Начало пути (СИ)

Для начала, подумал капитан, следует поговорить с ребятами. Они, в случае чего, расскажут ему, что творилось в полку, пока он валялся в лихорадке, а заодно подтвердят все, что он им поручит. Привязаны к нему Обренович и Головачев были довольно крепко, не только потому, что были бойцами его роты - общее успешно обтяпанное дельце, за которое оба, опять же, получили солидный куш, как известно, объединяет и сближает. Да и полковник Вексельман особым авторитетом в солдатской среде не пользовался, что дополнительно добавляло Васильеву шансы на то, что парни будут поддерживать его, даже несмотря на полковничьи звезды на плечах Вексельмана.

Но разговор с бойцами пришлось отложить - дверь в палату распахнулась, и решительным шагом в комнату влетел младший лейтенант Кирилл Матвеев. Андрей недовольно покосился на вошедшего, немного раздраженный такой бесцеремонностью - все-таки Матвеев был его подчиненным и мог бы сперва хотя бы постучаться. Тем не менее, он никак не стал комментировать наглость Кирилла - сейчас он был не в том положении, чтобы играть в сатрапа, да и не было подобного в его характере.

Матвеев был молоденьким мажорчиком, сыном отставного генерала, а ныне - крупного бизнесмена и совладельца частной военной компании. Так что привлечь своего лейтенанта на случай конфликта с полковником Андрею было просто необходимо - отцовские связи Кирилла могли пригодиться. А если Васильев сумеет представить дело так, что молоденький летеха в своем первом же крупном деле проявил себя как герой, то отец наверняка за это дело зацепится, чтобы выбить для сына внеочередное повышение. Учитывая, что Кирилл и правда сражался весьма душевно и вел себя мужественно, причем у него на глазах, Андрею даже не пришлось бы сильно приукрашивать истину, расписывая подвиги юного взводного.

- Проходи, - только и сказал Андрей, хотя Кириллу его разрешение словно и без того не требовалось.

- Здравия желаю! - произнес лейтенант, прикрыв голову ладонью и шутливо козырнув другой, подошел к кровати Васильева, протянул руку. Андрей ответил слабым рукопожатием.

- Как обстоят дела? - с ходу перешел к делу Васильев, мучимый не столько любопытством, сколько неизвестностью.

- Конкретно твои, командир, прямо скажу, неважнецки. Вексельман тебя с дерьмом сожрать готов, мол, такого идиота, как ты, не то, что на роту, на отделение ставить категорически нельзя. И хотя, доложу я тебе, это Вексельману я даже отделение не доверил бы, за смерть стольких пацанов ответить все же придется.

В балтийской армии была негласная традиция - в обычной неформальной обстановке два офицера, даже если один из них являлся начальником другого, вправе обращаться друг к другу на "ты" и без чинов. Так считалось по умолчанию, но вышестоящий офицер имел право напомнить младшему о своем превосходстве, и тогда общение строилось в предписанных уставом рамках. Но Андрей подобного формализма чурался, да и не привык еще пока командовать офицерами - роту он получил относительно недавно, и заматереть и забронзоветь пока не успел, хотя привыкание к таким вещам обыкновенно происходит быстро.

- А ты что думаешь? Мы же были с тобой вместе в этом долбаном городишке, и своих бойцов ты тоже потерял. С тебя, конечно, спрос не такой, как с меня - отвечаю за все я один, но наверняка и тебе не раз уже задавали вопрос, как, мол, так вышло, что изо всех офицеров роты на тебе одном ни царапины?

- Не беда! И смотря кто спросит. Я за словом тоже в карман не лезу, и в морду при случае могу прописать. Мне стыдиться нечего, я был в бою и выжил, значит, чуточку умнее, сильнее, ловчее тех, кто остался в этой сямженской братской могиле. И, наверное, я все-таки немного более везучий. - Добавил лейтенант, самодовольно улыбнувшись.

- Это верно, мы были с тобой бок о бок, по крайней мере, до той последней атаки. И ты вел себя очень достойно, яйца у тебя есть, спору нет. Но разве меня можно обвинить во всем этом дерьме? Я тоже от пуль не прятался, там, на самом-то деле, от них при всем желании спрятаться было не так-то просто.

- Все так, - вдруг с лица лейтенанта слетела маска самоуверенности, и Васильев увидел, что Матвеев тоже растерян и тоже переживает из-за случившегося. И тоже далеко не в восторге от позиции полковника, готового приписать себе заслугу удержания стратегического объекта, но при этом намеренного сжить со свету руководившего обороной офицера.

- Я вот только не пойму, - продолжил Матвеев, - как Вексельман собирается совместить несовместимое. Ведь ты, с одной стороны, удержал Сямжу, пусть и положив к херам собачьим наш отряд. И ты достоин не наказания, а награды. А что солдат положил, то худшее, что по справедливости должно тебя ожидать, так это отказ в продвижении по службе. Все-таки, доверять тебе батальон пока рановато. - Лейтенант попытался пошутить и даже выдавил смешок, но развеселить собеседника не сумел. Самого себя, кстати, тоже.

- А что тебя удивляет? Мудрый приказ командира я выполнил, но с приказом выдвигаться со своей ротой к Сямже и занять там оборону я под роспись был ознакомлен еще заранее. Тут соль в другом - я ведь мог запросить помощь, а я якобы ее не запрашивал, хотя в свое время я всю рацию оборвал, чтобы донести до этого тупицы сведения об архангельской группировке, концентрировавшейся в окрестностях поселка.

- Но запись переговоров, насколько мне известно, не ведется?

- Нет, ты же знаешь, как у нас со связью ныне - мы ж не российская армия XXI века, у нас все примитивно. И то, что я докладывал своевременно, и то, что меня Вексельман обругал, матом обложил и не счел нужным даже выслушать, я доказать не смогу. Мое слово против его слова. Капитан, потерявший роту, против полковника, приписавшего себе лавры великого стратега и военного гения.

- Поговори с батей, у него связи ...

- Не хочу его сюда впутывать, я уже взрослый мальчик, знаешь ли, и без папочки могу играть в свои взрослые игрушки.

Матвеев смутился - в словах Васильева ему послышался недвусмысленный намек на его собственного отца, способного в два счета решать сыновние проблемы. Видимо, Вексельман, отправляя васильевскую роту на убой, не подумал о том, что погибни Матвеев-младший в Сямже, его отец нашел бы способ отмстить полковнику. Могло, впрочем, быть и так, что возможную гибель Матвеева Вексельман представил бы как очередной прокол Васильева. И очередной гвоздь в его гробовую крышку.

Смущение лейтенанта не укрылось от внимания Андрея.

- Извини, я не хотел намекать ни на кого, и говорил за себя и о себе.

- Да нет, все нормально, - не стал обострять ситуацию Кирилл, которого хоть и задели слова капитана, но молодой офицер прекрасно знал, что его благородное происхождение вызывает у людей разные чувства - от зависти и ненависти до подобострастия. - Просто, если хочешь, я поговорю с отцом. В конце концов, бойня в Сямже меня тоже напрямую затрагивает, и пусть мне нечего ни скрывать, ни терять, я не заинтересован в том, чтобы бои за городок плохо сказались на моем жизненном пути. Ты потерял роту, но и я потерял взвод. Спроса с меня никакого, потому что командовал операцией ты, но и доверия ко мне теперь большого уже не будет. Особенно в свете того, что из всех офицеров роты цел и невредим остался один лишь я.

- Просить тебя об этом я не собирался, но раз сам хочешь, то препятствий не вижу, тем более, как ты говоришь, у тебя свой интерес имеется.

- Я сделаю все, что в моих силах. Кстати, это еще не все, что о тебе болтают. Поймали четверых дезертиров из взвода Москаленко. К Сереге претензий никто не выдвигает, потому что на момент их побега он уже валялся в отключке в лазарете. Но бегство четверых солдат, один из которых старший сержант-сверхсрочник, это перебор.

- Насколько я помню, пока я еще был на ногах, из Сямжи из моих орлов никто и не пытался свалить - я четко довел до всех бессмысленность этой затеи. Неужели кто-то из моих так и не понял, что оставлять в живых нас архангельцы точно не станут, слишком много крови мы им пустили, и слишком многим из тех, кто уцелел, немало кровушки попортили.