Аргонавты

Ах, мои родные, если бы вы знали, как я не желаю этой разлуки, как я скорблю о своей несчастной участи безропотной жертвы, но против своей воли я должна вас покинуть. Прошу вас простить меня и проститься со мной, не помня зла. И ты, мама,- обратилась она к Бавкиде,- ты тоже не унывай и думай лишь о хорошем: ведь его так много было у нас. Вспоминайте меня чаще и вам не будет так одиноко.

Что ты, разве мы в силах с тобой проститься? Горе наше слишком велико! Что же с нами теперь будет? Ты покидаешь нас и уносишься в царство теней... Ах, возьми и нас с собою!

Скилла стояла возле старика, не зная, на что решиться. Ее сердце терзала такая горькая печаль, так застили ей глаза подступающие слезы, что, обессиленная горем, девушка едва стояла на ногах.

Постойте,- сказала вдруг она,- я напишу письмо вам в утешение. Когда будете грустить или просто захотите вспомнить меня, смотрите на него. Пусть оно послужит вам дорогой памятью обо мне.- И, дав волю слезам, она выводила непослушной рукой такие строки: «Если б я родилась в вашем доме, если бы местом моего появления на свет была земля, этот остров, омываемые морскими волнами берега, эти горы и равнины, эта удивительная поднебесная тишина и прелесть, то никогда не покинула бы я эту землю и не рассталась с вами, а с радостью бы делила с моими родителями и горе, и счастье. И уж, конечно, я бы ни за что на свете не покинула бы вас! Но увы! Как часто то, чего мы желаем всей душой, неосуществимо. И как бы я не молила богов даровать жизнь на земле, они не изменят своей воли. Сейчас я сброшу платье, которое носила в вашем доме и оставлю тут, как память обо мне. В ясную ночь выходите глядеть на луну, посылайте молитвы милосердной Персефоне и вспоминайте меня». Закончив писать прощальное послание, Скилла обратила свой взор к Аиду, который давно уже выражал нетерпение. По всему было видно, что происходящее нисколько его не трогает, а, напротив,- раздражает. Резким движением указал он на поклажу, что была в руках у Гермеса-Психопомпа: ларец с прозрачным одеянием для царства теней и узкий сосуд, наполненный доверху чудодейственной водой из реки забвения Леты. Отпивая глоток за глотком эту воду, человек постепенно забывает свое земное существование, земные мысли и чувства.

Испей целительного напитка, дева! - возвестил владыка подземного мира.- Ты вкушала нечистую земную пищу и не можешь быть здорова. Ты узнала, что такое людское страдание, и сердце твое укушено отчаянием. Испей и все пройдет, как не бывало.- С этими словами Аид поднес сосуд с чудесным напитком к устам девушки. Она в нерешительности отшатнулась назад, затем лишь пригубила воду... И взмолилась вновь:

О, погоди еще немного, всемогущий бог! Когда я выпью содержимое этого сосуда и надену прозрачное платье, умрут во мне все человеческие чувства, это так, но я должна написать прощальные слова еще одному человеку.

Аид и его подданные устали выжидать и негодующе воскликнули:

Что ты медлишь попусту, Скилла!

Но вкусив сострадания к ближнему, девушка уже не боялась богов:

Не судите о том, чего вам понять не дано!

И спокойно, неторопливо начала писать прощальное письмо последнему своему поклоннику, царю Паламеду: «Вы изволили, благородный, выслать большое воинство, чтобы удержать меня на земле, но за мной явилась свита из подземного Тартара, а с ними сам владыка теней Аид. И ослушаться их наказа невозможно. Я принуждена следовать за ними. Жаль мне и грустно расставаться с землей, ставшей мне другой родиной. Но теперь-то я могу признаться вам, почему отказалась служить вам, хотя в душе очень желала этого. Истинная причина моего неповиновения в том, что я существо не здешнего, а подземного мира. И в означенный срок я надену прозрачное платье, которое сделает меня бесплотной и невидимой, выпитый сосуд с водой реки забвения Леты заставит меня позабыть мою теперешнюю жизнь, забыть отца и мать, забыть вас... Потом Гермес-Психопомп поймает мою вылетевшую, как птичка, душу и передаст ее уродливому старцу Харону, который повезет мою тень через реку Стикс в обиталище теней умерших - реку Оксан. Там и завершится мой долгий путь из ожившей из мертвых в умершую вновь. Но ничего вы этого не увидите. Лишь Аид коснется мизинцем правой руки своего волшебного шлема, мгновенно мы испаримся, оставив лишь дымящийся след и провалившуюся местами в овраги землю. И это хорошо, что не увидите, я хочу, чтобы вы запомнили меня такой, какой увидали в первый раз, тогда на охоте, помните? И не держали на меня зла за мой дерзостный отказ служить вам. И хотя не по своей воле поступила я дурно, преклоняю колени и прошу прощения за обиду, нанесенную вам. А теперь прощайте, дорогой Паламед, и поминайте не лихом, но миром. Вечно ваша Скилла. А это моя последняя песня к вам:

Настал разлуки час прощальный,

Его не в силах запретить мы.

Я стану тенью в царстве мертвых,

И наши судьбы не сойдутся.

И скорая кончины память

Не утолит печаль уныний,

Но вспомнился твой облик мне

И плачет сердце и тоскует...»

Окончив писать, последний раз поцеловала Скилла старика Кореса и старуху Бавкиду, поднесла к губам сосуд и залпом опорожнила его. Но пока еще полное забвение не овладело ее душой, она хотела, было, завернуть сосуд в сброшенный ею с себя земной наряд, чтобы оставить в дар земным своим благодетелям, но Гермес-Психопомп, остановив ее порыв рукой, не дозволил ей это сделать. Тогда, чувствующая приближение небытия, девушка отдала написанное Паламеду послание начальнику царской стражи и велела ему передать маленькую скляночку, в которой беспрестанно бурлил нектар - божественный напиток бессмертия и вечной юности. И в тот же миг проводник душ, Харон, накинул на Скиллу прозрачное как дуновение Эвра - бога восточного утреннего ветра - платье и сразу угасли в ней все человеческие привязанности, и равнодушное забытье охватило Скиллу навсегда. А владыка Тартара прикоснулся к своему шлему мизинцем правой руки, и внезапно все исчезло, как предрассветный сон. Лишь на полу одиноко перекатывались с места на место красные бусинки девичьего ожерелья, разорванного при падении. Так покинула земной мир, чтобы уйти в мертвый, лучезарная красавица, столько лет озарявшая своим сиянием убогую хижину старика Кореса, который вместе со своей женой напрасно тянул руки в неистовой мольбе и призывал в помощь всех богов. От этого горе их лишь увеличивалось, словно набухающая почка перед взрывным цветением, и слезы их превращались в каплющую кровь. Они походили на израненные, истерзанные деревья, со стволов которых сочился ручьями сок жизни. Домочадцы прочли им, чтобы их утешить, прощальное письмо Скил- лы, но старики только повторяли:

Зачем нам теперь беречь нашу жизнь? Кому она нужна? Не для чего больше коптить белый свет!

Они отказывались от всяких лекарств и скоро ослабели до того, что уж не могли больше вставать с постели. Скоро они умерли. Начальник царской стражи вернулся назад к Паламеду, подробно поведал ему о происшедшем. А окончив рассказ, вручил царю письмо от Скиллы и склянку с напитком вечной жизни. Развернул Паламед письмо, прочитал его и так жестоко опечалился, что отказался от пищи и забыл о своих любимых занятиях: стихах, музыке и науке. Однажды призвал он к себе самых доверенных жрецов и спросил у них:

Какая из гор всего ближе к небу?

Один подданный ответил:

Много высоких гор, но наивысшая зовется Хорай. Она и от города недалеко, и к поднебесью всего ближе. Тогда Паламед написал такие стихи:

Нам вновь уже не увидаться!

И жить на свете мне зачем?