Аморальные байки с плохими словами

© Copyright: Валдис Йодли, 2012

Свидетельство о публикации № 21204121947

Девятое Ава и Великая скорбь

Вот я сегодня вышел с утра на террасе кофе попить, глянул на мозаику свою и опять мне этот Витек-подсобник вспомнился. Уникальный экземпляр, однако, прямо как фригийский царь Мидас: тот к чему не прикасался — все в золото обращалось. Вот также и Витек, к чему не притронется — все в дерьмо оборачивается. Причем, легко так, без особых усилий…

Как то вызвал меня один штемпель серьезный, он в экологическом министерстве большой шишкой работает, усадил напротив себя. Стеклами в роговой оправе блестит:

— Архитектор, помощь твоя нужна, хочу каменный знак в нашей синагоге воздвигнуть. Из чистого лабрадорита. Ребе уже благословил, осталось установить и закрепить надежно. Эти не справятся, — кивает на двух охранников, — руки из жопы растут. Раввины тоже напортачат, я в Павшино им обелиск пожертвовал, так они его криво забетонировали. Нужны специалисты толковые, типа твоих бойцов. Если справитесь, то третий знак в Ракошине тоже вам доверю ставить. Берешься за работу?

— Как не взяться, Ростислав Семенович, — говорю бодренько, — И посложнее делали, — сам думаю: «хер тут откажешь, бля, два мента с пистолетами сзади стоят, еще застрелят при попытке побега» — Без проблем, все будет мармелад.

В воскресенье прикатили в синагогу, бродим по дворику еврейскому и на солнышке греемся — ждем когда знак приедет с моими мастерами. Вокруг антураж довольно несложный: облупленная каменная синагога на холмике стоит, напротив монастырь православный с огромными ступенями, промеж них, метрах в двадцати старая груша растет и под грушей площадка выкошена для будущего знака. В землю штырь железный вбетонирован и вокруг ходит живность всякая, кошки мявчат, куры навоз клюют и белая коза травку щипает.

— Куда ж они пропали? — Ростислав Семеныч недоумевает, — сорок минут уже ждем. Мы так ничего не успеем, а мне после обеда в аэропорт надо ехать.

Только за мобилу взялся, как вдруг во двор катафалк заезжает и из него Витек выпрыгивает, деловой крендель, ко мне пружинит: — Шеф, не цинкуй заранее, была проблемка небольшая, но все разрулилось темово!

— Шо за проблемка, Витек, — мне аж поплохело, — вы че, знак расхирячили?

— Ну, ты провидец, как узнал? — спрашивает.

— Да хули тут гадать, ты ж на другое, Витюша, не способен, если б ты его целым привез, в лесу бы сдохло что то. А ты, Йончи, гад, как брата не уследил?

— Хер его уследишь, дьявола, — сплюнул тот на колесо, — только эту звезду в бус затолкали, он, падла, сверху уселся, сразу боковушки и откололись. Пришлось, сука, назад все вынимать, на штыри ставить, клеем заливать, прошорохались полтора часа, млять…, не брат, а Бен-Ладен, будь он не ладен…

— Ладно, орлы, выгружайте его по тихому, чтоб опять нихера не отпало. Тут работы всего то на шесть секунд, так что…. работаем по методу профессора Ипатьева…

— Это как?

— Будем ипаться, пока не поставим.

— Да не сцы, шеф, все будет джуки-пуки, — Витек улыбается, — Мы ж тебя еще никогда не подводили. За редким исключением…

Короче, шестиконечник этот гранитный к штырю подтянули, йопсель…, тяжелый, как моя судьба, геморой в трусы вылез, глаза полопались, но воздвигнули с горем пополам. Витька ведро клея накаламутил, Йончи по кругу стяжечку тянет и я с отвесом этот знак по уровню регулирую. Неподалеку коза бродит и возле Семеныч с ребе стоят любуются:

— Богоугодное дело творим, Ростислав Семенович, на долгие годы…

— Я, ребе, Вам всегда рад услужить, а Вы меня в молитвах помянете.

— Бля, меценат хренов, — Витек шепчет, — это ж сколько куриного дерьма надо было в министерстве переплавить, что бы потом всю округу гранитом обзвиздячить?

— Этот хоть делится, — Йончи отвечает, — А ты жлоб, тыришь по тихому и сам хомячишь, крысеныш.

— Ты, млять…, кристально честный, — смеется Витя, — честный, но бедный, лучше б у меня жизни поучился. Так и сдохнешь, дурень, на четвереньках, а я тебе плиткорез в гроб положу для веселья. Я вообще, хотел бы видеть того аиста, который тебя нашей мамке принес! Таких лохов только дятлы носят, гы-гы…

— Зато тебя орел принес, долбень, только по пути йопнул башкой об камни… держи знак, видишь — косо стоит!

Звезду Давида укрепили, ребе глядит не налюбуется: здоровенная каменюка из черного лабрадорита в лучах солнца сияет и надпись витиеватая выгравирована: «Пусть все творения склонятся перед Тобой.», потом что то там снизу на иврите и совсем мелко «твой вечный раб Анакойхер Ростислав Семенович»

— А на кой хер этот Анакойхер так в воскресенье суетится? — спрашивает Витька, — нельзя было до понедельника отложить?

— У них сегодня день Великой Скорби — Девятое Ава. В этот день римляне Иерусалим разнесли вдребезги и пополам, — разъясняю я подсобнику, — но до этого им Навуходоноссор еще насолил — Первый храм развалил. А завтра сюда со всей округи евреи съедутся на печальный ритуал какой то… Будут свою скорбь приумножать, вот Семеныч и торопится.

Тут как раз Ростислав Семенович подошел, деньги протягивает, я только взять хотел, тот руку отдернул и гнусавит:

— По традиции нельзя чтобы гой из моих рук деньги брал. Я должен кинуть их на землю, а гой должен поднять, так Тора пишет. — и бросает деньги вниз.

Купюры, ясный пень, до земли не долетели — Витька в плане поимки денег проворней еврейской кошки — умудрился на лету все шесть бумажек поймать. Анакойхер только поморщился, так хули там, даже если бы он купюры из мешка сыпал, земли не одна бы не достигла, даю член на пятаки….

— А теперь, — ребе пейсликами в мою сторону трясет, — извольте откушать, заодно у меня к вам пару вопросов будет.

Направились мы внутрь заведения, а Витька с Йончием остались на скамейке звезду от пыли обмахивать, прикалываются, мол, надо было три знака рядом ставить, тогда трехзвездочный отель получился бы. Там же и два мента с ними в холодке спрятались, стерегут друг друга, служивые.

Что вам сказать, живут евреи не кисло: все кладовки копченой рыбой в три слоя увешаны, снадобья всякие, сыры с дырками, сыры без дырок, рокфоры с плесенью, халва, марципаны, яйца разноцветные в корзинках, черносливы с медом, пыльных бутылей немеряно, словом, нанесли иудеи полные закрома. Раввин нас по синагоге таскает, книжный ковчег показывает:

— Тут у нас послушники труды постигают, читают на досках дубовых, тут Торы, тут свитки, тут Талмуды у них священные, тут… тут, простите, (прячет что то за спину)… видеокассеты духовные, ну идем, идем… Покушаем.

Сижу на лавке, жру кошерный изюм с орехами, мацу водой запиваю, а ребе к пище не притрагивается, меня донимает:

— Надо бы нам залы расширить, гости заезжают, так им остановиться негде. И купол в синагоге надо подкрепить, потрескался. Еще ступени надо придумать наверх и купель отремонтировать — протекает …

— Не вопрос, — мычу с полным ртом, — Вообще, у вас могу пожить маленько, пока ремонт не закончите, сам думаю: — «Йолы-палы, знал бы что тут жрачка такая, шел бы в хедер учиться, а не в институт. Да куда теперь, проехали уже, поздно обрезание делать, жена не поймет.»

Покушал славно, вышел на солнышко и на знак любуюсь. Под звездой Витька с козой беседу ведет:

— Ну че, блондинка недоеная, тебя видать давно за вымя не дергали, смотри, Йончик, как у нее соски торчат, пора доить уже.

— Ну так подои, козодой хренов, я блин, с камнем тут накуролесился, так еще буду скот доить.