Фантастическая политика и экономика (СИ)

Сказал и откинулся на подушку. Что еще делать в карантине, кроме как ждать его окончания? А ждать лежа все лучше, чем стоя или сидя, все равно ничего не делая. Ничего тут не было. Никаких развлечений. Огородили колючей проволокой какую-то школу. То есть, по-современному уже был колледж. Посты кругом. Автоматчики и пулеметы по краям. Поставили недалеко снаружи яркие пластиковые палатки с поддувом. Такие, как в кино про научную фантастику. Бегают там врачи в белом и синем. Анализы регулярно берут со всей тщательностью и всякими предосторожностями. Ну, кормежка еще. Пусть не слишком вкусная, все стандартно, по-армейски. Но всегда вовремя и сытно. Никто не уходит голодным. Вот - жрать и спать. Еще тут можно разговаривать. Но такие разговоры иногда получаются, что хоть и молчать лучше. Или уйти в дальний угол, и уши закрыть ладонями, и думать, думать, думать... Вспоминать и сравнивать. Страшно, конечно. Любая эпидемия страшна. Уж сколько про них прочитано разных книг, сколько фильмов просмотрено... Те же зомби, над которыми смеялись...

К Василию подошел такой же столичный студент. Только из другого института - медик будущий. Степан. Зашипел щекотно чуть не в самое ухо:

- Они тут говорят, что какая-то эпидемия. Что много зараженных. Это они так нам заявляют. Но мы же не болеем! И никто не болеет! Мы не чувствуем ничего такого! Вот ты видел заболевших? Ну, больницы, например, переполненные, или по домам врачи ходят в масках? Нет? Может, кто умер? Слухи бы наверняка тогда ходили. Сам подумай - мы же местные. Уж нам бы сразу сказали. Так ведь нет ничего. Ни слухов, ни больных... Только военные эти. И, главное, сразу во всем ограничивают. Туда нам теперь нельзя, сюда тоже нельзя. А я так думаю: просто что-то у них случилось в столице. Просто, наверное, наши вышли на площади. Вот во всех городах и объявили типа эпидемию и карантин, чтобы никто не приехал на помощь. Понимаешь, да?

Василий понимал. Кивал головой. Что-то давно назревало. Говорили давно, что, вот еще совсем немного - и все выйдем на улицы. Баррикады построим. Полиция на нашу сторону вся перейдет. А солдаты все равно не будут стрелять - кто же стреляет в собственный народ? И будет у нас настоящая правильная народная революция.

- Но мы-то терпеть не будем, - жарко шептал в ухо Степан. - Мы все-таки свободные люди в свободной стране. Я сразу понял, что все - брехня. Не имеют они права ограничивать нашу свободу. Не было решения суда, чтобы настоящую тюрьму организовывать. Да и ничего мы еще такого не сделали, чтобы - в тюрьму.

...

Через день их было уже пятеро. Они отходили в угол и негромко обсуждали, что и как. Выходило, что все были уверены - вовсе нет в городе никакой эпидемии. А этот, то ли учитель, то ли врач, просто казачок засланный. Ишь, прислушивается ко всему. В разговоры лезет. Разъясняет. Это, как всегда в тюрьме - подсаживают своего человека, чтобы знать, чтобы выспрашивать. И чтобы запугивать. Но нас уже не запугать!

А этот все говорит, говорит:

- Вот есть, например, знакомый всем вирус бешенства. До сих пор без лечения - стопроцентная смерть для человека. Знаете, да? А как лечили бешенство, оно же водобоязнь, скажем, во Франции еще лет триста-двести назад? О-о-о... Зараженного зажимали между двумя матрацами - и все. Сядут на него и ждут, пока задохнется и успокоится. Или еще проще - резали вены на руках и ногах и спускали кровь, пока не умрет. Дикие были люди. А нас-то всего лишь изолировали. Да не как больных, а как здоровых - от больных. Еще чуть потерпеть - и отпустят.

Через неделю на лежащего на своей кровати то ли учителя, то ли врача смотрели с подозрением и даже с неприязнью уже процентов девяносто карантинных жителей. А ведь верно парни говорят - самая натуральная тюрьма. Никакой тебе свободы. Никаких разъяснений. Эпидемия, говорите?

Да есть ли эта эпидемия? Что-то никакой эпидемии никто и не знает...

...

Капитан с тоской смотрел в окно на колючую проволоку. Считал прошедшие дни. Скорей бы этих отправить туда, куда им всем было нужно. Тогда можно будет и самим выйти из города, переждать в армейском карантине, сколько положено - и к семьям, домой.

Военврач бухтел негромко, инструктируя молодого лейтенанта, призванного из резерва:

- Одним из признаков заражения является изменение взглядов человека. Имеется в виду - резкое изменение, как после настоящей и долгой промывки мозгов, понятно я объясняю? На первом этапе - всего лишь общее недовольство. Возможно, это именно вирус вызывает такое чувство. Есть ведь такие вирусы и такие паразиты, которые заставляют носителей делать то, что они приказывают. Они так влияют на синапсы, что человек видит не то, что есть, думает не так, как обычно... И тут начинается вторая стадия заражения.

- Еще и вторая есть? Как это?

- А вот так. Вирусу, укоренившемуся в мозгу, требуется большое скопление народа. Нужны ему условия для собственного распространения и размножения. Ну, или не вируса в данном случае, а паразита какого, бактерии неизвестного пока нам типа. Пока еще просто не можем понять. Просто мы все время не успеваем ничего найти. Не успеваем! Опаздываем! Мы можем сейчас только отгородиться, поднять колючую проволоку, поставить кордоны, объявить карантинную зону. Но как только собираются тут нормальные ученые, открываются лаборатории, вон, как у нас, так уже и поздно - зараза успела перекинуться дальше. Мы просто все время не успеваем...

- И запомни, - вмешался капитан, который этих лекций уже столько наслушался, что сам знал наизусть. - Бешеная собака не потому кидается на всех, что с ума сошла, нет там никакого ума и не было, а потому что вирусу надо размножаться. И народ не с того ни с сего собирающийся в толпы - он ни в чем не виноват. Это все вирус. Так и относись к ним. Они просто больные люди. А лекарство пока нет. И чем все закончится - неизвестно. Но если бешенство не лечить - смерть. А как лечить то, против чего еще нет лекарства? Вот и пытаемся хотя бы здоровых отделить, спасти... Эх. Скорей бы зима...

- Да, зимой бешенства фактически не бывает, - подтверждает военврач. - Кстати, и знаменитая Эбола - она тоже только в тепле и жаре.

...

Рано утром, когда самый сон у ночной смены, а дневная еще не поднялась на службу, весь карантин взбунтовался. Матрацы были брошены на колючую проволоку. На заборе сидел верхом Степан и кричал солдатам в масках, стуча себя в грудь:

- Ну, стреляйте в меня, стреляйте! Вы же настоящие солдаты, а не хрен собачий. Вам ведь положено стрелять в гражданских, да? Стреляйте в безоружных!

Они и стреляли. Стреляли в воздух, пугая. Кто же будет в гражданских? Это потом называется - военное преступление. За это суд и долгое заключение. В том случае, если уцелеешь, конечно. Вон, толпа местных уже сзади поджимает. Они за своего парня порвут всех в клочки. И не спасет тебя то, что перед этим ты положишь человек десять или даже двадцать. Ни им, ни тебе от этого легче не станет.

- Отходим! - командует капитан.

- Отходим! - дублирует молодой лейтенант своей смене.

В колледже на кровати остался один человек. Вернее, уже не человек - тело. Ночью толпой навалились, подушку на голову, придавили. Все. Нет этого засланного казачка, что эпидемиями пугал и призывал ждать конца карантина.

Толпа с ревом рвет палатки и раскидывает лотки с инструментами, радостно поджигает временные казармы.

Машины с военными и врачами пылят вон из города.

...

- А, может, они все правы? Ну, сами подумайте, у нас же тут свободная страна? Демократия, так ведь? На каком основании мы тут ограничиваем их в личной свободе? Решения суда не было. Эпидемиологи пока ничего не обнаружили. Так может, все верно они бунтуют? А мы, выходит, совсем наоборот? Против демократии и свободы и либеральных ценностей?

Капитан насторожился, прислушиваясь

- Я не для того в университете учился, чтобы потом меня ставили в свой народ стрелять...

- Чего-чего? Кто это тут в свой народ стрелять собрался? Кому такую команду давали? Ты чего, лейтенант? На тебе погоны, ты у нас под присягой... Забыл все на свете? Включай мозги!