Поймать Шалтая (СИ)

Капитан Айкис сидел рядом, раскачиваясь в одном такте с трелями болотного рожка, и отбивал ладонями ритм. Время от времени он прикладывался к горлышку большой оплетенной бутылки. Майор К какими-то механическими движениями разливал брагу сразу по двум бокалам (своему и капитана Айкиса) и пил с двух рук, не закусывая. "Вероятно, бедняга решил попробовать, что это такое - быть настоящим армейским человеком,- решил Броз.- И правильно. Чего уж теперь? Пусть хотя бы попытается ощутить - что это такое на самом деле". А вот подпоручик Вежик, тихо посмеиваясь, сидел в сторонке и тоже занимался косточками фуйфуа.

Наблюдая за сложившейся на поляне ситуацией, Броз понял, что в ходе Братского Обеда между всеми его участниками была мягко и незаметно достигнута абсолютная гармония, и подивился мудрости Железного Падишаха, который придумал и ввел в обиход такой полезный армейский обычай.

Темп танца все ускорялся и то ли из-за музыки, то ли из-за громких ударов барабана, полковник почувствовал сильную тревогу. Танцующие отбрасывали на траву длинные уродливые тени, и Броз некоторое время следил за движением этих теней широко раскрытыми глазами. Вдруг ему показалось, что тени отделились от танцоров и начали свою собственную дикую пляску. А затем его голова отделилась от шеи и резко двинулась вперед, но Броз успел в последний момент обхватить ее ладонями и водрузить обратно на шею. Такое с ним произошло в первый раз за все время инспекторской карьеры, и полковник испугался. Ему даже показалось, что он умирает.

Ощущение приближающейся смерти было настолько ясным и четким, что Броз, для того, чтобы хоть как-то от него отделаться, принялся совершать массу суетливых движений руками. Он начал брать косточки фуйфуа, быстро раскалывать их краем зулутой тарелки и пригоршнями отправлять в рот. Челюсти полковника работали быстро-быстро, зубы иногда довольно болезненно ударялись друг о друга, но он не обращал на это никакого внимания. Сейчас ему хотелось только одного - чтобы косточки фуйфуа никогда не кончались, чтобы его руки были постоянно заняты этой простой, но очень важной в виду приближающейся смерти, работой.

Как ни странно, это простое занятие очень скоро помогло Брозу. Ощущение приближающейся смерти постепенно оставило сознание полковника, а на его место пришло удивительное чувство абсолютного спокойствия и уверенности в себе. Броз вдруг понял, что всю свою жизнь он постоянно о чем-то беспокоился, о чем-то переживал, чего-то хотел добиться, кого-то или что-то любил, кого-то ненавидел, все время спешил куда-то, и именно от этого его жизнь состояла из череды ужасных страданий, которые, если вдуматься, он сам же себе и причинял.

А теперь вот все это куда-то ушло, и он тут же почувствовал себя счастливым человеком. Полковник вдруг подумал о том, что это состояние счастья было достигнуто благодаря косточке какого-то тропического растения, в сущности обычного лесного сорняка, о существовании которого он еще вчера даже не подозревал. Эта простая мысль вызвала у Броза истерический припадок. Он начал визгливо хохотать, хлопать ладонями по столу, толкать своих соседей локтями и указывать большими пальцами обеих рук на пляшущие повсюду уродливые тени. А потом он снова столкнулся с тяжелым взглядом сержанта Згобанги и тут же резко оборвал свой визгливый смех.

Броз некоторое время смотрел в глаза старшего сержанта, а затем тяжело выбрался из-за стола, пошатываясь подошел к Згобанге и, резко наклонившись к его уху, очень тихо, но внятно и отчетливо произнес:

- На пару слов.

После этого полковник дернул подбородком в сторону ближайших зарослей и сразу же пошел к ним, не оборачиваясь назад и не глядя на Згобангу. Откуда-то он сейчас знал, что сержант следует за ним, и это было верное знание, потому что он ничего такого точно знать сейчас не мог, да и не знал на самом деле. Может быть, это было древнее знание плодов фуйфуа, а может быть здесь были замешаны еще и хеу-хеу, или еще что-то другое, гораздо более могущественное и древнее. Как бы там ни было, Броз покачиваясь, углублялся в заросли, пока не услышал сзади окрик Згобанги:

- Хватит, господин полковник! Дальше нельзя! Там противотанковые гранаты на растяжках! Остановитесь немедленно! Стойте! Стой, твою, полковника, мать, кому говорю!

Броз развернулся на каблуках, подошел к Згобанге и, глядя ему прямо в глаза, произнес каким-то чужим резким голосом:

- Итак, любезный, что вы так пялитесь на меня целый день? Я вам не нравлюсь? Или наоборот?

Згобанга приложил два пальца к виску и ответил:

- Старший капрал Згоб, третий взвод, первая рота! Во время "Резни на Тиле" первым ворвался в траншеи противника и захватил в плен асыкского генерала. Чуть не прирезал его на месте, как собаку, но смог удержаться и взял его в плен. Награжден орденом "За взятие генерала" с муаровой лентой через плечо.

- Как? Сержант, вы - "Кровавый Кроль"?!- чуть визгливо воскликнул Броз, резко отклоняясь всем телом назад и делая круглые глаза.

- Так точно, господин полковник!

- Но этого не может быть! Все "Кровавые Кроли" сейчас очень уважаемые люди, насколько мне известно. Они с почетом уволены в запас, имеют большие пенсии и хорошие квартиры в столице, а работают в Главном Штабе Культуры. Ездят сейчас по школам нашей любимой Империи и рассказывают детям о своих подвигах. А вы как здесь оказались?

- Направлен сюда по уголовной статье, для искупления вины перед Падишахом Бизэ усердной службой. Я - штрафник, господин полковник.

- Да как же вас так угораздило, Згоб?

- Это долгая история. Да это сейчас и не важно.

- И все же.

- Ну, сразу после "Резни на Тиле" и раздачи наград нас отправили на отдых и переформирование. И я там, в гарнизонной таверне, сцепился с одним интендантом. Знаете, мы с ребятами тогда носили засушенные кроличьи лапки на шее. Ну вот, зашли мы однажды в таверну, а там как раз компания интендантов пьянствовала. Вот один такой интендант (морда как у пупырчатого вепря, жопа шире спины) посмотрел на нас и говорит: "Смотрите, ребята, кролики пришли! Дать вам морковки, кролики?" Ну, я и не сдержался. Слово за слово, я за нож, интендант под стол. В общем, порезал я его маленько. И сам не заметил - как. Всю интендантскую жопу изрезал я тогда в кровавый лоскут очень быстро, не отходя от стола. Даже сейчас я не могу припомнить, как все тогда случилось. Помню только, как страшно кричали остальные интенданты и выбегали из таверны, спотыкаясь на лестнице и падая друг на друга, а я смотрел на них и все резал и резал того, что кричал под столом. Такая вот история, господин полковник.

- А дальше?

- А дальше - патруль. Потом - суд. Нашивки долой, награды долой и в штрафные роты на асыкский фронт. Я там хорошо воевал, с пяток медалек заслужил очень быстро. Потом, правда, какая-то штабная шишка сообразила, что негоже такого бравого "Кровавого Кроля" в штрафных фронтовых ротах держать. Типа - вызывает ненужные вопросы у остальных штрафников. Быстренько заменили мне фронтовые роты на Дикие Земли и сразу сюда. Так я здесь и оказался вместе с другими штрафниками и инвалидами. Вы только не говорите никому, господин полковник, кто я такой на самом деле, они все и так меня боятся.

- Да как же вы не смогли тогда в таверне удержаться, а, Згоб?

- Со мной всегда так, господин полковник. Когда я берусь за нож, то уже ничего не помню и не могу с собой ничего поделать. Тогда я могу только резать, и режу до тех пор, пока весь не перепачкаюсь кровью, и рукоятка не станет скользкой и не начнет проскальзывать в моих пальцах. После этого я останавливаюсь и прихожу в себя, но ведь исправить уже все равно ничего нельзя, господин полковник, и в этом все дело. Да ведь с людьми по-другому нельзя, вы ведь и сами это знаете.

- Да, но...

- А!- Згобанга махнул рукой.- Ерунда это все. Теперь я даже рад. Все равно я не смог бы по школам ездить и детям рассказывать, как мы тогда асыкские животы вспарывали.