Антология сказочной фантастики

Антология сказочной фантастики

Разбивая стеклянные двери…

Как известно, привидений не бывает. Наукой абсолютно достоверно установлено, что нет также колдунов, русалок и эльфов.

И все-таки они существуют — призраки, гномы, ведьмы. Со многими из них мы хорошо знакомы. Более того, без этого знакомства жизнь наша стала бы несколько скучнее и беднее. Без пушкинской русалочки. Без тени отца Гамлета. Без кентервильского привидения. Без семи нянек очаровательной Белоснежки.

И так ли уме велика разница между этими фантастическими и «обыкновенными» героями художественных произведений? Ведь любой литературный образ — ну, скажем, так: почти любой — тоже плод воображения, создание вымысла. Конечно, конечно, не будем спорить, разница между фантастическим и реалистическим образами, как и между фантастическим и реалистическим произведениями, есть, иначе не мог бы и состояться предлагаемый читателю том БСФ. Просто я хочу сказать, что иногда эта разница не очень велика. А если мы примемся сравнивать цели, которые ставили перед собой писатели, вводя в свои произведения тот или иной образ, то порою эта разница может исчезнуть совсем.

Из такого предуведомления уже можно догадаться, что за произведения собраны в этой книге. К сожалению, у нашего литературоведения не существует для них точного жанрового определения. В англо-американской литературе есть два термина, обозначающие разные виды фантастики: science-fiction, то есть собственно научная фантастика, и fantasy, образцы которой и собраны здесь.

Fantasy — это сказка, миф, поэтический вымысел, который не считается ни с какими законами природы и чаще всего даже не притворяется, что считается. Границы между этими разновидностями фантастической литературы весьма условны. Остроумный пример того, с какой легкостью, какими, в сущности, несложными путями fantasy превращается в science-fiction, придумал американский писатель-фантаст Фредерик Браун. На его пример часто ссылаются в статьях о фантастике, но тем не менее я не откажу себе в удовольствии привести его еще раз. Сначала писатель приводит типичное fantasy — античный миф о царе Мидасе, который получил от богов дар осуществить любое свое желание. Дабы умножить свои богатства, и без того огромные, Мидас пожелал, чтобы все, к чему он ни прикоснется, превращалось бы в золото. За жадность царь был жестоко наказан, он рисковал умереть от голода и жажды, ведь драгоценным металлом становились даже пища и вода. Далее Ф. Браун пишет: «Давайте переведем его (миф. — В. Р.) на язык научной фантастики. Мистер Мидас, хозяин греческого ресторана в Бронксе, спасает обитателя далекой планеты, тайно живущего в Нью-Йорке в качестве наблюдателя Галактической Федерации. Земля по понятным причинам не подготовилась еще ко вступлению в Федерацию. Спасенный, обладал познаниями, далеко превосходящими наши, конструирует машину, которая преображает вибрацию молекул тела мистера Мидаса таким образом, что его прикосновение меняет сущность предмета. И так далее…»

Какой же вывод можно сделать из этой занимательной притчи? Пожалуй, тот, что мораль обоих вариантов совершенно одинакова, и дело эстетического вкуса писателей и читателей выбирать между ними. В данном случае я бы все же предпочел древнегреческий оригинал. Но противопоставление двух разновидностей неуместно, иногда бывает лучше одно, иногда другое. Было бы несправедливо не отметить, что научная фантастика распространена значительно шире fantasy.

Совершенно естественно, что оба вида фантастики встречаются в творчестве одних и тех же писателей. Более того, иногда они сводятся в одном и том же произведении. Так, корифей американской научной фантастики, хорошо известный и советским читателям (например, по 18-му тому БСФ), Клиффорд Саймак, написал недавно роман «Заповедник проказливых духов». В нем, так сказать, на паритетных началах действуют вурдалаки, оборотни, эльфы и машина времени да космические пришельцы. От самого факта обращения к fantasy ни в малой степени не зависят художественные достоинства произведения, не этим определяются идеи, которые жаждет нам внушить автор. Можно создать очень содержательное, глубокое и прогрессивное произведение с чертями и ведьмами в списке действующих лиц. (Пример «Фауста», по-моему, будет достаточно убедительным.) Можно написать произведение, ни на шаг не забираясь в потусторонний мир, и тем не менее стопроцентно ретроградное.

В идеологической обстановке капиталистического мира «почетное», так сказать, место занимают романы, комиксы, фильмы, где на главных ролях действуют разного рода упыри, вурдалаки, драконы и тому подобная мерзость. Там же мы без труда отыщем и среди «научной» фантастики произведения, пропагандирующие те же антигуманистические, духовно разоружающие идейки. Вся эта «черная» серия не имеет никакого отношения к искусству, и не о ней сейчас речь.

Но как же все-таки быть с русским термином? Его отсутствие вызвало огромные трудности, когда нужно было как-то назвать 21-й том. Волшебная сказка? Не очень точно, хотя и близко по существу. Мы часто называем волшебным и тот вымысел, в котором ничего, собственно, волшебного нет, кроме волшебства таланта. Но сейчас мы будем иметь дело с самым настоящим волшебством, в том буквальном смысле слова, в каком его употребляли такие известные деятели данного фронта человеческого просвещения, как Мерлин, Моргана, Черномор и их достопочтенные коллеги. Все же это сказка не совсем обычная, чаще всего она прикидывается вовсе не сказкой. Современная сказка, сказка фантастическая, да не будет принято последнее сочетание за тавтологию, охотно рядится в новые одежки и модные сапожки на «молнии», охотно берет на вооружение все завоевания научно-технического прогресса и самую наисовременную лексику. Но все оке в глубине она останется сказкой — задорной и печальной, увлекательной и насмешливой.

Но что она может, эта современная сказка, в которой ведьмы ездят на паровозах, а Иванушки-дурачки создают антигравитационные аппараты? Не смешно ли в наш материалистический, образованный век забавляться рассказиками о козлоногих посетителях? Иногда смешно. И даже очень смешно. Прямое столкновение какой-нибудь сугубой архаики вроде рыцарей короля Артура или — тем более — хвостатого посланца ада с современной электроникой — один из самых распространенных и самых эффективно действующих приемов юмористической фантастики. Без подобных рассказов теперь не обходится ни один более или менее основательный сборник; есть они, разумеется, и здесь. Так уж получилось, что носителями юмора в произведениях этого тома стали в основном дети, как, например, в рассказе Р. Лэфферти «Семь дней ужаса». Очень смешной рассказ «По мерке» написал также К. Легран — о девочке-мутантке, которая приобрела необыкновенные способности, потому что ее отец подвергался облучению. Очень-очень смешной. А может быть, очень-очень грустный?…

Но было бы явным преувеличением утверждать, что юмористика составила заметную долю 21-го тома БСФ. Нашему читателю известны по другим изданиям более веселые и значительные вещи вроде рассказа А. Порджеса «Саймон Флеэгг и дьявол» или «Царской воли» Р. Шекли, вроде повести Д. Пристли «31 июня» или «Фантастической саги» Г. Гаррисона. Я уже не говорю о повести Стругацких «Понедельник начинается в субботу».

Таким способом читатель предупрежден, что ждут его здесь главным образом произведения серьезные, «страшные» и отчасти даже печальные. Не исключено, что есть и одно-два таких, над которыми иная читательница потихоньку уронит слезу. Что ж, это прекрасно. Ведь задача искусства заражать эмоциями, и если эта цель достигнута без применения патентованных допингов, значит перед нами произведение настоящей литературы.

И в первую очередь эти слова относятся к трем самым крупным произведениям антологии: роману «Дженни Вилъерс» Д. Пристли, повестям «Тигр Тома Трейси» У. Сарояна и «Срубить дерево» Р. Янга.