Остенландия

песок.

– Что – «заметила»? – невольно спросила Джейн.

– Этот мистер Дарси сущее дьявольское наваждение. Но ты не стала бы прятать диски,

если бы просто любовалась им. Тебе за тридцать, и ты не замужем, и ничего пока

серьезного на горизонте, насколько я могу судить по сплетням и твоей обстановке. Так

что ты у него в когтях, ты одержима им, дорогая моя.

– Я вовсе никем не одержима, – рассмеялась она.

Но так оно и было.

– Хм, и краснеешь при этом. Но расскажи мне, что же во этой истории эдакого –

завораживающего?

Джейн в панике сделала большой глоток воды, с беспокойством оглядываясь на дверь

уборной – не показалась ли мама Ширли.

– Конечно, это остроумная и забавнейшая книга на свете, но вообще-то дело в том, что

это самая идеальная история любви, с которой никакая реальная никогда не сможет

сравниться. Так что в жизни мне остается только тихо млеть в сторонке от зависти.

Кэролайн не сводила с нее взгляда. А Джейн решила, что сказала совершенно

достаточно.

– Это прекрасный роман, – сказала старая дама, – но ты же не книжку прячешь,

согласись. Я видела этот фильм. И я знаю, кто такой Колин Ферт, моя девочка. Так что

мне нетрудно было догадаться, кого ты собираешься ждать всю свою жизнь.

– Но послушайте, нелепо мечтать выйти однажды замуж за мистера Дарси. Но

просто… ничего в жизни не может и близко сравниться… ох, какая ерунда! Не думаете

ли вы, что я живу в придуманном мире.

– Скажешь, что это не так?

Джейн через силу улыбнулась.

– Теплая у нас нынче осень, не правда ли?

Кэролайн поджала губы, и все ее морщинки сложились в весьма выразительный по

недовольству рисунок.

– Так как твои дела любовные?

– Я с этим завязала.

– Да неужели? Это в тридцать два? Х-м-м. Позволь мне погадать? – Кэролайн

наклонилась вперед, ее голос теперь шелестел, словно старый шелк. – Думаю, что при

каждом следующем разочаровании мистер Дарси получал еще одно очко, и делал еще

один шажок в твою жизнь, так что теперь этому негоднику никакой реальный мужчина

не конкурент.

Оливка застряла между зубцами вилки, но когда Джейн попыталась стряхнуть ее,

описала дугу в воздухе и шлепнула проходившего мимо официанта по заднице. Джейн

смутилась и рассердилась. Конечно, если припомнить всех ее бывших… И еще эти

сны, скажем, тот, пару недель назад – она в дивном подвенечном платье в ожидании

появления ее мистера Дарси. Она проснулась, задыхаясь от ужасающей реальности

сна, такой реальности, что и сейчас она не смогла бы посмеяться над собой.

– Может, я просто чокнутая слегка.

– Я хорошо помню тебя, с детства. Ты и после похорон бабушки рассуждала вполне

трезво и здраво, хотя не могу поверить, что ты не любила ее. Но мне твои житейские

расспросы странным образом помогли справиться с собой. У тебя слишком трезвая

натура, чтобы до такой степени обманываться воображаемым счастьем.

– Я помню тот чудесный твой кружевной воротничок. Мне он казался верхом

элегантности.

– Покойный муж купил мне это платье. Это самое мое любимое. У нас был такой

безрадостный брак, – вдруг сказала она, складывая салфетку чуть дрожащими

пальцами. – Харольд много работал и очень мало разговаривал. Спасаясь от скуки, я

стала изменять ему, благо в деньгах я не зависела от него. А вскоре и он начал

погуливать, только чтобы досадить мне, я думаю. И лишь когда я состарилась

настолько, что уже не могла соблазнять сопляков направо и налево, я заметила,

насколько хорош тот, кто всегда был рядом со мной. И судьба подарила мне два года

блаженства до того, как у него вдруг остановилось сердце. Какой же дурой я прожила

свою жизнь, Джейн. Я лишь тогда разглядела сокровище, когда потоком воды унесло

все суетное и никчемное.

Такими простыми словами передала тетка ей свою историю, ведь вся боль давно ушла.

– Сочувствую.

– Ты лучше самой себе посочувствуй. Я достаточно стара и богата для того, чтобы

заставить слушать себя. И вот что я тебе скажу – думай сама, чего хочешь получить в

жизни. Прожить-то все равно придется свою собственную жизнь, а не чужую. И, как

ты знаешь, самой мисс Остен эта книга не принесла счастья. Она так и умерла старой

девой.

– Я знаю.

Джейн сама об этом часто вспоминала, как и многие другие, впрочем. Это

излюбленный довод всех критиков магии книг Остен.

– Хотя, конечно, я ничего не имею против старых дев.

– Я тоже. Теперь таких называют просто карьеристками.

– Послушай, дорогуша. Моя песенка спета. Я свое лето красное пропела, и конец уже

близок. Только небо может знать, что тебя ждет. Так что не стоит полагаться на вечное

«когда-нибудь потом».

Все это очень мило, хотя слегка покровительственно. Пора сменить тему. Небрежным

таким тоном.

– А почему вы мне ничего не рассказывали о своем детстве, тетя?

Она рассмеялась. У нее и смех был мягким, как масло в комнате.

– Да, самое время рассказывать о детстве. Ну, сама напросилась, так что теперь не

обессудь. Помню, что я прихрамывала уже, едва начав ходить. Мы очень бедствовали,

с твоей бабушкой мы спали в одной кровати, которая кренилась на один бок. Хотя это

вряд ли стало причиной…

Когда Ширли подошла к их столику, старушка старалась вспомнить, сколько стоила

бутылка молока «в то время», и мама одобрительно улыбнулась своей дочке. Ее

маменька была практична с головы до пят – слава богу, что она не слышала их

предыдущий разговор. Она ни за что не поверит, что ее дочка живет в мечтах.

И, пожалуй, Джейн уже была готова согласиться с этим. В самом деле, как можно

мечтать о выдуманном мужчине, грезить о двести лет как исчезнувшем мире, в то

время как ее реальная и единственная жизнь проходит мимо.

Конечно, это просто глупо.

2

Шесть месяцев назад

Увы, но в один печальный день тетушка Кэролайн покинула этот мир.

– И ты упомянута в завещании, дорогая! – позвонила ей мать из Вермонта. – Уверена,

тот последний ужин сделал свое дело. Юристы за всем проследят, так что сразу

позвони мне, как только узнаешь сумму.

Джейн присела, стараясь не думать про завещание. А вспомнить старую женщину,

полюбившую наконец своего мужа, только слишком поздно. С легкостью проникшую

ей в душу, чтобы извлечь на свет то, что увидела внутри. Она помнила достаточно,

чтобы почувствовать, как грусть и таинство смерти обволакивает ее каким-то почти

мистическим настроением.

И оказалось, сама Джейн занимала мысли Кэролайн, раз ей захотелось вписать ее в

завещание. Что же можно оставить такой малознакомой родственнице? У тети

многовато потомков для того, чтобы можно было рассчитывать на что-то

внушительное, однако и состояние ее считалось почти легендарным. Хватит ли этого

на квартиру с кондиционером? А может, даже на безделье до конца своих дней?

Джейн удивилась этой странной мысли. Нельзя сказать, чтобы она обожала свою

работу – не такое уж скверное дело: заниматься графическим дизайном для журнала;

но все же это была работа. Стабильное, приятное занятие, надежное местечко, куда

приходишь всякий божий день, которое тем не менее не лишает прочих радостей

жизни. Однако в метро, по дороге на встречу с юристом, Джейн подумала невольно, не

поддастся ли она искушению, если сумма окажется достаточно велика? Чтобы купить

себе домик в Хэмптонсе и обзавестись пудельком по кличке Порридж, который будет

старательно поливать мочой ее ковры?

Такие мысли занимали ее всю дорогу до дверей отполированного здания адвокатской

конторы, выдержанного в пристойной кирпично-охряной гамме, и напомнили о себе в

глубине кожаного кресла, когда она очутилась пред неестественно бледным лицом