Прощай, любимый Дрезден-Сити! (СИ)

- Ну как хочешь, я не заставляю!

На вокзале, заходя на платформу для пригородных поездов, я обратил внимание, что на входе нет ни милиции, ни металлодетекторов, ни турникетов. И спрашиваю Вадика:

- А чё это тут у вас турникетов нету? У нас тут в России на каждом вокзале такие стоят, чтоб `зайцы' не проскочили. А вас чё - вообще на безбилетников забили?

- Так то у нас не Россия - отвечает Вадик - У нас террористы не водятся и ничего не взрывают, потому и турникетов нет.

- А зайцы?

- Та! Кому они тут нУжны!

Обратная дорога в целом проходила без особых приключений и впечатлений. Лишь пока электричка ещё ездила по Днепропетровску и пока не покидала его пределов, в вагон зашёл странный мужичок с псевдоказацкими усами стал торговать бульварными газетами не первой свежести. Но наше внимание привлёк не столько он сам, сколько надпись на его чёрной майке: `Раб╕в до Раю не пускають! ╤. С╕рко'.

- Гхлянь только на это - сказал мне Вадик - Раб╕в до Раю не пускають! А как же там рабы божии? Их тоже что ли не пустят? Логхика, блин!

- Так то имеются рабы людей, а не рабы божии - отвечаю я.

- Но всё равно - христианство же обещает рай именно рабам божиим. А тут такое - `Раб╕в до раю не пускають!' - и тихо засмеялся.

- У каждого свои тараканы в голове, Вадик, не обращай внимания! - говорю я.

И пока мы обсуждали эту майку, самопровозглашённый, но, по всей видимости, явно выродившийся последователь легендарного запорожского кошевого атамана-бунтаря Сирко скрылся в тамбуре, перейдя на следующий вагон - дальше зарабатывать на `нерабскую' жизнь и на рай, куда рабов не пускают.

К тому моменту, когда мы приехали, я сделал ещё две пейзажные фотографии, и спать мне хотелось ещё сильнее, чем в Днепре. Но на вокзале

и захотел нас уже ожидал Гриша, который погрузил нас в машину и довёз до дома, после чего Вадик с Гришей продолжили тусоваться вместе, а я, несмотря на непозднее вечернее время, ушёл к Вадику домой, лёг на кровать и тут же вырубился.

А проснувшись где-то часов в семь, узнал, что Вадик и Гриша долго между собой хихикали насчёт моей слабости, но обиделся я в итоге лишь на самого себя.

`Мндаа! - подумал я - испортил тебя Питер, Саша, безнадёжно испортил!'.

И уткнулся в пол, будучи в размышлениях о том, как я вообще дошёл до жизни такой, что так быстро утомляюсь. А ведь когда-то по лесам бегал, спортивным ориентированием занимался, весь Питер обошёл, подрабатывая курьером. Эх, испортился я! Испортился!

Посиделки в гараже с пивкОм и чипсами

Пролетели как-то незаметно для меня несколько последующих дней. Всё это время мы с Вадиком занимались тем особым видом лени, который называется `сладкое ничегонеделание'. Мы то где-то неподалёку прогуливались, то играли в WoW'ку на его стареньком компьютере, то смеялись над пошленькими статейками с Луркоморья, то смотрели всякую ерунду на Ютьюбе, но больше всего мы с ним любили порой посмотреть телевизор и с видом бывалых диванных политологов пообсуждать текущие события.

Как раз в это время предвыборная кампания набирала обороты и по телевизору стали крутить ролики правящей Партии Регионов. При их виде Вадик мгновенно превращался в эдакое подобие Сергея Юрьевича Белякова из Нашей Раши и поливал всех, кто от лица этой самой партии говорил про то, что `жить стало лучше - жить стало веселее'.

- Покращення! - возмущался Вадик - Так зарплаты, блин, покращили, шо цены стали ещё краще!

Но телевизор не вступал с Вадиком в дискуссию, равно как и с кем бы то ни было. Он всё так же вещал, вещал и вещал от имени `простых людей', призывая голосовать за любимую партию:

- Когда не было у власти Януковича, я три месяца не получал зарплату. Но теперь я уверен в завтрашнем дне и не боюсь за будущее своих детей! Я выбираю Партию Регионов!

- А я не выбираю - продолжал полемику Вадик - Давайте расскажите мне, почему на заводе снизили зарплату? От шо вы несёте, ей богху!

Время от времени мы с Вадиком выбирались в центр города. Один раз сходили в ДМК за его отпускными. Другой раз сходили на базар с целью найти ремонт часов специально для часиков моей бабушки. Наконец посетили оптику на площади Ленина с целью купить новые очки для бабушки.

- Десять гривен - предложил я молоденькой продавщице сумму, за которую моя бабушка собиралась купить лучшего друга близоруких.

- А может за 15-ть купите? - ответила мне продавщица с улыбкой, в которой одновременно выражались и хитрость и надежда.

- Нет. Только 10!

- А может за 12?

- Только десять, только хардкор! - весело настаиваю я.

- Ну смотрите сами!

Сделка состоялась, очки были проданы мне таки за 10-ть гривен, а Вадик. По выходе из оптики, сказал мне:

- А ты умеешь торгховаться, я смотрю!

- Ну, я что - зря сам в магазине работаю? - отвечаю я.

Ну и ах да - наконец я в одиночку накупил для любимой бабушки половину необходимых таблеток.

Лишь Альфа-Самка всем своим поведением не давала никому утонуть в провинциальной скуке и неге. По ночам она часто выбиралась через окно с чисто женскими целями, орала на весь двор и весь дом так, что её: `МЯААААААААААУ' долго звенело в ушах, и опять с каким-нибудь очередным кошаком, который путался у неё под лапами дралась. Всё это страшно нервировало тётю Дашу, но сделать она ничего не могла - на стерилизацию у семьи просто не было денег и им приходилось всячески ограничивать не в меру буйный темперамент белой и пушистой Альфа-Самки с переменным для себя успехом.

А потом Гриша позвал нас с Вадиком в свой гараж.

Гараж Вадика был расположен в корпусе, находившемся по соседству

с нашим двором. Корпус этот был одноэтажен и с высоты птичьего полёта напоминал магнит из мультиков про Тома и Джерри, только прямоугольной формы и с `разорванным' углом внизу, если опять же смотреть на этот корпус с высоты птичьего полёта. А в его дворике по-прежнему стояла и ржавела под открытым небом эстакада, где некогда водители сами чинили свои автомобили.

Когда-то и мой отец держал тут свою машину. Держал, пока не нашёл более лучший гараж в гаражном комплексе на Юбилейном проспекте, который к тому же располагался между двух железных дорог. Там же в том же нашем дворовом гаражном корпусе держали свои `жигулёнки' и `запорожцы' и родители всех моих друзей детства, да и вообще половина обладателей железных друзей с нашего двора.

Теперь же эти гаражи, подобно всему городу переживали не лучшие свои времена. Часть их была демонтирована, какая-то часть служила для иных целей. А эстакада заржавела и, как мне показалось, явно начала проседать.

Гараж Гриши, когда-то бывший домом для `жигулёнка' его отца теперь имел лишь внутреннее убранство в виде столика и трёх стульев.

И вот мы сидели за этим столом - я, Вадик и Гриша - я, как непьющий, пил сок, остальные пили пиво и все вместе закусывали чипсами Lays со вкусом сметаны и лука.

Начали базар с политики.

- Валить их всех надо! - зло говорил Гриша - Шо киевских, шо днепропетровских, шо донецких! Особенно донецких! И не надо нам никаких налогхов на роскошь, как то коммуняки хотят. Пока они все тут решают - нихера в этой стране не изменится.

Мы с этим отчасти согласились и довольно быстро соскочили с этой темы. И правильно - и так уже слишком много политики за эту неделю. Но затем Гриша заинтересовался моей собственной жизнью.

- Я слыхал, Сань - обратился он ко мне - шо ты в какой-то гхруппе в Питере игхраешь?

- Верно - ответил я - по барабанам стучу.

- У меня тут есть пацаны знакомые - сообщил Гриша - Они тоже музыканты, у них тоже своя гхруппа есть. Ты про наш костёл знаешь?

- Знаю, знаю - сказал я - там вроде ещё больничка была мрачная такая вся, где мне прививки всякие кололи и на болячки проверяли.

Перед моими глазами мгновенно предстала эта больничка у старого католического костёла, оставшегося с дореволюционных времён, когда в городе ещё обитали польские паны. Она располагалась в каком-то совсем мрачном подвальном помещении, где коридор с полом, стеленном кафельной плиткой чёрной и жёлтой расцветок был освещён настолько плохо, что сразу создавал себе зловещую ауру - тут можно представить себе камеру пыток или что-нибудь ещё более страшное, кровавое и жуткое, типа расстрельного подвала из фильма `Чекист'. Но светлые и хорошо освещённые врачебные кабинеты сходу разрушали эту ауру, низводя весь страх перед этим местом до страха перед шприцами.