Жизнь замечательных людей по дзэну (СИ)

— Извините! Рассеян по причине слабого здоровья и шаткого душевного настроения! – ученый Михайло Сергеевич Менделеев протер запотевшее пенсне-с и весьма сконфузился немедленно от обилия голых женских тел в окружении – так лисица в курятнике краснеет от стыда за своё поведение: — С какой стати я сюда зашел?

На что надеялся, если сконфузился до судорог в ногах, так что не встану по своей воле еще пять минут, словно мне в ноги залили ртуть.

— Не похожи вы, сударь, на больного ученого, – графиня Наталья Ростова испытующе смотрела на Великого русского ученого, словно искала у него на теле знак три шестёрки: — У больных взор бегающий, губы пересохшие, а руки опускаются, как у обезьяны из зоосада.

Ваши же очи горят адским пламенем, губы пухлые, влажные, похотливые, а руки вознесены к небесам, словно вы тучи ловите в женском отделении бани.

— Всё из-за рассеянности: и руки воздетые, и губы пухлые влажные, и отсутствие больного взгляда, — Михайло Сергеевич Менделеев оправдывался и облизывал губы, увлажнял их, как на ветру в Сибири. – Вона как рассеянность меня подвела! Дзэн!

БЕСОВСКОЕ

Банкир Анатолий Михайлович Шерер крупно выиграл на бирже, словно золотую гору нашел в доме терпимости.

Радостную весть он отправил письмом с гонцом своей жене Анне Павловне Шерер, а сам отправился на дружеский ужин в честь победы на бирже – так Александр Македонский съедал на ужин коня после победы над врагом.

После ужина Анатолий Михайлович Шерер с сотоварищами и примкнувшими незнакомыми, но весьма положительными по виду, людьми отправился в увеселительное заведение, где ночью светлей, чем днем, как в Африке.

Поутру компания разрослась за счет веселых дам, похожих на розанчики.

Домой банкир Анатолий Михайлович Шерер вернулся только через неделю: уставший, раздраженный, больной и бедный – все деньги спустил на увеселения.

— Что ж вы, ирод, прогуляли состояние! – жена Анна Павловна Шерер из будуара кидала в мужа мягкими подушками и флаконами с ароматной французской водой: — Знала бы я, так курьеру тому, подарила бы своё благоволение, чем теперь на вас взираю с укором и журьбой в глазах.

Отвечайте, Анатолий Михайлович, зачем деньги потратили на пустое, никчемное и без юбок?

Граф Анатолий Михайлович Шерер долго мучительно соображал, чмокал, вытирал нос батистовым белым платочком, затем развел руки в стороны, словно ловил балерину Альфонсину и произнес с великоросской тоской – так кричат гуси под ножом повара:

— Бесовское всё это! Бесовское! Дзэн!

ОТЧАЯНИЕ

Помещик Иван Сергеевич Тургенев каждый день с ружьем и записной книжкой уходил на охоту, как в библиотеку читального общества «Знание».

Теплым августовским днем, когда жирные зайцы обнаглели и гоняли по лугам диких баранов, Иван Сергеевич Тургенев вышел к извилистой речке с неисчислимым количеством уток в камышах.

Чу! В речке омывала перси белая молодая поселянка с длинными распущенными соломенными волосами.

Помещик Иван Сергеевич Тургенев в недовольстве крякнул от досады – наступил на одни и те же грабли мысленные:

— Эка! Я ведь заранее знал, что так закончится, что зайца не затравлю!

Дзэн отчаяния!

Предчувствовал, а к реке свернул, словно баламутный школяр.

Иван Сергеевич Тургенев скрипнул зубами от злости, откинул ружье и ягдташ, разделся и с недовольством полез в речку к прекрасной незнакомке.

ИЗОБИЛЬНОЕ

Императрица Екатерина Вторая с дружеским визитом осматривала свои земли возле Вологодчины, словно с небес сошла пава.

После утреннего дзэна, еще немытая и нечесаная Императрица в карете въехала в село Балабуево, прославленное пирогами с калиной.

— По сусекам поскреби, Иван Павлович, собери медяков – раздам нуждающимся крестьянам, а то у них дырки на задницах. – Екатерина Вторая приказала казначею, зевнула и прикрепила парик к голове, как корону Российской Империи. – Я – матушка моего народа, щедрая и справедливая.

Уши, уши не затыкай, когда с тобой Императрица разговаривает – одаривает золотыми словами.

Иван Павлович руки от ушей убрал, но медяки не собирал, а сказал супротив госпожи:

— Их бин, матушка!

Крестьяне твои живут привольно, ни в чем не нуждаются, особенно в мелкой монете, потому что на золоте едят, богаче аглицких Королев живут.

Не обессудьте, лучше медяки мне отдайте на благие дела по переустройству моего прохудившегося загородного имения.

— Потерял рассудок и помешался, дерзновенный! – Императрица укорила Ивана Павловича и вышла из кареты, как в сноп с золотыми зернами прыгнула.

Налетели на Императрицу крестьяне и дети крестьянские: в золото и парчу разодетые, в собольих накидках и горностаевых мантиях.

Сапоги у всех дорогущие, на руках перстни с драгоценными камнями – немерено, как в казне.

Телеги крестьянские из золота, а ведра в колодцах из серебра.

Императрица Екатерина Вторая подивилась весьма, словно на небо в Рай живая пришла, вскочила в карету, послала устное благословение крестьянам и прошептала хихикающему Ивану Павловичу:

— Истинное изобилие! Дзэн! – Екатерина Вторая стукнула перстнем в лоб Ивана Павловича, чтобы журьба из глаз его – вон!

Не слышала и не видела матушка, как крестьяне в золотых цепях и яловых новых сапогах бежали за каретой, падали на дорогу, мощеную мрамором, воздевали руки к небу и вопили дурными голосами паралитиков:

— Не надо нам изобилия злата, матушка!

Исти, исти хотим!

На что нам золото и каменья драгоценные, если нетути хлебушка!

С голоду пухнем в шелках!

На брюхе шелк, а в брюхе – щелк!

Изобилия хлебушка нет! Дзэн!

ПРИСТАЛЬНОЕ

На Новогоднем балу Наташа Ростова, ах, как хороша, свежа – бутончик в панталончиках!

Графиня Ростова танцует, а муж её граф Безухов с князьями беседы политические ведет, словно пьет водку стаканами.

На одинокую танцующую Наташу Ростову внимательно смотрит поручик Голицын, закручивает ус, сверкает глазищами – по три рубля за фунт глаза черные идут на ярмарке.

Графиня конфузится, поправляет оборочки, натягивает бальное платье, веером грудное место прикрывает, чтобы охальник Голицын не взирал с животной страстью.

— Так-с, – Наташа Ростова не выдержала и после мазурки, которую танцевала одна одинёшенька подошла к поручику Голицыну, надула губки и игриво стукнула поручика веером по правой щеке: — Милостивый государь! Объяснитесь!

Почему вы меня конфузите пристальным взглядом, от которого я честь замужней жены теряю?

Охальник!

— Ничего, сударыня! – поручик Голицын звякнул шпорами, как серебряными колокольцами. – После дзэна меня на баб потянуло!

Вы танцуйте, танцуйте, я пристально не на вас смотрю, а на ваши прелести, ваши движения и ягодицы!

Вас, как личность вниманием не оскорбляю.

Нет мне дела до вас, а ваши прелести – они живут своей, отдельной жизнью, как платье отдыхает в шкафу.

Поручик Голицын алчно зыркнул графине Ростовой в разрез бального платья, словно высматривал щуку в проруби.

Графиня отбежала на середину залы, танцевала снова одна, но уже не конфузилась под взглядами поручика Голицына:

«Не на душу мою пристально смотрит, а на телеса!

Честь замужней жены не запятнана! Дзэн!»

ПОЧТИТЕЛЬНОСТЬ

Статскому советнику Евгению Петровичу Карнаухову в трактире попала в горло гусиная кость и стала поперек, как баба домой пьяного мужа не пускает.

Евгений Петрович закашлялся, покраснел, затем позеленел и посинел, словно гусь протухший на печи.

Он стучал пальцами по столу, хрипел, вращал очами дико, будто разбойник на опушке леса.

Вокруг собралась толпа холопов, послали за доктором, но никто не решался кость вытаскивать из горла статского советника.