими размышлениями. Командир он, в конце концов, или как?! Да и какие, к черту мучения, если под рукой теперь всегда верный «ушастый» друг — «Запорожец».

За год интенсивной эксплуатации Николай освоил его не хуже чем подводную лодку, и в глубине души очень этим гордился. Надо отметить, что среди командиров, «железного коня» он приобрел одним из первых. Основная масса будущих автомобилистов стояла в очередь на «Жигули». А тут, просто и без очереди! Приезжай утром в калининградский Военторг и выбирай себе «ушастого» красавца любого окраса. А вечером, без суеты, шума и копоти, ты уже дома. Наличие собственных колёс всегда окрыляет!

Посоветовавшись с женой Антониной, он так и сделал. Поехал и остановился на желтом «ушастике»...

Обмывали покупку в гаражах. Как положено, всем коллективом дивизии. Начали у Маркони, а уж завершали в здании правления. Судя по количеству выпитого коллективом и мокрым от «шила» колесам, всем было ясно, что «конь» этот будет успешно возить хозяина вплоть до самой демобилизации. Испытания же матчасти на местности проводили всем «колхозом». Мотались на нем, то на рыбалку, то за грибами, а чаще просто на шашлыки.

Всех поражала его вместимость. Пять человек для такого монстра были далеко не пределом. На небольшие расстояния типа, в пивбар в Гробиня или на  берег Черной речки, или, к примеру, в баню или на дачу, в его утробу спокойно вползало до шести персон. Зато, когда где-нибудь на лесной песчаной дороге машина вдруг застревала, пять пар надежных рук по команде Николая  легко подхватывали «боевого коня» и без проблем несли до самого шоссе.   А тут, какая-то картошка!

«Тоже мне проблема!» — хвастливо заявил он Антонине.

Коротко посовещавшись с инженер-механиком, Марконя решительно приказал двум матросам снять правое переднее сиденье, оставленное на период огородных рейсов в казарме.  Первые два мешка урожая были загружены в салон. Один лежал на заднем сиденье, а другой — стоял на месте пассажира справа. Со стороны казалось, что это вовсе не мешок, а хозяйка — Антонина. И совершить таких рейсов Николаю пришлось не меньше пяти. Уже стемнело, когда смертельно уставший Марконя, наконец, добрался до дома. Доложив супруге, что «боевая задача» выполнена полностью, он бесхитростно намекнул, что такие вещи в приличных семьях принято отмечать. Ужин был на столе, и хозяйка была отнюдь не против. Мужик заработал все-таки. Ну, Николай и оторвался, по полной. Тем более что в тот раз все было, как никогда, в охотку!

Утром, у парадной, где Марконя на ночь бросил своего «коня», он повстречал мичмана, с которым соседствовал по лестничной клетке. Соседей он уважал, справедливо считая, что в отличие от друзей и врагов, которыми мы обзаводимся по жизни, те даются от бога. И соседи, надо сказать, отвечали ему взаимностью.  Поздоровавшись, мичман вежливо спросил:

— Николай Васильевич, ты, случайно, не в эскадру путь держишь?

— Да в неё, будь она неладна! А тебя чего, туда подбросить надо? Это мы мигом, Иваныч, не волнуйся. Тем более, что я через Воздушный мост по Варяга, до штаба вашей бригады еду. Там сейчас тачку на стоянку ставлю. Мое «железо» то сейчас в доке стоит, а экипаж у вас в 53-й казарме парится, так что по пути, Иваныч, садись в танк, не робей.

Увидев в салоне место без кресла, Иваныч недоуменно уточнил:

— Николай Васильевич, а тут почему-то «стульчак» отсутствует полностью!

— Садись сзади! — Бросил ему Марконя. Картошку вчера возил. Вот и снял временно, чтобы не мешало перевозке. — Там хоть и пыльно, после картошки, зато ноги сможешь свободно вытянуть. Все не пешком на службу топать!

Иван Иванович Шкинев — один из лучших старшин команд радиотелеграфистов, был, как всегда чист, аккуратен и по-флотски подтянут. Среди  ветеранов соединения он в первую очередь этим и отличался, а тут, вдруг попал в маленький «овощной сарай», с характерными запахами свежевыкопанных корнеплодов и земли-матушки. Своим недолгим присутствием в салоне порядком загаженного «запорожца», где запахи картофельных полей легко перехватывали дыхание, мичман почти вытеснил их утонченным ароматом фирменного одеколона «Рижанин», которым пользовался ежеутренне после бритья. Марконя, правда, этого не только не оценил, но и не заметил. После вчерашнего, как говорили у сухопутчиков, «в его р-о-т-е было плохо», а посему, окружающее воспринималось не вполне адекватно. Усадив мичмана на свободное от картофельного мешка кресло, Николай стартовал.