Юкрич и синдикат "Несчастный случай"

Пэлем Грэнвилл Вудхауз

Юкрич и синдикат "Несчастный случай"

— Постой-ка, дитя мое. — Юкрич схватил меня за руку и мы остановились у входа в какую-то церковь, где уже собралась небольшая толпа. В брачный сезон такую толпу можно видеть возле всякой церкви от Гайд-парка до Кингс-роуд, Челси. Составляли ее пять кухарок; четыре няньки; полдюжины бездельников, для такого случая лишивших поддержки угол трактира «Виноградная гроздь»; уличный торговец с тележкой овощей; разнокалиберные мальчишки; одиннадцать собак; и двое-трое целеустремленных юношей с кодаками через плечо. Итак, в церкви происходило венчание; судя по фотографам и шеренге нарядных автомобилей вдоль тротуара — весьма фешенебельное венчание. Но вот зачем Юкрич, убежденный холостяк, пожелал присоединиться к зрителям — понять я не мог.

— В чем — вопросил я — состоит твой план? Прервать нашу прогулку ради похорон совершенно постороннего человека?

Юкрич, задумавшись, ответил не сразу. Потом он рассмеялся глухим, безрадостным смехом, похожим на предсмертное хрипение умирающего лося.

— Совершенно постороннего человека? Черта лысого в парике! — отвечал он с обычной своей грубостью. — Да знаешь ли ты, кого там сегодня хомутают?

— Кого?

— Тэдди Викса.

— Тэдди Викса? Тэдди Викса? Господи помилуй! — Воскликнул я. — Быть не может!

И я вспомнил все. Это было пять лет назад.

Великий план Юкрича возник в итальянском ресторане Баролини, на Бик-стрит. Наша маленькая группа борцов за существование очень любила там собираться, ибо в те дни человеколюбивые рестораторы Сохо брали за обед из четырех блюд с кофе всего полтора шиллинга. В тот вечер, кроме меня и Юкрича, присутствовали следующие светские молодые люди: Тэдди Викс, актер из третьего гастрольного состава «Всего лишь продавщицы» — только что из провинциального турне; Виктор Бимиш, художник — он нарисовал ту рекламу в Пикадилли-Мэгазин, «О-как-легко», с пианистом; Бертрам Фокс, автор «Пепла раскаянья» и других непоставленных сценариев; и Роберт Данхилл, который работал в Новом Азиатском Банке, получал в год 80 фунтов и слыл у нас трезвомыслящим, практическим коммерсантом. Как всегда, разговор захватил Тэдди Викс: в который раз он рассказывал нам, какой он хороший, и как с ним плохо обошлась злая судьба.

Нет нужды описывать Тэдди Викса. Под другим, гораздо более звучным именем, его лицо теперь до боли знакомо всем читателям иллюстрированных еженедельников. Уже в то время он был таким же тошнотворным красавцем, с точно такими же масляными глазами, подвижным ртом и прической гоффре, восхищающей ныне театральную публику. Но в то время он растрачивал талант в захолустных антрепризах, из тех, что в понедельник играют в Барроу-на-Фернессе, а к четвергу перебираются в Бутл. Подобно Юкричу, он считал причиной своих трудностей нехватку капитала.

— У меня есть все. — повторял он, отбивая такт кофейной ложечкой. — Красота, талант, индивидуальность, поставленный голос — все! Мне нужен только шанс. А шанса мне не дают, потому что мне нечего надеть. Антрепренеры все одинаковы: встречают по одежке. Им наплевать, будь ты хоть трижды гением. Вот если бы я мог себе позволить пару костюмов от портного с Корк-стрит, если бы я только мог заказывать ботинки у Мойкова, вместо готовых и ношеных у братьев Мозес, если бы мне еще приличную шляпу, пару хороших гетр и золотой портсигар — я просто зашел бы в контору к любому лондонскому агенту, и взял бы ангажемент в Вест-энде хоть с завтрашнего дня.

Вот тут-то и вошел Фредди Лант. Фредди, как и Роберт Данхилл, собирался стать финансовым магнатом, и был одним из самых верных клиентов Баролини. Мы все вдруг вспомнили, что он давно не показывался, и спросили его, в чем дело.

— Я больше двух недель пролежал в постели. — Ответил Фредди.

Такое заявление вызвало суровую отповедь Юкрича. Этот великий человек и сам не подымался раньше полудня, а однажды, когда небрежно брошенная спичка прожгла дыру в его единственных брюках, провел под одеялом двое суток. Но лень в таких грандиозных масштабах шокировала даже его.

— Чёртов бездельник! — гневно воскликнул он. — Тебе бы следовало крутиться и вертеться, как белка в колесе, добиваясь богатства и славы. А ты растрачиваешь золотые годы юности, валяясь в постели.

Фредди опротестовал обвинение.

— Я попал в аварию. — объяснил он. — Упал с велосипеда и растянул лодыжку.

— Не повезло. — заключили мы.

— Да нет, ничего страшного. — ответил Фредди. — Не так уж плохо было отдохнуть. И, конечно, эта пятёрка…

— Какая пятёрка?

— Я получил за свою лодыжку пять фунтов от "Велосипедного еженедельника".

— Ты — ч т о? — воскликнул Юкрич. Его всегда до глубины души волновали рассказы о лёгкой поживе. — Не хочешь ли ты сказать, что какая-то паршивая газетёнка заплатила тебе пять фунтов просто за растяжение лодыжки? Возьми себя в руки, старина. Так не бывает.

— Это чистая правда.

— И ты можешь показать мне эту пятёрку?

— Нет, не могу — ты попросишь ее взаймы.

Юкрич надменно пропустил эту клевету мимо ушей.

— И что, они бы заплатили пять фунтов л ю б о м у, кто растянул лодыжку? — спросил он, возвращаясь к сути дела.

— Да. Если это их подписчик.

— Я так и знал, что дело не чисто. — угрюмо заключил Юкрич.

— Сейчас много газет таким манером завлекают читателей. — продолжал Фредди. — Покупаешь годовую подписку, и получаешь страховку от несчастных случаев.

Нам стало интересно. В те дни страхование подписчиков было внове: лондонские газеты еще не искушали вас наперебой царскими суммами, призывая сломать себе шею и разбогатеть. Сейчас они платят вплоть до двух тысяч за настоящий труп, и пять фунтов в неделю за простое смещение позвонков. Но тогда это было заманчивой новинкой.

— А сколько таких газет? — спросил Юкрич. По его горящим глазам было видно, что могучий мозг напряженно гудит, как динамомашина. — Десять наберется?

— Думаю, да. Не меньше.

— Значит, если бы кто-нибудь подписался на все эти газеты и потом растянул лодыжку, он получил бы пятьдесят фунтов? — заключил сообразительный Юкрич.

— Получил бы и больше, если бы повредил что-нибудь более основательно. — ответил наш эксперт. — У них твердый тариф. Сломаешь руку — столько-то, сломаешь ногу — столько-то, и так далее.

Воротничок Юкрича соскочил с запонки, а пенсне закачалось, как пьяное.

— Ребята, сколько денег вы можете собрать?

— А для чего тебе деньги? — спросил Роберт Данхилл, осмотрительный банкир.

— Милый мой старичок, и ты не понимаешь? Бог ты мой, ведь это проект века! Первокласснейший план, ей-богу! Мы сложим наши деньги, и оформим годовую подписку на все эти проклятые газеты — все до единой.

— И что? — холодно возразил Данхилл. Банковских клерков учат подавлять свои чувства, чтобы потом, когда станут управляющими, они могли отказывать клиентам в повышении кредита. — Вероятнее всего, ни с кем из нас не произойдет несчастного случая, и деньги будут потеряны.

— О небо, что за осел! — фыркнул Юкрич. — Неужели ты думаешь, что мы оставим это на волю случая? Послушай: вот мой план. Мы подписываемся на газеты, затем тянем жребий и тот, кто вытянет черную метку или чего еще, идет и ломает себе ногу. Он загребает куш, а мы делим его на всех и живем в роскоши. Это же сотни фунтов.

Последовало долгое молчание. Затем Данхилл заговорил снова. Он мыслил скорее основательно, чем живо.

— А если он не сумеет сломать себе ногу?

— Что? — разозлился Юкрич. — На дворе двадцатый век, к нашим услугам все достижения цивилизации, сломать ногу можно на каждом шагу — а ты задаешь дурацкие вопросы! Чего тут уметь? Сломать ногу способен любой осел. Ну нельзя же так! Мы все на мели — лично я не знаю, как дотяну до субботы, если Фредди не одолжит мне кусочек от своей пятерки. Нам всем нужны деньги, как черт знает что — но вот я показал вам прекрасный способ получить кучу денег, а вы, вместо того, чтобы расцеловать меня за находчивость и смекалку, сидите и изобретаете возражения. Это неверный дух. С таким настроением победы не добьешься.