Крушение (СИ)

До рассвета оставалось меньше получаса, и Арин вышел на корму судна. В воздухе пахло прохладой, было темно и сыро, а у рулевого колеса, облокотившись на него, стоял пригнувшийся капитан.

-- Рассвет близко. И когда вы только спите? -- через силу улыбнулся Арин.

Капитан поперхнулся, обернул лицо на нежданного гостя и глупой улыбкой приветствовал его. Не успел капитан раскрыть рта, а Арин уже отвечал на свой вопрос.

-- Занятно, не можете уснуть, потому что волнуетесь за меня... -- Арин осёкся и подошёл вплоть к сонному капитану, растерянно бросающему взгляды по сторонам. Вновь Арин заговорил за секунду до того, как усатый капитан успел что-либо произнести.

-- Послушайте, мой друг, что бы вы сделали, если бы вы знали всё наперёд, знали бы все будущие события? -- невольно Арин возвышался голосом, разгорался мучившими его мыслями и нарочно не подпускал предсказание об ответе капитана.

Добродушное лицо капитана выразило недоумение, и он, пожимая плечами, ответил.

-- Что же может дать такое, такого не бывает, господин.

-- Но всё же. -- не унимался Арин. -- Если бы вы знали, что бы вы сделали?

-- Я бы знал, что будет завтра и послезавтра? -- капитан с задумчиво-вопросительным голосом сказал и, получив в ответ кивок, всплеснул руками под конец речи. -- Ну тогда, господин, я бы... я даже не знаю.

-- Ну ведь вы хотели что-то сказать.

-- Ну я бы... я бы... -- не находил слов оживлённый капитан, потом вдруг оглянул начинавший высвечиваться горизонт и сказал против того, что он изначально задумал. -- Я бы не смог так жить. Мне стало бы незачем жить, господин. Я бы не считал себя свободным, а так, у меня есть ветер, волны, и я не знаю куда они меня приведут и мне хорошо. Вот и всё что я думаю, господин.

Нахмуренный Арин отошёл к борту, и сомнения, роившиеся в его голове, вынудили его снять коралл с груди и положить на узкие перила. Он вспомнил свою бедность, каким он был неряшливым моряком, вспомнил каких высот в светском обществе он достиг благодаря кораллу, тусклому и бесцветному, лежащему сейчас вне лучей солнца. Но мысли о том, как он расстался с Илой, обожгли его; и он, зло схватив чуть не роняя в воду коралл, ушёл с кормы шхуны. В пути Арин думал о том, что он мог бы остаться на острове с Илой, что ему не обязательно было принимать в дар коралл и уплывать от неё на проходившем у острова корабле, заметившем крушение и подбиравшем уцелевших. Он помнил, с какой горячностью в словах он просил Илу уплыть с ним, но она пугалась большого мира, дрожала, когда речь заходила о спасении, будто и не спасение совсем это означало, и Арин тогда понял, что это погубило бы её. Оказавшись в каюте, он сел на постель, и сон незаметно потянул его и свалил на белую простыню.

На тёмном берегу море шумело от разразившегося ветра. Арин посмотрел по направлению к лесу, увидел вдалеке Илу и хотел было пройти к ней, но порывы воздуха осыпали ему глаза песком и остановили его; он попятился назад и прикрыл руками лицо.

-- Муравьи, каждая травинка, ты и я! -- кричала девушка, стараясь перекричать ветер, заглушающий её слова, -- должны быть собою... мы должны прощать себя, прощать всех. Я люблю тебя...

-- Не уходи! -- вскрикнул Арин при виде исчезающей Илы и не заметил, как ветер стих, море успокоилось и деревья, минуту назад перегибавшиеся, стройно вытянулись. Арин отряхнул с себя песок и медленно проговорил: "Я всё равно отыщу тебя".

Лишь он сказал это, и лёгкий ветер донёс до него различимый шёпот девушки.

-- Отпусти себя... отпусти меня...

Арин проснулся, до дрожания пальцев сжал скомканное одеяло и разгневанно сказал: "нет". Неожиданно его воображению представилось светлое лицо Мирры с чёрными глазами, он почувствовал к ней вспыхнувшие кратко, сильные чувства, и его глаза закатились и уставились в потолок. Его нижняя челюсть задрожала, он согнулся телом и в лихорадочной улыбке рассмеялся. Он не знал, что с ним делалось, его чувства, одно сильнее другого, боролись в нём, и он, страдая, остановил их тяжёлыми словами.

-- Я презираю всех.

5

Солнечным утром косой жёлтый луч, ложившийся с окна на стул, подсвечивал пыль, не оседавшую и порхавшую в воздухе, и Арин с равнодушием во взгляде осматривал каюту. Он прибрал постель, стол и написал какую-то записку. Взявшись за верёвочку на шее, он почувствовал подступающие образы от коралла, но он оборвал их силой воли, при этом чуть не оборвал предмет с груди, и решил, что ему не нужно знать лишнего. Он сел за стул и спокойно стал ожидать, изредка оглядываясь на дверь и на записку на столе. За дверью послышались мужские голоса, негромко ругавшиеся друг с другом, и Арин с выражением презрения встретил врывающихся в каюту матросов.

-- Вяжи его. -- хриплым голосом сказал высокий моряк -- Гонорат, тот самый, проигравший Арину большую сумму в кости, и другой широкий мужчина, нахмурившись, выполнял то, что ему говорили.

Арин не сопротивлялся, не смотрел им в глаза, а когда они закончили пленить его и подвели к двери, он, смеясь, попросил матросов взять записку со стола. Высокий мужчина сморщил лицо и велел подельнику принести бумагу. Когда лист, смявшись, оказался у матросов, едва умевшие читать они разобрали в нём: "свяжите получше руки". Арин повернулся к ним спиной и потряс расслабившимися верёвками на кистях.

-- Как ты это проделываешь?! -- махал кулаками на Арина высокий матрос, но не решался ударить. -- Что ещё ты знаешь?!

-- В общем-то всё. -- весело сказал Арин и строгим голосом прибавил. -- Делайте что задумали.

Переступив порог открытой каюты, Арин уверенно указал головой вверх по крутой лестнице и произнёс сухо: "ведите". Обозлённый Гонорат со спесью выговорил "ну, хорошо", достал пистолет из-за спины и, толкая Арина в затылок дулом, повёл его на палубу.

"Простить всех, как же!" -- с отрешённым видом думал Арин, вспоминал Илу и сморщивался от внезапно осознанной всей её глупости. Он решил для себя, что он будет другим: не тем, кем он был с Илой, не тем, кого знала в нём Мирра. Он шёл вперёд наперекор предмету на груди, который показывал ему иные дороги и, казалось, хотел увести его от мрачных чаяний, но и который не раскрывал ему путь к острову Илы; и Арин злился на своеволие коралла, пресекал образы, слова, шедшие от него.

Во время рассуждений Арин не слышал и не видел, что было кругом. Притупленный слух и неясное зрение к нему вернулись, когда он остановился у открытой части борта. Он посмотрел на раздваивавшуюся в глазах, мутно-зернистую канатную лестницу внизу и обернулся. На палубе собралась толпа и поднялся шум, но Арин не произносил слов, он презрительно оглянулся на матросов, заулыбался, и с удивлением обнаружил, что он стал противен себе. В это время Гонорат, размахивая рукой с пистолетом, выкрикивал матросам, что он требует от Арина объяснений, и если их не последует, он объявит Арина мошенником и разговор с ним будет коротким. На палубу выбежали капитан с Миррой и замешались в толпе у борта, где они не могли протиснуться, а матросы их удерживали и силой брали под руки.

-- Что делается?! -- кричал капитан с отчаянным выражением лица. -- Не иначе, бунт устроили!

-- Пусть объяснится, а то мы не ручаемся... -- сварливым голосом отвечал кто-то из толпы.

Арин, ухмыляясь, смотрел на матросов, широко и презрительно улыбался им и тихо смеялся над ними, над их сердитыми лицами. Ненароком его глаза встретились с испуганным взглядом Мирры, и с его лица сошло веселье. "Я вправду хочу умереть?" -- спросил себя Арин, обернулся на край борта у ног и возвратил лицо к Мирре. Она смотрела на него прозрачными, стеклянными глазами, точно такими же, какими она несколько дней тому назад смотрела в густой туман и не надеялась увидеть его белую фигуру.

Гонорат, чувствующий, что ему нужно на что-то решиться, приблизился к Арину, заметил на его шее верёвочку и быстрым грубым движением левой свободной руки сорвал её. Арин покачнулся, не нащупал позади себя перил, потянулся вперёд и лишь тогда оторвал взгляд от начавшей всхлипывать Мирры.