Пандемониум (СИ)

Он представил, как будет добираться до Твери. На поезде? А если поезда уже не ходят? Да и сколько сейчас желающих уехать из холодного, разграбленного города?

Но перед тем, как идти на вокзал, надо было попрощаться с друзьями.

Всю дорогу Евгений думал о том, что скажет Ане. Думал, как они будут вместе пить чай или вино, и грустно шутить над тем, что происходит вокруг.

Увидеть подругу ему не удалось. На двери пустой квартиры висел приколотый булавкой тетрадный листок с трогательным посланием:

'Дорогие, милые, любимые друзья!

Я с родителями уезжаю на дачу в Крым, чтобы переждать там бурю. Сама я не вижу в этом особенной нужды, но папа настоял. Как только все закончится, мы снова будем вместе. Еще веселее и дружнее. Берегите себя и ничего не бойтесь!

P.S. Леля, твою новую поэму прочитала и нахожу ее почти великолепной. Мы ее обязательно разберем!

P.P.S. Маша, милая, ты должна полюбить жизнь!

P.P.P.S. Альцина, мы всегда будем помнить о тебе!'

'Евгений...', - он попытался представить несуществующую строку. - 'Будь счастлив... Не унывай... Выживи! Да. Точно. Выживи, Евгений!'

Снег валил с новой силой, как будто хотел поскорее прикрыть, упрятать несчастную истерзанную землю.

Идя по какой-то неизвестной улице (или просто изменившейся до неузнаваемости) Евгений вдруг понял, что слишком поздно вышел из дома, слишком долго слонялся по Москве. Надвигались сумерки. Если низ стал верхом, а верх низом, выходило, что любой, кого Евгений прежде не удостоил бы взглядом, теперь мог раздавить его, как жука - имел право.

Люди начинали прятаться в двери подъездов, в дыры подвалов. Где-то слышался хмельной вой гулянки, выстрелы, балалаечный звон.

Бессмысленно ускоряя шаг и пытаясь понять, где находится, Евгений наткнулся на грозную, забытую всеми баррикаду, неприступную, как крепостная стена. Надо было искать обходной путь. Или идти назад?

Воздух стал синеватым, словно в чистую воду уронили каплю чернил. В некоторых окнах печально загорались керосиновые лампы и свечи. Без пользы белели матовые шары обесточенных фонарей.

Евгений шел по безлюдной улочке, подняв воротник и разминая в карманах задеревеневшие пальцы. Он вышел к площади, посреди которой ярко пылал и потрескивал костер, огромный как у первобытных людей.

Один из стоявших вокруг костра оборванцев, бывших солдат, весело окликнул Евгения пьяным голосом. Он предложил погреться и даже угоститься 'беленькой' то ли в шутку, то ли всерьез, несмотря на грубые протесты товарищей. Евгений вежливо отверг его дружбу.

Он шел все дальше и дальше, полагая, что движется в сторону дома, но готовый в любой момент убедиться в своей ошибке.

Впереди сквозь сумрак Евгений различил бредущую куда-то фигуру пожилого человека с саквояжем в руке. Он шел медленно, чуть сгорбившись, погруженный в свои мысли. Человек из прежней жизни, еще недавно личность: учитель, врач или композитор, а теперь просто старик, потерявший все, кроме своего саквояжа, пальто и помятой шляпы.

Услышав сзади нагоняющие шаги, человек как бы случайно повернул голову.

Евгений оцепенел. Из-под шляпы на него смотрело знакомое, слегка поросшее щетиной лицо, которое он так боялся увидеть.

- Евгений! - ошеломленно пробормотал доктор Беннетт.

Он медленно переложил саквояж из правой руки в левую, кривя рот в совершенно неискренней улыбке.

- Какая встреча!

И тут Евгений почувствовал, что совсем не боится его. Просто потому, что и в движениях, и в улыбке, и в глазах доктора на долю секунды промелькнул неподдельный и довольно сильный страх. Страх перед слабым.

- Мир меньше, чем кажется, - тихо, безо всяких эмоций сказал Евгений.

- О да!

Они продолжили путь вместе. Евгений заметил, что Беннетт пытается держать свободную руку поближе к вырезу пальто - значит, у него с собой что-то есть.

- Уезжаете? - спросил Евгений, стараясь как-то оживить свой мертвый голос.

Исчезнувший страх, вдруг начал захлестывать душу с новой силой. Он представил, что должен будет напасть первым. Напасть на доктора! И напасть именно для того, чтобы убить!

'А вдруг это я сошел с ума?' - исступленно подумал Евгений. - 'Вдруг, все что случилось - идиотское совпадение, а сны - это всего лишь сны?'

- К сожалению, да, - вздохнул доктор. - Ваш народ-ребенок сейчас в очень плохом настроении. Я решил с ним не ссориться.

- Поедете в Англию?

- Да, - ностальгически улыбнулся доктор. - В родную туманную Англию. Сперва, должно быть, съезжу в свою деревню, навещу могилы родителей...

- Тети с дядей? - вопрос сам выпорхнул из уст Евгения.

- Э-э... что, простите? - Беннетт нахмурил брови и замедлил шаг.

- Мне послышалось, вы сказали...

- Н-нет, мои тетя с дядей похоронены в Лондоне.

Рука доктора начала подбираться еще ближе к вырезу.

Навстречу им из переулка вышли четверо солдат. Бородатые, патлатые в драных, прогнивших шинелях. Они сошли бы за нищих если б не винтовки за плечами у троих и не револьвер в руке у того, кто, кажется, был у них вожаком.

- О-о, еще один жирный котяра! - главарь ощерил гнилые зубы.

Беннетт с непонимающим видом разинул рот. Евгений отпрянул, не зная бояться ему или радоваться.

- Хе-хе, а зыркает-то как, сразу видно, есть че прятать! Эй барин, не тяжело тебе? - осклабился другой солдат с замотанной рукой и разбитым носом. - А ну сымай шубу! Да поскорей, а то сдохнешь без покаяния!

- Я плохо понимает русский! - внезапно выдал Беннетт и озарился невинной улыбкой наивного иностранца.

- О-о! - воскликнул губастый, единственный у кого борода еще не росла. - Русский не понимает! Немец че ль?

- Ньет, Англия! Бритн!

Грабители дружно заржали, впервые в жизни слыша иностранный акцент.

Беннетт заулыбался еще жальче.

- Шут какой-то... - глухо сказал самый старший с сединой в бороде и суровым сибирским взглядом.

- Птаха, бери у него чумодан! - скомандовал вожак. - А шуба тебе, Захарыч! По чину!

- Ува-ажил! - благодарно зарычал седоватый, расплывшись в дремучей улыбке.

- А с этим че? - презрительно фыркнул разбитый нос, сверкнув на Евгения взглядом. - Этот, кажись, наш! Эй, гимназистик, ты че, язык проглотил?

- Да хрен с ним! Возьми у него шинель и деньги, если есть.

Доктор охотно позволил стащить с себя пальто, но, когда дело дошло до саквояжа, вдруг испуганно запротестовал и замахал руками.

- О ньет, ньет! Только не это! Пожалуйста! Это нет!

- А ну! - губастый по прозвищу Птаха с силой вырвал саквояж из рук Беннетта.

- Глянь, че там внутри!

- Да тут... склянки какие-то, - Птаха потряс раскрытый саквояж, и внутри зазвенело множество ампул. - Бутылки - как в аптеке!

- Лекарства - вещь хорошая, - с умным видом отметил побитый.

- Возьмем! - кивнул вожак. - Пригодится!

- Ну че, тварь? - побитый нагло подмигнул Евгению водянистым глазом. - Сам все отдашь или помочь?

Евгений молча снял шинель и вынул кошелек.

- Во-о!

Он забрал у Евгения вещи и щелкнул его по носу так, что в глазах зарябило.

- Эй, англичанин, скажи спасибо, что живым отпускаем! В Англии свечку за нас поставишь, понял?

- Товарыщ! - блаженно воскликнул Беннетт, глядя в глаза побитому.

- Какой я те товарищ, гнида! - побитый замахнулся на доктора прикладом, и тот, ахнув, сам собой от испуга повалился в грязный снег.

Разбойники расхохотались пуще прежнего и, отпуская шуточки, двинулись восвояси, довольные добычей.

Пальто доктора нелепо сидело на медвежьих плечах Захарыча. Птаха нес шинель и саквояж.

Беннетт униженно поднялся на ноги и, шмыгнув носом, достал из внутреннего кармана пиджака какую-то серебристую вещь вроде вязальной спицы, только толще и длиннее.

Шляпа слетела с его головы, и даже в сгустившемся мраке Евгений разглядел проступающие на бледном лице ниже правого уха шрамы от кошачьих когтей.