Жеребята (СИ)

Лоо цепко схватил его за здоровое плечо своими длинными, узловатыми пальцами, одинаково хорошо владевшими и хирургическим ножом, и иглой с ядом, как поговаривали шепотком в храме.

- `Игэа, - негромко, начиная странно шепелявить, заговорил он. - `Игэа! Из каждого, каждого правила, даже освященного сединами уважаемой всеми древности, всегда есть исключения. Ты - белогорец, ты - непревзойденный целитель травами... ну зачем тебе брать в руки нож? Ни к чему! Для этого есть молодые жрецы, младшие тиики. Их дело - вскрывать нарывы, вправлять вывихи - грубая, несложная работа. Для нее не надо большого ума. А тебе и одна-то твоя рука не понадобится - будешь нам говорить, восседая на священном табурете, что и когда вливать в котел с бальзамом! Пройдешь посвящения. Даже завтра, если хочешь! Зачем ждать следующего праздника? Прими посвящение завтра! Самые красивые девушки пришли на праздник... ты увидишь их, Игэа! Они ждут священнодействий! Они готовы служить Фериану! Я внесу твое имя в списки, и мы подпишем их в Миаре - кто там будет особенно интересоваться. Да уж я постараюсь для тебя, я постараюсь. Нилшоцэа здесь не при чем, он - аэолец, ты - фроуэрец. Ты знатнее его. Он едва не погубил тебя тогда, ввязавшись в наши внутренние споры. Смешно - будто у врачевателей не бывает споров! Зачем он сунул свой нос в наши дела... Как хорошо, что все закончилось так удачно!

- Да. Но из храма Фериана никто не пришел, чтобы хоть слово сказать в мою защиту в Иокамме, - опять громко и раздельно ответил Игэа, поведя плечом, чтобы стряхнуть руку Лоо.

- Мы не знали! - простонал Лоо, хватаясь за голову и покачиваясь, словно раскаяние причиняло ему нестерпимую боль. - Не знали! Я ничего не знал! Не знал, что все так серьезно! Да и я - всего лишь второй жрец Фериана, я и в Иокамм не вхож! Первый жрец наш глухой, он не слышит ничего, понимаешь, Игэа, глухой! Он сидел там, дремал... А я? А я что мог сделать? Как я виноват перед тобой, Игэа...Прости меня! Скажи, что прощаешь! - он перешел на шепот. - Ну кто, кто мог подумать, что Нилшоцэа вправду хочет твоей казни. Мы думали о штрафе, уже стали деньги собирать - тебе помочь. Смешно! Нилшоцэа, безродный - против тебя, чей отец...

- Не тронь отца, - перебил Игэа. - На помощь мне пришли не фроуэрцы из храма Фериана, а Миоци, аэолец, великий жрец Всесветлого.

- Миоци? О да, Миоци вспомнил о тебе, когда ему это стало необходимо. Он знает не только то, что ты благороден, но и то, что твоим благородством можно безнаказанно пользоваться. Прости, Игэа, но я скажу тебе прямо - таким широким натурам, как ты, свойственна некоторая наивность. Миоци вспомнил о тебе, когда понял, что его сестрице надо избавиться от прижитого с рабом ребенка - да так, чтобы это не подверглось огласке...

- Довольно! - крикнул Игэа. - Не смей скверно говорить о Сашиа, Лоо! Она - дева Шу-эна и на ней нет пятна!

- Да, да, Игэа, я и не сомневался, что ты верен клятве... Увы, ты слишком благороден, чтобы понять, что тобой всего лишь пользуется этот самовлюбленный аэолец. Он слишком много себе позволяет, слишком... но скоро ему прижмут хвост. Нилшоцэа затаил на него зуб, и скоро всей его благотворительности с посещением тюрем и раздачами зерна из амбаров храмов беднякам наступит конец. Но Сашиа... - Лоо втянул в себя воздух широкими, зашевелившимися, как у ишака, ноздрями, и повторил: - Сашиа! Да, она - чистой крови, она подарила бы тебе наследника. Я понимаю, породниться с древним родом Ллоутиэ и Ллоиэ незазорно и для Игэа Игэ из рода Игэанов. Все понимают, что твоя наложница соэтамо - это временно.

- Замолчи! - закричал Игэа, сталкивая локтем тяжелую корзину, полную жирного чернозема и пробивающихся ростков ячменя вниз. Она плюхнулась на голову статуи предыдущего великого жреца Фериана. Игэа бегом спустился по лестнице и исчез в темноте безлунного сада.

- Успокойся, Игэа Игэ, успокойся, - невозмутимо и весело сказал ему вслед Лоо и крикнул: - Помни, ты всегда можешь придти ко мне, если надумаешь!

Праздник

Раогай недоуменно оглядывалась, держа в руках тяжелую корзину с едва проросшей травой. Во дворе храма Фериана шла предпраздничная суматоха, и девушка не знала, как ей следует вести себя.

- Вот сюда, сюда ставь ее! - раздался старческий голос над ее ухом, и старая жрица Фериана больно ткнула ее кривым пальцем в грудь. - В хоровод пришла?

- Да... - растерянно проговорила девушка, с трудом втискивая корзину на свободное место в особой нише. - Я в первый раз...

С этими словами она сунула несколько золотых монет в коричневую, уродливо скрюченную ладонь старухи.

- А, в первый раз, лапушка, в первый раз? - ласково забормотала жрица, озираясь по сторонам и торопливо пряча деньги в пояс. - Одна? Без сестер, без подруг?

- Одна, - твердо сказала Раогай.

- Ты на кого глаз-то положила? - облизнув провалившиеся губы, прошамкала жрица.

- Что? - не поняла Раогай.

- Правильно, доченька, правильно, что без подруг, - прошептала жрица, пригибая Раогай за шею так, чтобы ухо девушки казалось вровень с ее собранным складками, как старый кожаный кошелек, ртом. Раогай невольно отстранилась, но старуха притянула ее к себе за покрывало, прихватив в цепкие пальцы пряди ее волос. Раогай вскрикнула от возмущения и боли.

- Подруги, они что - только завидуют, только сглазить да дорожку перебежать могут... Надо одной, правильно, доченька. Я уж помогу, ты мне покажи, кто тебе люб - будешь с ним! Я смогу.

- Правда? - спросила Раогай. - Вы знаете такой приворот?

- Я и без приворота... Знаю, конечно, знаю... Только скажи мне - кто тебе мил! В праздник Фериана все возможно. Будешь ты с возлюбленным твоим, как Фериан с сестрой своей возлюбленной Анай.

- Когда? - Раогай схватила старуху за рукав.

- Скоро, скоро... ты сейчас ступай к корзинам, а после плача - в хоровод, а я подле буду. Как увидишь милого твоего, махни мне - я туточки, у ограды стоять буду, у корзин. Тут я и помогу...

- Вы, правда, можете приворожить? И этот человек меня полюбит? И женится?

- Женится, женится... Брак великий совершится, как у Фериана и Анай! Не сомневайся! - закивала старуха, алчно поблескивая глазами-бусинками из-под темного покрывала. - Ишь ты какая... уже взрослая девушка... и в первый раз... поди ты... пойду скажу ли-шо-Лоо, -пробормотала она.

Раогай не услышала ее.

...Служительницы в черных покрывалах уже выставляли корзины на полуденное солнце. Наконец, двор стал похожим на огромный луг. Девушки, совсем юные, ровесницы Раогай и даже моложе, опустились на колени на землю. Их головы и плечи одевали белые покрывала без вышивок. Взрослые женщины, по самые глаза укрытые серыми покрывалами, тоже опустились на колени. Они стояли отдельно от девушек, перед каждой была корзина с нежной весенней зеленью - их заботливо выращивали накануне праздника. Раогай не сама готовила свою корзину, сажая весенние травы и цветы в лучший отборный чернозем, - она купила ее корзину по дороге в храм. Она готовилась к своему походу на праздник тайком от всех.

На всем огромном дворе установилась мертвая тишина. Казалось, затих даже ветер. Так продолжалось очень долго. У Раогай заныли колени и плечи, хотя она была выносливой и сильной. Ей стало не по себе. Отчего-то вдруг дочери воеводы Зарэо захотелось оказаться в хижине старушки Лаоэй. "Я давно не навещала бабушку Лаоэй", - подумала Раогай. "А она в своем последнем письме просила меня придти". Девушка вздохнула и уставилась на свою корзину.

- Ты - в первый раз? - спросила ее взрослая девушка, вернее, молодая женщина - судя по покрывалу.

- Да, - вызывающе проговорила дочь воеводы.

- И тебе мать не объяснила, что ты должна выучить наизусть гимны Фериану и Анай? И отпустила тебя одну? - округлила молодица и без того круглые, как у голубя, глаза.

- Моя мать давно умерла, - ответила кратко Раогай.

- Понятно все, - протянула ее соседка. - Ты хоть знаешь, что сейчас происходит?