Знаки безразличия (СИ)

Она открыла глаза и взглянула в окно. За мутным стеклом, в котором отражалась её бледная курносая физиономия, тянулись одинаковые дома, построенные для рабочих завода 'Юрьевские крылья' в ту пору, когда даже мама ещё не родилась. В таком доме когда-то жила Асина бабушка, у которой всегда были вкусные пирожки с картошкой и пушистый рыжий кот Лис. Бабушки не стало три года назад, таким же холодным осенним вечером. Бабушкину квартиру мать продала через полгода, а деньги ушли на несбывшиеся проекты матери: цветочный ларёк, кофейню и магазин детской одежды. Как ни просила Ася забрать Лиса с собой, его отдали сердобольной соседке, а ей на память остался только маленький альбомчик со скучными чёрно-белыми фотографиями молодой бабушки в окружении незнакомых людей с одинаково счастливыми лицами.

Когда Ася подумала о бабушке, у неё защипало в носу, как будто она отпила из только что откупоренной бутылки с газировкой. Не хватало ещё расплакаться! Водитель сдавленным голосом объявил остановку. Это была Асина улица - кривая, грязная и немного зловещая в ранних уральских сумерках.

Фея выпрыгнула из автобуса так резво, будто в её старые кроссовки были вшиты пружинки. Кукловод немного отстал, и теперь ковылял по другой стороне улицы, стараясь не терять девочку из виду и лишний раз не попадаться ей на глаза, хотя знал, что его она точно не испугается. Его никто не боялся, да и зачем бояться? Он любит их. Фей. Всех вместе и каждую в отдельности.

Ася присела на корточки, завязывая шнурок. Наушники соскользнули с головы на шею, волосы растрепались на ветру. Кукловод залюбовался ею. Он знал, что она не спешит домой. Да и кому захочется оказаться в обществе раздражённой матери и вечно пьяного отчима? Девочка шла в противоположную сторону, к Каме, где с незапамятных времён местные школьники жгли костры, а потом целовались, пили пиво и курили в 'краюшке' - покосившемся сарае, когда-то бывшем лодочной станцией. Он сам впервые побывал там уже взрослым, но ему было прекрасно известно обо всех подростковых секретах.

Кукловод не ошибся. Он вообще редко ошибался, тем более в том, что касалось Фей. Пока Ася вприпрыжку спускалась по извилистой тропинке к пустому пляжу, Кукловод, осторожничая, затаился в зарослях, откуда ему было отлично видно, как девочка юркнула в 'краюшку'.

Сердце Кукловода отчаянно забилось. Он приподнялся над купами кустов, едва дыша, и огляделся. Неужели она пришла одна? Пришла к нему? Нет, разумеется, она ещё не знает о том, что он здесь, но это же сказочная удача! Вдвоём. На берегу. Только бы Ася никого не ждала здесь! Хотя кого бы ей ждать? Насколько ему было известно, у неё не было ни близких подружек, ни мальчика. Улыбаясь своим мыслям, Кукловод полез вниз по склону. Она сама пришла к нему. Его четвёртая Фея. Осталось только подогнать сюда машину.

Глава 2. Девочки

По столу ползала муха. Сначала она бегала туда-сюда по ведомости с фамилиями студентов, потом взлетела и опустилась на футляр для очков. Жена Олега Павловича Романова, преподавателя Юридического Университета, называла такой футляр 'очечником'. Он сам это слово на дух не переносил, оно всегда казалось ему простонародным и стариковским, так и веяло от него запахом корвалола и мази от радикулита.

У Романова был большой секрет, который он старательно охранял даже от самых близких: он отчаянно боялся признаков подступающей старости. Вот и сейчас, например, ничто не мешало ему свернуть в трубку рекламную газету, которую ему сунули возле станции метро, и, улучив момент, прихлопнуть муху, но он боялся. Боялся, что промахнется, покажется смешным, а от резкого движения снова заболит плечо, которое он вчера как следует натёр разогревающей мазью.

Он поднял глаза, машинально поправил очки, хотя новая оправа плотно держалась на носу, и стал, игнорируя муху, разглядывать присутствующих. Когда он был моложе, студенты страшно боялись этого пристального взгляда. Каждому в аудитории казалось, что взгляд направлен на него, и Романов сейчас задаст именно ему каверзный вопрос.

Тяжело вздохнув, Романов вернулся мыслями обратно в день сегодняшний. То, что криминалистика в этой аудитории никому не нужна, он понял давно. Большинство студентов грезили о гражданском, налоговом, земельном и иных прибыльных отраслях права, но никак не об уголовно-процессуальном и криминалистике. В прошлом году его кафедра едва набрала необходимое количество студентов даже на бюджетное отделение, что будет в этом - не хотелось и думать.

Шло последнее занятие, впереди студентов ждала практика, государственные экзамены и защита диплома, поэтому никто особенно не старался отличиться. Разумеется, студенческое 'сарафанное радио' давно уже сообщило всем интересующимся о том, что Романов - мягкий и понимающий 'препод', придираться не будет, и главное - посещаемость. Если вдруг не сможешь ответить на вопрос, он сам с воодушевлением порассуждает на заданную тему, а потом поставит напротив твоей фамилии жирный плюс.

Когда на семинаре он задавал теоретические вопросы, студенты в открытую читали текст по учебникам, причём с каждым разом становилось всё меньше желающих носить с собой толстые тома в твёрдых обложках. К середине семестра на группу приходилось две-три книги, которые таскали особо рьяные студенты, и они передавались под столом от одного к другому. К концу семестра учебник открыто путешествовал по аудитории из конца в конец.

Занятие, задуманное Романовым как интересный практический опыт, не удалось. Идею ему когда-то подсказал бывший студент - следователь Крайнов, который сейчас присутствовал в аудитории. Именно перед ним Романову было больше всего стыдно за провал всей затеи.

'А что если, - предложил как-то Крайнов за чашкой кофе, - нам раздобыть материалы какого-нибудь громкого интересного дела и предложить их студентам? Посмотрим, найдут ли зацепки самостоятельно. Есть у нас (у кого именно, он не уточнил, но Романову было известно, что Крайнов возглавляет новое федеральное подразделение) одна идейка... Впрочем, об этом пока распространяться не хочу. Если расскажешь о своих планах, так они обязательно накроются медным тазом'.

Романову идея тогда понравилась, но сейчас он об этом сожалел. Фабула дела, очевидно, была интересна только ему и Крайнову. За студентов было мучительно стыдно. Вот, например, Лиля Милованова, которая в начале семестра из кожи вон лезла, чтобы угодить и понравиться, сидя за первой партой, листала задачник по коммерческому праву. Володя Шишкин, которого Романов уважал за трудолюбие и прилежание, забрался, наоборот, на 'камчатку' и листал книгу в цветной обложке, которая явно не имела ни малейшего отношения к семинару. Всё бы ничего, но рядом с Шишкиным сидел Крайнов, с ехидной улыбочкой заглядывая в книгу. Влюблённые в третьем ряду, слава богу, вели себя пристойно, только держались под столом за руки, шептались да хихикали изредка. Девушка старательно делала вид, что читает раздаточный материал.

'Сидит и жалеет меня, - почти с ненавистью думал Романов об Крайнове. - Думает что-то вроде: 'Сдал старик, сдал. В моё время за одно слово, сказанное шёпотом, мог за дверь выставить, да и не нужно это было - умел заинтересовать, увлечь, заставить думать не из-под палки... А сейчас одно слово - старик'.

На самом деле, Крайнов ничего подобного не думал, и улыбка у него была не ехидная. Книга, которую читал сейчас Шишкин, определила когда-то судьбу Крайнова. Весной на пятом курсе кто-то приволок в общагу изрядно потёртый томик и оставил на столике в комнате отдыха. Книга называлась 'Молчание ягнят', и первая же глава настолько захватила Крайнова, что он не только не смог уснуть, пока не дочитал до конца, но и переписал в деканате заявление о выборе кафедры, предпочтя уголовный процесс гражданскому. Украдкой следя за сменой эмоций на лице Шишкина, он не забывал смотреть и на других студентов. Увиденное его не радовало, но и не удивляло. Материалы просмотрели от начала и до конца человек семь-восемь, прочитали внимательно - и того меньше. Крайнов был далёк от того, чтобы обвинять в происходящем Романова. Насильно, как известно, мил не будешь.