Страна Дураков

Минуту спустя за спецназовцами потянулись любопытствующие автобатовцы.

Захват похитителей спутника был произведен молниеносно.

Вот они что-то увлечённо крутят, оседлав сферическую поверхность похищенного агрегата. А вот уже лежат лицом в землю, с заломленными и закованными в наручники руками. И на каждом из них сидит по три азартно сопящих спецназовца.

Можем, когда хотим!

Особенно, когда своих ломаем.

Солдата и капитана препроводили в КПЗ. Каждый день их допрашивала прибывшая из Москвы бригада следователей КГБ. Их путали, пугали, им сулили и грозили, и, в конце концов, все устали.

Водилу отпустили на третий день. Петровича – на пятый. С обоих, на всякий случай, взяли подписку о неразглашении сроком на пять лет.

Месяц спустя Петрович вернулся в родной артполк. Бывший балагур и весельчак превратился в хмурого и неразговорчивого человека. В глазах Петровича треснувшим вязким битумом застыла тоска, он стал шаркать ногами при ходьбе и перестал смотреть на небо.

Ещё через полмесяца пришла Выписка из Приказа Начальника Генерального Штаба Вооружённых Сил СССР. Высочайшим эдиктом до всех заинтересованных лиц было доведено, что Петрович наказан. Он был предупрежден о неполном служебном соответствии «ЗА ПОПЫТКУ УГОНА ИСКУССТВЕННОГО СПУТНИКА ЗЕМЛИ».

23.10.2002 г.

Удмурт

Кандидатов на поступление было пятеро.

Четверым из них было по семнадцать лет, и только одному – восемнадцать. Припозднился в свое время со школой. Впрочем, с кем не бывает…

Отвечавший за оформление их личных дел офицер привычно сверял заполненные анкеты и биографии с данными официальных документов. Он уже привык к тому, что волнующиеся мальчишки постоянно допускают ошибки. Что в муках рожденные первые самозаполненные абитуриентами бумаги непременно имеют расхождения с данными паспортов, комсомольских билетов, характеристик и прочих свидетельств их состоятельности…

Звание офицер имел капитанское. Фамилия его была Балтаев, и личностью был он по-своему незаурядной. Работал Балтаев в районном военкомате. И работал, надо сказать, с душой. С фантазией работал. Любил он свое дело. И получалось всё у него как-то на удивление легко и красиво, ладно так и очень душевно получалось…

Он вселял надежду, и он же был её гарантом.

У многих было ощущение, что это не в военных училищах принимают вчерашних мальчишек в курсанты. Казалось, что именно сам Балтаев единолично вершит это таинство.

В глазах родителей абитуриентов простой военкоматовский капитан олицетворял собой обещанную заботу власти о простых людях. А то, что эта забота была направлена именно на их мальчиков – воспринималось с особенным теплом. Много ли надо было советскому человеку для счастья? Особенно такому, у которого подрастали сыновья?

Капитан напоминал им легендарного участкового – инспектора Анискина, досконально знавшего каждого жителя во вверенном ему участке, невзирая на пол, видовую принадлежность к животному миру и сложившиеся отношения с уголовным и административным законодательством.

К вежливому, подтянутому, всегда невозмутимому и внимательному капитану родители абитуриентов и уже состоявшихся курсантов питали самые теплые чувства. Они сравнивали с ним свое подросшее чадо и тихо млели, доходя до кондиции в соусе честолюбивых грёз.

Память у Балтаева была феноменальная. Он годами помнил прошедших через его руки абитуриентов, а также имена и отчества их родителей. Он знал, где и кем работает каждый из родителей его крестников, и, при необходимости, всегда умел найти для них успокаивающие и греющие душу слова.

В углу его кабинета стояла простая армейская тумбочка, на которой специально для родителей его мальчишек, на простеньком подносе в постоянной боевой готовности стояли фарфоровый чайничек со свежезаваренным зеленым чаем и хрустальная вазочка с печеньем.

Балтаев был добрым семейным ангелом капитанского звания.

А кто сказал, что таких не бывает?

Сидевшие напротив капитана мальчишки понимали рутинный характер происходящего действа, но все равно волновались. Их не успокаивали ни данные накануне заверения о том, что все будет нормально, ни исключительно хорошая репутация капитана, ни даже его явно доброжелательный настрой.

Мало ли, что может не понравиться военкоматовскому чиновнику в их бумагах…

Балтаев, сверяясь с листком автобиографии, быстро листал очередной паспорт.

Он удовлетворенно хмыкнул и уже было отложил проверенный документ, но что-то там ему не понравилось, и капитан снова его открыл. Сличил какую-то графу с соответствующей строкой в автобиографии, нахмурился и недовольно постучал по лежащему на столе стеклу шариковой ручкой.

Сашка Ладыкин, тот самый восемнадцатилетний абитуриент, как и его товарищи, внимательно следил за манипуляциями капитана… Он насторожился и замер, узнав зеленокожую обложку своего паспорта.

Когда явно озадаченный Балтаев вдруг прихлопнул на шее невидимого комара, Сашка вздрогнул.

Ему почему-то показалось, что разом прихлопнули все его мечты.

Спустя какое-то время капитан коротко кашлянул. Иронично взглянул на заметно побледневшего Сашку. И кашлянул еще раз…

– Так какой ты там, говоришь, национальности? – нейтральным тоном спросил он.

– Ру-ру-русский…

– А что же это у тебя, ру-ру-русский, в паспорте "удмурт" написано?

– Г-где?

– В паспорте! В главном таком документе гражданина СССР, который твою, сидящую напротив меня, личность удостоверяет. Я непонятно спросил? – развеселился Балтаев.

– Где? – зациклило Сашку.

Балтаев, не торопясь, раскрыл паспорт на нужной странице, развернул его и в таком виде протянул через стол в направлении Сашки. Со своих стульев привстали все пять мальчишек и с любопытством (Сашка с недоумением) уставились на раскрытые перед ними страницы.

В пятой графе черным по светло-зеленому значилось "удмурт". Каллиграфичность записи не оставляла абсолютно никаких сомнений в правильности прочтения.

– Так ведь это… Русский я, – жалобно заметил Сашка, – ошибка это…

– И ты, конечно, первый раз этот каприз природы в своем паспорте видишь? – уточнил Балтаев.

– Угу…

– Угу-угу, – передразнил он Сашку, – в шестнадцать лет паспорт получил, и за два года так в него и не заглянул? Что же теперь с тобой, бедолага, делать? А давай-ка, по-быстрому свою автобиографию переписывай. Пиши "удмурт" – и дело с концом! А то, пока паспорт менять будешь, да доказывать в милиции, что не верблюд – все сроки просрочишь. И пролетишь с училищем, как фанера над Парижем. Давай-ка переписывай!

Балтаев ухватил из аккуратной стопки бумаги самый верхний листок, щелчком запустил его по столу в сторону Сашки и дробно катнул вдогонку ручку.

– Так ведь это … – почти расплакался Сашка. – Не хочу быть удмуртом! Это же на всю жизнь потом! А родителям, что я скажу? А?

– У нас все национальности равны! – резонно заметил Балтаев. – Вот я, например, таджик: и ничего – живу! До капитана дослужился, через год – майором буду!

– Так Вы – настоящий таджик! Вам и терять нечего! А мне-то с какой радости удмуртом становиться? – не сдавался Сашка.

– Аполитично рассуждаешь, Ладыкин! – голосом Саахова-Этуша из "Кавказской пленницы" ответил Балтаев. – На съезде, помнишь, что сказали? Мы все теперь одна новая историческая общность – "советский народ"! Пока училище закончишь, глядишь, пятую графу вообще отменят! Всё к тому идёт. Так что, зря ты упорствуешь! Пиши "удмурт", а то мне тут отправку дел задержишь и все показатели испортишь!