Джентльмены удачи

ла дверь.

Трошкин позвонил еще и отскочил к лестнице, чтобы его не достали веником. Но бить больше его не стали.

Из двери вышел детина с широкими плечами и короткой шеей.

– Послушай, Доцент! – сказал детина, надвигаясь на Трошкина. – Я тебе говорил, что я завязал? Говорил. Я тебе говорил: не ходи? Говорил. Я тебе говорил: с лестницы спущу?

Трошкин со страхом глядел на надвигающегося человека.

– Говорил?

– Говорил, – растерянно подтвердил Трошкин.

– Ну вот и не обижайся!…

И заведующий детсадом № 83 ласточкой вылетел из подъезда и растянулся на тротуаре.
– Я-л-та! Там живет голубой цыган… – пел Али-Баба, по-своему запомнивший песню Косого. – Ял-та, ля-ля-ля-ля паровоз…

Он расхаживал по покинутому дому и искал, чем можно поживиться.

Подходящего было мало: разбитый репродуктор, ржавый детский горшок и непонятно откуда взявшийся гипсовый пионер с трубой.

– Ял-та… – Али-Баба взял под мышку пионера и понес. Он вышел на лестничную клетку и тут столкнулся со своими.

– Что это у тебя? – спросил Трошкин, постучав пальцем по гипсовому пионеру. Нос и щека у Трошкина были оцарапаны.

– Надо, – загадочно ответил Али-Баба и зашагал наверх. – Ноги вытирайте, пожалуйста! – приказал он, когда они подошли к дверям «своей» квартиры. У порога лежал половичок из разноцветных лоскутов. Али-Баба первым вытер ноги, показывая пример, и прошел.

Трошкин, Косой и Хмырь тоже вытерли ноги, прошли по коридору, открыли дверь и – остолбенели…

Комнату было не узнать. Это была прекрасная комната! Дыра в окне забита старым одеялом, на подоконнике – маленький колючий кактус в разбитом горшке, на стене – старые остановившиеся часы, под часами – пианино без крышки, на пианино – гипсовый пионер с трубой.

Посреди комнаты лежал полосатый половик, на половике стоял круглый стол, на столе – две ложки, три вилки, одна тарелка и таз с дымящейся горячей картошкой. Здесь же стоял чайник, а на нем толстая кукла-баба с грязным ватным подолом. А надо всей этой роскошью царил портрет красивой японки в купальнике, вырванный из календаря.

– Кушать подано, – сдержанно объявил Али-Баба, пытаясь скрыть внутреннее ликование. – Садитесь жрать, пожалуйста! – галантно пригласил он.

Трошкин снял пальто, повесил его у двери и, потирая руки, сел к столу.

– Картошечка! – радостно отметил Косой, хватая руками картошку и обжигаясь. – А еще вкусно, если ее в золе испечь. Мы в детдоме, когда в поход ходили… костер разожжем, побросаем ее туда…

– А вот у меня на фронте был случай, – вспомнил вдруг Трошкин, – когда мы Венгрию отбили…

– Во заливает! – покрутил головой Косой. – На фронте… Тебя, наверное, сегодня как с лестницы башкой скинули, так у тебя и вторая половина отказала.

– Хе-хе, – неловко хихикнул Трошкин, понимая свою тактическую оплошность. – Да, действительно.

С улицы послышались голоса.

Хмырь подошел к окну и стал смотреть. Все тоже подошли к окну.

Посреди пустого катка стояла громадная пушистая елка, и двое рабочих на стремянках окутывали