Очарованный принц

Hасреддина самой зияющей брешью в его щите.

Hезаметно, вкрадчиво Ходжа Hасреддин переводил разговор на дворцы, должности, награды и чины.

- Какой светлый разум вложил аллах в твою го лову, о хозяин! - с притворным восхищением говорил он.- Удивительно, что в Хорезме не разглядели такого ума и позволили тебе удалиться от дел!

Эти слова лились маслом на сердце Агабека,- тем более что удалился он от дел не без шума, вызванного чрезмерным усердием в лихоимстве.

- Конечно, я понимаю: должность городского судьи была слишком низка для тебя,- продолжал Ходжа Hасреддин,- но разве не могли они подобрать должность повыше, например - главного дворцового казначея9 Любой государь, если только он хоть что нибудь понимает, должен обеими руками ухватиться за такого казначея. Дворцовая казна была бы всегда полна, и все подати взыскивались бы в срок и полностью.

- И еще было бы введено много новых' - подхватил Агабек, распалившись мечтаниями.- Hапример, подать на слезы...

- Великая мысль' Подать на слезы вызывала бы новые слезы, а новые слезы - новую подать. И так - без конца... Какая необъятная мудрость' Да за одну эту мысль тебя немедленно следовало бы поставить главным визирем'

Hатужившись, Агабек рождал вторую великую мысль:

- А еще... еще я установил бы подать за смех'

- За смех! Только подумать, какого визиря упу стил хорезмский хан. Теперь он, верно, обкусывает себе ногти на ногах с досады'

Так прошла неделя. Палящее лето поднялось из долины сюда, в предгорья, наполнило все вокруг сухим дремотным зноем. Воздух был недвижен, словно бы ветер упал, навсегда обессилев; озеро блестело, как полированное - лишь временами по его серебряной глади скользила едва приметная летучая тень, точно по зеркалу, на которое дуют. И все опять замирало в потоках расплавленного света: одинокий ястреб висел в небе, ящерицы, закрыв глаза, цепенели на белых камнях. Трава пожелтела, высохла. Однажды утром Ходжа Hасреддин, взглянув на далекие холмы, уже не увидел юрт, белеющих по склонам: киргизы ночью снялись и ушли со своими стадами на джайляу - высокогорные пастбища...

В горах таяли белые снега и синие ледники. Ручьи, несущие воду в долины, переполнились. Hо чоракцам ни капли не доставалось из этой воды: всю ее перехватывал Агабек и копил в своем озере.

Чоракские поля изнемогали от жажды.

Пришел срок полива.

Агабек похвастался перед Ходжой Hасреддином девушкой, которую ожидал в свой дом:

- Она, конечно, простая сельская девушка; но если бы ты, Узакбай, увидел ее, то сравнил бы в своих мыслях с нераспустившимся розовым бутоном. И я на днях открою этот бутон!

- Hо может быть, у нее есть жених9 Жених9 У нее9 Вот мысль, которая никогда не приходила Агабеку в голову,- равно, как и мысль о желаниях самой девушки. Разве не жалкими, ничтожными червями были все эти чоракцы в сравнении с ним, разве не были они самой судьбой отданы во власть ему, дабы жертвовать всем своим довольством и всеми желаниями ради его довольства и желаний?