Кубанский шлях (СИ)

Разбойники вскочили на своих коней и помчались прочь. Раненый Агафон ревел от злости: его крепко держал за ногу Верный. Хотя вот он, конь черкеса! Один скачок! Но видит око...

- Убери собаку, - прорычал поп трубным басом, уставившись на Степана острым немигающим взглядом.

- Иди, - безучастно проговорил Степан, послушно оттаскивая Верного от жертвы.

Агафон, не отводя от врага взгляда, встал и, затем, прихрамывая, устремился к реке.

- Ты что это... отпустил его? - заметив это, недоумённо взглянул на друга Фрол и хотел, было, догнать изверга. Но тот исчез.

- Пусть, - пробормотал Степан, удивляясь самому себе: зачем он это сделал? Непонятно.

Стон черкеса отвлёк его от мыслей. Друзья подошли к бедняге и, взяв под руки, стали его поднимать....

Подскакавшие к ним горцы, спрыгнув с коней, кинулись на защиту соплеменника. Но старик их остановил, что-то залопотав по-своему. Затем низко поклонился приятелям:

- Ви мой живот спасал. Благодарност будет. Поидем, поидем в мой унэ. Кушат будэм.

14. Черкесы

Черкесский аул, как и селенье староверов, был окружён общей плетёной оградой. Правда, только с трёх сторон: аул тянулся вдоль реки, которая была естественной защитой от врага. Войдя внутрь ограды, друзья увидели на краю селения площадь для молотьбы хлеба - стояли снопы, скирды соломы и стога сена. Здесь же внутри ограды находилось кладбище. Как пояснил старик, это почитаемые могилы и священная роща. Действительно, могилы окаймляли несколько рядов деревьев. На ветвях некоторых из них висели разноцветные тряпочки.

Друзья, шли за стариком, с любопытством оглядываясь по сторонам. Всё вокруг удивляло. И усадьбы друг от друга на необычно большом расстоянии, и приземистые длинные постройки из плетня, обмазанного глиной, покрытые камышом или соломой, и ухоженные огороды, и с осенней позолотой густые сады. Те немногие жители аула, которые встретились им на пути, вели себя сдержанно. Делали вид, что каждый день видят русских. И только дети выглядывали из-за плетней, как мышки из норок.

Черкес провёл своих гостей через базарную площадь и нырнул в проход, увитый виноградом. Калиток между подворьями не было. Друзья, следуя за стариком, который вёл лошадь за узду, перемещались из одной усадьбы в другую через какие-то широкие лазы и ходы, пока спасённый не остановился перед своим домом. Он его назвал "унэ".

Дом был продолговатый, с несколькими отдельными входами. На главном дворе находились хозяйственные постройки, расположенные вдоль всего забора, по кругу: кухня, курятник, амбары для зерна, навесы и сараи. Через плетень друзья увидели скотный двор, по которому разгуливали козы, овцы и старый осёл. Навстречу хозяину выскочил безусый парнишка и, перехватив коня за узду, повёл его на этот двор.

В унэ хозяин гостей не пригласил, а проводил к отдельному маленькому домику со скамьёй вдоль наружной стены - кунацкой, и оставил одних.

Волнение, которое возникло от встречи с черкесским аулом, не покидало приятелей. Такой ли хозяин гостеприимный на самом деле, каким хочет казаться? А может быть, зазвал волк козу на пир?

Внутри кунацкой стояли низкие нары, табуретки, скамейки и несколько резных диванов, покрытых узорчатыми циновками с подушками. Посреди комнаты - деревянные низенькие столики о трех ножках. На стенах развешано оружие: лук, расшитый колчан со стрелами, шашка, кинжал, короткоствольное ружьё. Пристенный очаг, над которым был сооружён плетёный, обмазанный глиной дымарь, не топился, и в комнате было прохладно.

Друзья сели на табуретки и с интересом огляделись вокруг.

- И чего наши с ними воюют? - недоумённо пожал плечами Степан, - люди как люди.

- Это потому люди, что ты жизнь старику спас. А встретились бы вы на бранном поле, снесли башку б тебе, не задумываясь, - откликнулся Фрол.

Вскоре дверь отворилась, и в кунацкую вошёл тот же парнишка. Он жестами показал на медный таз и кумган - глиняный кувшин с узким горлышком и откидным носиком. Друзья помыли руки, а мальчик, внесши хворост и сушёные кизяки , очень ловко развёл огонь в очаге. В горнице потеплело, и вскоре показался другой парень, годами старше первого, худой и бледный, с анэ , на котором дымилось блюдо с бараниной. Он выходил и входил несколько раз с новым анэ. Мясо, сыр, каша, яйца, зелень всякая.... Принёс и напитки - мёд и бузу. Следом появился довольный хозяин, переодетый в праздничную одежду, с ним несколько человек гостей. Он с гордостью представил их друзьям:

- Джембулат, аксакал, мудрый человек.

Аквонуко, сосед, по-вашему хорошо знает.

Джегуако , песню будет петь.

Унеж и Алим, играть будут.

Инал, сын мой, последний, - указал он на юношу, который накрывал столики.

- Пожалуста, кушат! - пригласил он всех к угощенью.

Все сели, кроме Инала, который уносил и приносил столики с едой. Похоже, он здесь, чтобы прислуживать гостям. Хозяин вежливо предложил друзьям пересесть с табуреток на диван. Толмач Аквонуко пояснил, что на диванах сидят гости, а на скамейках и табуретках все остальные, которые пришли их почтить.

Пир начали с молитвы. Черкесы молились по-своему, приятели - по-своему. Все вознесли хвалу Господу и перекрестились. Друзья удивлённо посмотрели на присутствующих.

- Так вы христиане!? - воскликнули в один голос.

- Кристане, кристане, - дружно закивали черкесы.

- Муса при крещении получил имя Михаил, а я Абрам, - пояснил толмач. Но меня родители звали по-нашему, Аквонуко. Так и пошло. А Муса был на войне. Уорк наш принял от турок ислам, и всех воинов переименовал по-арабски. Но мы христиане, с вами одной веры. Чтим Великого Бога и его мать - святую Марием.

Степан и Фрол заулыбались, и все приступили к трапезе. Они выпивали во славу Божью, во здравие родителей, в честь погибших друзей - каждый раз с большой торжественностью и почтением, словно совершая священнодействие. За новых кунаков тоже выпили, за Степана и за Фрола в отдельности. Те говорили мало, только приветливо улыбались, боясь словом или поступком вызвать недовольство черкесов.

Когда сменили десять анэ, музыканты вытащили из чехлов свои инструменты. У Алима, сивобородого и румяного, с лоснящимися от баранины губами, в руках оказалось что-то в виде балалайки, только длиннее и с двумя струнами - он назвал свой инструмент "шичепшин". Унеж, широкобровый мужчина средних лет, поднёс к губам флейту - "камыль", - и Джегуако запел хвалебную песнь Богородице, в которой он её славил и просил о прощении грехов. Все перекрестились, а потом зазвучала весёлая музыка. Черкесы хлопали в ладоши и готовы были пуститься в пляс. Степану и Фролу, несмотря на необычность мелодии, игра музыкантов понравилась, и они присоединились к хозяевам. Затем Джегуако начал новую песнь. Сосед переводил: - Поёт, какие вы храбрые и добрые. Называет вас кунаками хозяина. Приглашает пожить в этом унэ. И каждый день будут приходить гости, чтобы беседовать с вами, трапезничать и веселиться.

Вдруг дверь кунацкой отворилась, и на пороге возник красивый молодой человек лет двадцати пяти, с гордой посадкой головы, вьющимися чёрными волосами и сверкающими глазами, следом за ним в дверь проскользнул юркий горбун в бешмете с чужого плеча и косящим левым глазом.

Хозяин представил их русским:

- Бек, уважаемый человек, уорк , у него много скота и рабов. Шаид, его сопровождает.

Уорк, снисходительно кивнув головой, поздоровался и, отломив кусочек сыра, нехотя его проглотил.

Шаид бочком присев за крайний столик с жадностью накинулся на пастэ. Ел он неряшливо, то и дело, облизывая пальцы с обкусанными ногтями.

Бек, выполнив требования приличия, нетерпеливо поглядывал на хозяина, и, улучив момент, попросил его

выйти для разговора. Муса с достоинством ответил:

- Всему своё время. Ты видишь, у меня гости? Закончим беседу, и я тебя внимательно выслушаю.

Но дальнейшая беседа не сложилась. И Мусу, и остальных гостей смущало присутствие горделивого Бека. Выказав Степану и Фролу положенные знаки внимания, хозяин пожелал им спокойной ночи и вместе с гостями покинул кунацкую.