Бочаров Ручей (СИ)

В лучшем случае.

А в худшем - помянет недобрым словом, а уж потом опустит якоря.

В конце лета собрался посетить родной поселок, в котором строился мой мир, прибрать могилы ушедших поколений, повидать друзей по школе. Еду.

Около деревни Тюнево на обочине дороги стоит и машет рукой парень: просит взять на борт. А почему не взять, я же в салоне один. В целях безопасности, как бы, не надо, но нога уже жмет на тормоз - сама решила, не стала ждать команды.

Как только опустил стекло, он говорит: "Начальник, я без денег". Отлично, садись, такой мне как раз и нужен, чтобы не мешал шуршанием купюр.

- А почему начальник, а не командир? - спрашиваю шутки ради, обычно же обращаются к водителям словом из военного лексикона.

- Извините, - парень глянул на мою бороду, - а вы, разве, командир?

- Не, и не начальник, и не командир.

- Священник? - парень пробовал угадать род моих занятий.

- Не.

- А кто?

- Дед Мороз.

- А, понял, я же сразу подумал, когда через лобовое вас увидел: этот дед меня возьмет.

Парень оказался человеком искренним и разговорчивым. Историю он мне рассказал такую:

Освободился пять лет назад, за что сидел три года, не признался, полагаю за воровство. На зоне у него рука левая покрылась язвами. Вышел, работать не может: никуда не берут, да и рука не давала - болит и болит. Один был путь - чего-нибудь замутить и опять на зону. Но не хотел туда возвращаться, очень не хотел.

Пошел по больницам, чтобы доктора руку вылечили. А денег нет даже на анализы. Коли денег нет, на, помажь "зеленкой". В одной "зеленкой" помазали, в другой помазали, в третьей то же самое, а язвы не проходят.

- Поперек жизни у меня стена встала: не дает ни денег заработать, ни себя кормить, ни с женщиной какой встретиться - капец, - он ругнулся в этот момент.

Ему подсказали обратиться к бабке в соседней деревне Велижаны.

- Я бы к ней не пошел, но сказали, что она за визиты денег не берет. Тогда ладно, попробую, - пояснил мне парень, как решился на курс народной терапии.

Обратился. Та ему говорит: завидует тебе кто-то сильно. Кто мне может завидовать, бабка, я гол, как сокол, последний огурец без соли доедаю. А та в ответ: тебе лучше знать. Значит, сам горишь от зависти. Порчу снимать с души не умею, не колдунья, а руку вылечу.

Помазала она ему руку глиной, перемешанной с дегтем и еще с чем-то. Пошептала над рукой.

- Можете мне не верить, но вот рука, видите, чистая. На третий день язвы закрылись, и кожа точно такой же стала, как на здоровой, - он руку свою к моему рулю протянул, чтобы я мог ее увидеть, не отвлекаясь взглядом от дороги.

Взяли его в бригаду, которая дома и бани под ключ строит, он за три года в "нормального человека" превратился: дом материнский отремонтировал, машину купил, переехать жить к морю собрался.

- У нас в отряде на зоне один деятель родом из Сочи был, мы с ним созванивались потом, он говорит: давай сюда к нам, здесь солнце деньги греет, - парень засмеялся, когда про солнце вспомнил.

- И что, поехали к нему в Сочи?

- Два года там грелся.

- В каком смысле?

- Дома строил. Деньги большие давали, но жара - страшная. Я на такой не смог. Последний, деревянный, на фундамент поставили, рядом еще один с верандой, и я - в кассу за билетами в Тюмень.

- С верандой? - спрашиваю парня.

- Какой верандой? - он уже забыл фразу, только что сказанную.

- Тот, что рядом с тем, что на фундамент поставили.

- Да, небольшая такая, как хозяин сказал, так и сделали.

- А ручей рядом был?

- Ручей мы плиточником облагородили.

- И пруд круглый, - произношу эти слова, а сам думаю: бывают же встречи случайные, которые невозможно объяснить случайностью каких-либо встреч.

Этот парень строил ту самую веранду.

Подъезжаем к Велижанам, я остановился, но не спешу проститься. Он тоже не спешит: вместе удивляемся. Расспрашивает про Андрея, как он, что он? Я сообщаю про Лондон, про кошку.

- А сюда зачем, бабку благодарить? - киваю в сторону деревни через дорогу на повороте трассы.

- К девушке. Этой весной познакомились на майских праздниках.

- К девушке и без денег? - ехидничаю я.

- Так получилось, начальник. Болела она всё лето, я ее на руках в больницу заносил. Всё, что было, врачам отдал. За лето ни одного заказа не брал - в палате у нее сидел. Сейчас ей лучше, она уже дома, в Велижанах живет, вот позвонила в семь утра, хочу, говорит тебя увидеть. Я оделся и бегом на трассу. Первой же машине махнул рукой, а в ней вы оказались. Как вас зовут?

- Виктор.

- А меня Роберт.

- Удачи, Роберт и здоровья твоей девушке!

- Спасибо, дядя Витя! Запишите мой телефон, обратно будете ехать, позвоните, выйду на дорогу, встречу.

- Не надо, Роберт. Если придется когда еще встретиться, мы сделаем это без предварительных звонков.

Вечером ехал обратно, возвращаясь из родных мест, смотрел на крыши домов в деревне Велижаны - где-то там, под одной из них выздоравливает девушка, которую любит Роберт. А потом глядел на крыши и дома в деревне Тюнево - в каком-то из них живет парень, что смог разрушить стену жизненных невзгод.

А может, рассказать об этой встрече? И брату, и товарищу, и тем, кто близок, и тем, кто вдалеке? Зачем мне навык и умение молчать?

Другим уже не станешь. И ничего не спрячешь за стеной.

Мы постоянно строим стены. От стрел и копий, от факелов горящих, от камней и ядер, от пуль и от снарядов. Но там, в душе, зачем нам стены? Они от наших глаз, что нас сжигают без дыма и огня. Что превращают в пепел не постройки наши, а нас самих и наши оправдания, что нам не повезло. Наш молчаливый взгляд страшнее огнемета. Вроде, всё в душе на месте, ничто не пошатнулось, и запах гари не доносит ветер, но сердце сжалось от тревоги - взгляд попал в цель, и цель поражена. Всё, что построил - рухнет, чем гордился - ляжет тяжким грузом, к чему стремился - потеряет смысл.

Когда в душе родится человек духовный с глубоким чувством сострадания и верой в спасительную силу небесной чистоты, падут все стены недоверия к себе и людям.

Не словом сказанным, а словом не произнесенным.

Его поймут и отворят ворота.

В любое время дня и ночи, и в будний день, и в день Воскресения.

Виктор Егоров.