Годен к строевой!

Фрол вытаращил глаза и, чтобы не выделяться на фоне Лехи и Резинкина, тоже ел.

Как только тарелка опустела, он вылетел в коридор и понесся в сортир. Следом пошел Леха. Их тошнило от отвращения. Ладно бы, только свои сопли глотали, так там еще и Баба Варя нахаркал - в тройном размере расстарался.

Вошел грустный Резинкин.

- Вы чего это? - Оба жадно пили воду из-под крана.

Леха утер рот рукавом. Подошел к пацану.

- Я Леха. Тебя как зовут?

- Витек.

- Ты только что съел наши с Фролом сопли, извини.

Волна тошноты подкатила к горлу. Резинкин бросился к унитазу.

- Извини, друг, но об этом никому не надо говорить.

Виктор следом за остальными напился воды.

В туалет вошел Агапов.

- Э! Духи, я в следующий раз заставлю вас насрать в тарелку, потом вы жрать за собой будете. Козлы. И вы съедите. Иначе дисбат. Дис-бат.

Дед ушел.

Фрол закатил глаза.

- Кто-то нас вложил.

Их снова построили. Кирпичев прокашлялся.

- Теперь, сыны, вы все духи. И вот вам первое в вашей жизни боевое задание. - Кикимор с Агаповым переглянулись. Оба чему-то улыбались. - Надо пойти и трахнуть жену комбата.

Простаков был первым, кто очнулся.

- А она дает?

Агапов схватился за голову. В казарме могли бы рассмеяться, но почему-то стали только высказываться:

- Ты просто монстр, дух Леха.

Кикимор начал было подумывать, а не направить ли всю компанию на самом деле к комбату, но, представив последствия, отмел идею как нездоровую.

- Сегодня вам предстоит…

Лейтенант Мудрецкий спал на топчане в штабе третьей роты. Три обшарпанных стола, старые стулья, печатная машинка на подоконнике, полки с уставами и служебными журналами на стенах, а на тумбочке около окна маленький черно-белый телевизор - единственная отрада дежуривших в казарме офицеров. Юра находился в отключке, он не чувствовал себя пьяным, не испытывал вины за загул на службе и не слышал тихих ударов в дверь.

Резинкину, как и ожидалось, никто не ответил. Потянув на себя дверь, рядовой, одетый в белую робу и кальсоны, шаркнул тапочками в комнату.

Мудрецкий спал, причмокивая во сне, - видимо, продолжая попойку.

- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант, - Резинкин тряс командира за плечо, пока тот не открыл глаза.

- Чего? - промычал Юра.

- Можно мне телевизор посмотреть?

Мудрецкий сел, поглядел на русоволосого голубоглазого паренька в белой нательной рубахе и армейских штанах и попросил не орать в ухо. Потом, вспомнив слова Стойлохрякова: «Надо быть твердым», прикололся:

- Вон видишь, в углу стоит?…

- Вижу.

- Посмотрел, иди спать, - Мудрецкий снова упал на лежак.

- Товарищ лейтенант, мне страшно.

- Чего, деды обижают?

- Нет, товарищ лейтенант, да вы пойдите, сами посмотрите.

Лейтенант вышел в коридор. Полумрак. Под потолком вяло горят несколько ламп дневного света, разгоняя темень. Только из открытой двери туалета бьет яркий сноп.

- Куда идти? - Лейтенант крякнул, разгоняя дрем и пытаясь вернуться к ясной жизни.

- Никуда, - неожиданно растерялся Резинкин и вытянул вперед руку. - Вон, вы разве не видите?

Лейтенант посмотрел в указанном направлении.

На посту как ни в чем не бывало стоял дневальный и смотрел прямо и чуть вверх, на часы, отсчитывающие минуты его смены, а за ним нечто небольшое и белое плавно проплыло из коридора в туалет.

Мудрецкий не понял.

- Чего это?

- Вы тоже видели? - зашептал Резинкин.

Мудрецкий провел ладонью по лицу, потер ухо, одно, потом другое.

- Ничего я не видел. Так какие проблемы?

- Вон, - Резинкин снова показывал на дневального.

Юра присмотрелся.

- Дымок, - заметил лейтенант.

- Из ушей, - подтвердил Витя.

Дневальный - солдат из второй роты - стоял и как ни в чем не бывало обкуривал ушами коридор казармы.

Витек продолжал:

- И ведь мы оба с вами не пьяные, не может же двоим мерещиться.

- Конечно, - поспешил согласиться Мудрецкий, упираясь рукой в стену.

- Говорят, если солдат долго стоит без движения на посту, у него из ушей начинает сера испаряться.

Мудрецкий сделал два шага вперед, чтобы получше разглядеть, что же происходит с солдатом, но тут из туалета снова вылетело нечто, все в белом, со свечой в руке и, пролетев через коридор, упорхнуло с этажа, кажется, через входную дверь. Причем оно ничего не трогало, вроде бы и двери не раскрывались, а оно исчезло, сквозь преграду прошло.

- Вы что тут устроили? - возмутился лейтенант.

- А! Смотрите! - Рядовой подпрыгнул.

Обе тапки снялись с ног Резинкина и сами собой поползли в тот же туалет. А дневальный продолжал стоять на посту и дымиться.

Залетело привидение, на этот раз уже с двумя свечками, и снова растаяло в мощных лучах, исходящих из сортира.

Дневальный повернул к ним свое лицо. Мудрецкий прищурился и надел очки.

- О! - только и выдохнул он. Нос военнослужащего был покрыт густыми волосами, свисавшими на верхнюю губу, а безобразно густые брови полностью скрывали глаза.

Лейтенант улыбнулся.

- Да… ну, юмористы.

Сделав шаг, он остановился. Дневальный вздрогнул и поднялся на несколько сантиметров в воздух. Юра сморгнул и шагнул еще. Волосатый солдат взлетел выше, взмахнул в воздухе руками и неожиданно выплюнул в сторону Мудрецкого столб огня.

Юра отпрянул, а солдат поднялся еще немного, присел прямо в воздухе и унесся опять же в сортир. Раздались душераздирающие вопли, и мимо них на улицу с криком: «П…доболы идут, кайтесь, п…доболы идут!» - вылетело объятое пламенем привидение.

Резинкин перекрестился.

- Молитесь, товарищ лейтенант.

- Я не верую, - признался Мудрецкий ссохшимися губами, но, увидев возвращающиеся к Резинкину тапки, осенил себя крестом. - Надо людей поднимать.

- Стойте, не ходите, товарищ лейтенант!

Мудрецкий не слушал, он открыл дверь кубрика, где ютились химики, и застыл на месте. Окровавленные, истерзанные тела валялись по койкам, а на самой ближней к нему лежала отдельно от туловища бледная, обескровленная голова Агапова с огромными синяками под закрытыми глазами.

Неожиданно веки дрогнули, и на Юру уставились мертвые глаза.

- Что же ты наделал, Юрочка? - вопрошала голова. - Зачем ты нас всех в пьяном угаре зарезал? - Голова скосила глаза на сторону, и Юра узнал свой собственный складной ножичек, что взял на службу с гражданки. Он посмотрел на истерзанные тела солдат, тряхнул головой. Тут на центральный проход вылетела окровавленная нога и шлепнулась прямо в лужу крови. Потом следом прилетела чья-то вырванная с ниточками сухожилий кисть, из дальнего угла послышалось звериное рычание и возня.

Мудрецкий попятился, споткнулся о порог и вывалился в коридор. Он поискал глазами Резинкина. Тот висел на стене и дергался. Ноги его свободно болтались в воздухе.

- Где же вы были, товарищ лейтенант? Меня снова обидели. Заступиться некому, - и тут Резинкин описался, сделал под собою лужу. Большую. Из него лилось и лилось. По казарме поползла вонь.

- Прекрати! - выкрикнул ошалевший Юра.

- Н-не могу, товарищ лейтенант, - стонал рядовой, - переполнился я. Снимите меня, пожалуйста.

- Ты вначале это, свои дела закончи.

- Я уже все. Пописал.

Под Резинкиным была лужа крови.

Из туалета вышел абсолютно лысый дневальный.

- Почему не на посту! - крикнул лейтенант и пошел к солдату.

Тот как ни в чем не бывало встал на свое место.

- Нос брил, товарищ командир.

- А почему летаешь?

- Чего?

- Молчать!

Юра взглянул на часы. Пять минут первого ночи. Вошел в умывальник. Никого. Заглянул в туалет.

Абсолютно голый, покрытый потом Простаков стоял напротив очка и хлестал себя веником.

- Будете париться, товарищ лейтенант?

- Не буду! - отпрянул Юра.

- Жаль, - покряхтывал Простаков, - а то парок пропадает.