О праве войны и мира

4. Михаил Эфесский в комментарии на пятую книгу “Этики Никомаха” Аристотеля пишет: “Некоторого рода передача и принятие есть то, что составляет природу договоров; и тот, кто похитил вещь или что-нибудь иное, за это несет наказание”. Он же далее пишет: “Договором у древних называлось не только взаимное соглашение, но и то, что было воспрещено законами”.

Наказание по природе не причитается определенному лицу, но возможно добиваться наказания, в пределах естественного права, тому, кто не совершил соответствующего преступления

III. 1 Но субъект этого права, то есть тот, кому принадлежит право, не определен самой природой. Ибо ведь разум предписывает, что злодеяние должно наказывать, но не указывает, кто должен наказывать. По природе представляется наиболее целесообразным, чтобы наказывал тот, кто поставлен начальством; тем не менее это отнюдь не доказывает, что так необходимо во всех случаях, если только названием начальства не пользуются в том смысле, что тот, кто совершает злодеяние, тем самым считается низшим по отношению к любому другому, как бы исключенным из круга людей и вступившим в круг зверей, подвластных человеку6. Такой взгляд высказан некоторыми богословами (Фома Аквинский, II, II, вопр. 64, ст. 1; Каэтан, на это произведение). Демокрит пишет: “Природе сообразно, чтобы лучший повелевал худшим”. И Аристотель (<Политика>. “н. VII, гл. XIV) говорит, что худшее предназначено служить лучшему как в царстве природы, так и в искусственных образованиях.

2. Отсюда следует, что по крайней мере преступник не должен быть наказан одинаково виновным преступником. С этим связано речение Христа: “Кто из вас без греха (то есть без подобного же), пусть первый бросит камень” (евангелие от Иоанна, VIII, 7). Это сказано потому, что в том веке нравы иудеев были крайне испорчены, так что даже те, кто хотел казаться самым святым, пребывали в прелюбодеяниях и прочих мерзостях, как видно из послания апостола Павла к римлянам (II, 22). То же самое, что сказано Христом, сказано и у апостола: “Почему, будучи каждый не свободен от вины, о человек, осуждаешь другого; ибо за то, за что осуждаешь другого, осуждаешь себя самого, так как делаешь то же, за что другого осуждаешь”. Сюда подходит следующее место у Сенеки: “Не может иметь никакого веса мнение, когда осуждает тот, кто сам заслужил осуждения”. И в другом месте: “Пусть нам внушат большую скромность обращения к самим себе, если спросим себя, не совершили ли и мы сами чего-либо подобного“7. Амвросий в “Апологии Давида” пишет: “Каждый, кто намеревается судить о другом, пусть сначала судит себя самого и пусть не осудит за меньшие погрешности другого, когда сам совершил более тяжкие”.

О том, что добиваться наказания и людей следует иначе, чем и бога, и по какой, причине

IV. 1. Другой вопрос возникает о цели, поставленной наказанию; ибо приведенные до сих пор соображения свидетельствуют лишь о том, что преступникам не причиняется несправедливости, если их подвергают наказаниям. Однако же отсюда еще не следует, что их должно наказывать безусловно; да это и не верно: ведь многим преступникам многое прощают и бог, и люди; даже их за то сплошь и рядом восхваляют. Известно изречение Платона (“Законы”, кн. кн. IX и XI): “Не за преступление налагается наказание”. И в другом месте: “Не за совершение преступления налагается наказание, ибо раз содеянное не может стать несодеянным, но в пример на будущее”. Сенека (“О милосердии”, кн. I, гл. 16) передает это таким образом: “Никто не проявляет благоразумия, карая за совершенные преступления, но делает это с тем, чтобы предупредить совершение преступлений, так как ведь вернуть прошедшего невозможно; на будущее же время возможно воспретить”. Он же в другом месте: “Не станем же вредить человеку за то, что он совершил преступление, но позаботимся, дабы он не совершал их в будущем; и наказание никогда не относится к прошедшему, но к будущему; ибо ведь оно состоит в проявлении не гнева, а предусмотрительности”. У Фукидида Диодот о митилеянах, обращаясь с речью к афинянам, говорит: “Даже если я объявлю их совершившими тягчайшее преступление, тем не менее не сочту их заслужившими смерти, поскольку в этом нет пользы”.

2. В вопросе о наказании людей верно следующее: человек настолько связан кровным родством с другим, что не должен ему вредить иначе, как ради достижения какого-нибудь блага8. Иное дело бог, на которого Платон напрасно распространяет упомянутые изречения (“Горгий”). Ибо ведь деяния бога могут опираться на самое право верховного господства, в особенности когда дело касается личных заслуг людей, если даже они не ставят себе никакой цели вне их. В этом смысле некоторые евреи толкуют изречения Соломона, относящиеся к данному предмету: “Каждую вещь бог творит ради ее самой, даже злого человека - ради злого дня”. Стало быть, даже когда наказывает нечестивого, он поступает так не иначе как для того, чтобы наказать его (Моисей Маймонид, “Руководитель сомневающихся”, кн. III, гл. 13; Равв. Иммануил, “На Притчи”, XVI, 4).

И если мы последуем более общепринятому толкованию, то дело сведется к тому же, так как говорится, что бог сотворил все ради самого себя, то есть по праву своей верховной свободы и совершенства, ничего не добиваясь и не имея в виду, кроме себя; сам же бог именуется “самородным”, потому что он не рождается от иного. Несомненно, что наказания некоторых весьма заблудших налагаются богом не ради чего-нибудь иного, как свидетельствует священное писание, где говорится, что он радуется их бедствиям, глумится и насмехается (Второзаконие, XXVIII, 63; Исайя, I, 24; Притчи, I, 26). Мало того, и страшный суд, после которого нельзя уже ожидать никакого исправления, и даже некоторые наказания в этой жизни, например, за закоренелое упорство, подтверждают справедливость наших возражений Платону.

3. А когда человек карает другого человека, равного ему “по природе, то он должен поставить себе какую-нибудь цель. Это и есть то самое, о чем говорят схоластики, а именно - что душе наказывающего нельзя успокаиваться по причинении какого-либо зла отмщением (Фома Аквинский, II, II, вопр. 108; Сильвестр, на слово “Vindicta”). И до них Платон в диалоге “Горгий” говорил о тех, кто карает кого-либо смертью, изгнанием или пеней, что они “не стремятся к этому непосредственно”, но действуют “ради какого-нибудь блага”. Сенека пишет, что мы отмщаем “не потому, что отмщение сладостно, но потому, что оно целесообразно” (“О гневе”, кн. II, гл. 32). Также9 Аристотель в главе тринадцатой .книги седьмой “Политики” утверждает, что одно бывает достойно само по себе, другое - в силу некоторой необходимости, и в пример последнего приводит наложение наказаний.

В каком смысле отмщение по природе не дозволено?

V. 1. У автора комедии сказано:

Врага печаль целебна потерпевшему.

И у Цицерона указывается, что наказание смягчает скорбь. У Плутарха приведены слова Симонида: “Сладостно и целительно отмщение в качестве лекарства для как бы болящего духа”, что, между прочим, согласуется с природой, общей человеку с дикими животными10. Ибо гнев свойственен как диким животным, так и человеку, что правильно отмечает Евстратий, говоря о “горячности крови вокруг сердца вследствие стремления воздать за причиненное страдание“11. Это стремление настолько само по себе лишено разума, что нередко направляется на то, что не причинило вреда, как, например, нанесение обиды потомству животного; или же на предметы неодушевленные12, как реакция собаки на брошенный в нее камень.

Но такое стремление, взятое само по себе, не подходит разумной природе13, которой свойственно повелевать чувствами, а следовательно, оно не присуще и праву естественному, потому что последнее есть предписание природы разумной и общежительной. Разум же предписывает человеку не предпринимать ничего, что может вредить другому человеку, если только такой вред не приводит к какой-либо благой цели. В одном только страдании врага, взятом самом по себе, нет никакого блага, кроме ложного и воображаемого, как в чрезмерных богатствах и многих вещах подобного рода.