Остенландия

ОСТЕНЛАНДИЯ

Шеннон Хейл

Austenland, Shannon Hale

Колину Ферту:

Знаешь, ты классный парень и все

такое, но я уже замужем, так что

давай останемся просто друзьями.

П р о л о г

Все знают, что женщина в возрасте слегка за тридцать, если она вполне довольна своей

карьерой и прической, вряд ли считает, что ей чего-то крупно не хватает в этой жизни.

Так что на первый взгляд у одной весьма умненькой и симпатичной особы по имени

Джейн Хейз не просматривалось особых причин для депрессий. Правда, мужа у нее не

было, но кто сказал, что сейчас без него нельзя обойтись? Конечно же, бывали в ее

жизни мужчины, а из этого проистекали и проблемы, и разные взаимные разногласия,

но ведь это и есть жизнь, не так ли?

И все же имелся в жизни Джейн один секрет.

Бывает, мелькает время в суете встреч с кем-то где-то, писанины кому-то о чем-то, и

все идет своим чередом. Но день заканчивается, и едва сбросив тапочки, устроившись

на софе и включив свой крошечный телевизор, она уже знает, чего ей так не хватало

целый божий день.

Время от времени ей было совершенно необходимо пересмотреть еще раз «Гордость и

предубеждение».

Ну, вы знаете, конечно, эту двухдисковую экранизацию ВВС с Колином Фертом в роли

восхитительного мистера Дарси, и как раз такой очаровательной и аппетитной

английской актрисой в роли Элизабет, о которой только и можно мечтать.

Джейн могла до бесконечности просматривать ту самую сцену у пианино, когда их

взгляды встречаются, и некая магическая искра проскакивает между ними, а черты ее

лица вдруг смягчаются, осветившись такой улыбкой, что у него перехватывает дыхание

от нахлынувших чувств, и кажется, что сейчас на его глаза навернутся слезы… и ах!

Всякий раз сердечко ее екало, и мурашки пробегали по спине, и тогда ей просто

необходимо было заглушить это ужасное ощущение в животе чем-то категорическим,

вроде шоколадных драже, к примеру. И вот на следующее утро, после того, как всю

ночь ей не будут давать покоя мужчины в цилиндрах, она проснется в решительной

уверенности, что пора наконец отнести в комиссионку все эти остеновские книжки,

конечно с этими самыми фильмами в придачу.

Но она этого никогда и ни за что не сделает.

Этот чертов фильм оказался просто какой-то навязчивой манией. Конечно, Джейн, как

и все мы, лет в шестнадцать прочла сам роман «Гордость и предубеждение», и много

раз перечитывала его потом, хотя остальные романы Остен осилила всего раз-другой,

за исключением «Нортенгерского аббатства» (разумеется). Но надо было появиться

этой знаменитой бибисишной экранизации, чтобы в тот же день необыкновенные

джентльмены в классных бриджах в обтяжку шагнули с экрана в ее жизнь.

Когда отдалились куда-то в вечность язвительные и насмешливые строчки романа

Джейн Остен, перед глазами осталась только любовь. Самый трогательный и

потрясающий любовный роман на свете, который сбивает тебя с ног и берет в плен, раз

и навсегда.

Это было странно. Это как-то смущало. В этом невозможно признаться кому-либо.

Но это так, и ничего с этим не поделаешь.

1

Год тому назад…

…Ее мама Ширли пришла к ней однажды со своей теткой Кэролайн. Не очень

душевная сложилась компания, надо сказать, и, когда временами в разговоре повисали

неловкие паузы, Джейн под аккомпанемент легких укоров совести могла расслышать,

как тихо шлепались на пол засохшие листики ее комнатных растений. Она очень

любила растительность в доме, но продлевать этим беднягам жизнь почему-то

оказалось за пределами ее способностей.

– Господи, Джейн, я не понимаю, как тебе самой удается выживать здесь, – заметила ее

мать, ощипывая засохшие листики с куста чего-то пока зеленого рядом со своим

креслом. – Тут как в гробу, или в кабине лифта. Правда, Кэролайн, дорогая? Уверена,

тете не дано отдышаться здесь после поездки. Воздух словно в сауне, и мало того – ни

минуты тишины за окном. А ты уверена, что окна закрыты?

– Это же Манхэттен, мам. Тут всегда так.

– Ну, я не знаю, – и она поднялась с недовольной миной, и шестидесятилетние доски

заскрипели под ее ногами. – Мы как раз только что из апартаментов Кэролайн, так

даже в ее прихожей тишина такая, словно ты в деревенской глуши.

Ну да, ведь у нее нет денег на звуконепроницаемые окна.

– Хватит об этом. Лучше расскажи, как твоя…

Не надо об этом! Только не о моей личной жизни!

– … Подружка Молли поживает?

– А, Молли. Прекрасно, работает теперь внештатно в газете, она родила близнецов.

Это моя подруга еще с шестого курса, – пояснила Джейн восседавшей в инвалидном

кресле тетке.

Лицо тети Кэролайн исчерчено мельчайшей сеткой морщин. Она лишь слегка в ответ

шевельнула веком, может, в знак того, что информация принята к сведению. А может,

это она ей подмигнула? От неопределенности Джейн предпочла сделать вид, что

ничего не заметила.

Она не видела старуху с двенадцати лет – со времен похорон своей бабушки. То, что

мама решила заявиться к ней со старой теткой, было бы более чем странно, если

только цель не в том, чтобы напомнить на исходе своих дней родственнице о

бедственном положении другой, еще такой молодой. И, судя по многозначительным

взглядам и намекам матери, так оно и было. Сюда, а не сразу в ресторанчик на обед

старушку привезли с целью показать, что ее родная внучатая племянница, увы, далеко

не благоденствует.

– Ну что, рванули? – поднялась Джейн, с мечтой все это прекратить.

– Да, дорогая, но сначала я тебе поправлю прическу.

Пришлось тридцати-двух-летней дочке топать за маменькой в ванную, словно она все

еще дошкольница. Какой она себя и чувствовала всегда во время причесывания,

обрызгивания лаком и прикалывания прядок, вне зависимости от числа прожитых ею

лет. Ведь Ширли Хейз, «Мисс Твист 1967», не выносила в жизни лишь небрежно

уложенных волос. Хотя, на сей раз целью скорее всего была необходимость внушить

дочери небольшую инструкцию по очаровыванию старушек.

– Побольше слушай, – шептала она, – но и о детстве выспрашивать не ленись, ведь все

равно бедняжка больше ничего уже не помнит.

Когда они вернулись в комнату, кресла на колесиках в ней не было. Джейн в панике

ринулась во вторую комнату, рисуя себе в воображении опрокинутое кресло и

старушку без признаков жизни внизу под лестницей. Однако ее ожидало впечатляющее

зрелище совсем иного толка. Старушенция подкатила кресло к окну, пытаясь

водрузить агонизирующее на полу растение на подоконник, будто этот убогий кусочек

синтетического городского света мог еще творить чудеса. И тут к своему ужасу, Джейн

услышала, как бесценные диски «ГиП» с громким треском шлепнулись на пол из

тайника среди ветвей деревца.

Щеки Джейн предательски вспыхнули. А Кэролайн улыбнулась.

Собственно, а что такого? Уйма людей смотрят этот фильм. И покупают эти диски. Но

никто так старательно не прячет, скажем, первый или сотый сезон какого-то там

сериала. А сейчас Джейн вдруг показалось, что она очутилась перед бабушкой в

несвежем поношенном белье.

В ресторане, пока мама Ширли в туалете битый час пудрила пресловутый свой носик,

Джейн пыталась изображать полную безмятежность, ковыряясь в тарелке с салатом.

– Какая нынче теплая стоит осень, – отважилась Джейн.

– Тебя волнует, заметила ли я, – сказала Кэролайн. К старости голос у одних людей

становится скрипучим, у других пронзительным, словно битое стекло. Ее же голос с

годами стал мягким, ласкающим, словно измочаленный в пушистую пыль прибрежный