Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— «О, цвѣтъ рыцарей, которому суждено было погибнуть отъ одного взмаха падки, на полупути такой блистательной жизни. О, гордость твоего рода, слава Ламанча и цѣлаго міра, преданнаго теперь на жертву злодѣямъ, которымъ безъ тебя некого и нечего будетъ страшиться. О, мужъ, превзошедшій щедростью всѣхъ Александровъ, вознаградившій меня за восьминедѣльную службу мою великолѣпнѣйшимъ изъ острововъ, омываемыхъ волнами морей. О ты, смиренный съ великими и дерзновенный съ смиренными, презиравшій опасностями, претерпѣвавшій оскорбленія, влюбленный самъ не знавши въ кого, бичь злыхъ, подражатель праведныхъ, врагъ развращенныхъ, словомъ странствующій рыцарь — и большей не нужно тебѣ похвалы.»

Эти возгласы привели въ себя Донъ-Кихота. Онъ открылъ глаза и проговорилъ слабымъ голосомъ: «тотъ, кто живетъ вдали отъ васъ, Дульцинея Дульцинѣйшая, подверженъ большимъ страданіямъ. Помоги мнѣ, другъ мой Санчо, взобраться на мою очарованную колесницу; я не могу теперь опереться на стремена, потому что у меня разбито плечо.»

— Это я сдѣлаю всего охотнѣе, дорогой господинъ мой, отвѣтилъ Санчо; — и отправимся-ка домой вмѣстѣ съ этими господами, желающими вамъ всякаго добра. Тамъ, мы приготовимся въ третьему выѣзду, который, быть можетъ, будетъ славнѣе и благопріятнѣе для насъ.

— Санчо, ты говоришь золотыя слова, сказалъ ему Донъ-Кихотъ; мы, дѣйствительно, ничего лучшаго не можемъ придумать, какъ переждать дурное вліяніе звѣздъ, тяготѣющее надъ нами теперь.

Священникъ, каноникъ и цирюльникъ въ одинъ голосъ согласились съ Донъ-Кихотомъ, послѣ чего, посмѣявшись немного надъ Санчо, они помѣстили рыцаря на его очарованную колесницу и, простившись съ пастухомъ, собрались наконецъ въ дорогу. Стрѣльцы не захотѣли идти дальше, и священникъ тутъ же разсчитался съ ними. Каноникъ, съ своей стороны, попросивъ священника извѣстить его о томъ, что станется съ Донъ-Кихотомъ, излечится ли онъ отъ своего помѣшательства, или всѣ усилія вразумить его окажутся напрасными — попросилъ позволенія продолжать свой путь. Всѣ разбрелись такимъ образомъ въ разныя стороны, оставивъ съ Донъ-Кихотомъ только священника, цирюльника, Санчо, осла и добраго Россинанта. отличавшагося во всѣхъ случаяхъ жизни такимъ же примѣрнымъ терпѣніемъ, какъ и его господинъ. Крестьянинъ запрегъ воловъ, устроилъ Донъ-Кихоту помѣщеніе на сѣнѣ, и съ неизмѣнной флегмой своей поѣхалъ по той дорогѣ, по которой велѣлъ ѣхать священникъ.

Черезъ шесть дней поѣздъ прибылъ въ деревню, и такъ какъ день былъ воскресный, поэтому весь живой людъ высыпалъ на дорогу, по которой долженъ былъ проѣзжать Донъ-Кихотъ. Можно представить себѣ удивленіе земляковъ его, когда они увидали въ клѣткѣ знакомаго имъ гидальго, и одинъ мальчуганъ побѣжалъ извѣстить племянницу и экономку рыцаря о пріѣздѣ его. Тяжело было слышать, какъ жалобно заголосили обѣ женщины, услыхавъ, что Донъ-Кихотъ возвращается домой въ клѣткѣ на волахъ. Онѣ били себя по щекамъ, проклиная рыцарскія книги, и отчаяніе ихъ усилилось еще, когда господинъ ихъ появился на порогѣ своего дома.

Жена Санчо также побѣжала встрѣтить своего мужа, зная, что онъ служитъ оруженосцемъ у Донъ-Кихота, и первымъ дѣломъ спросила его, здоровъ ли оселъ?

— Здоровѣе хозяина, отвѣчалъ Санчо.

— Слава Богу за такую милость Его, воскликнула жена Санчо. Скажи же ты мнѣ, теперь, мой милый, что выгадалъ ты, служивши оруженосцемъ, какой гостинецъ привезъ мнѣ?

— Никакого, отвѣтилъ Санчо, я привезъ что-то получше и подороже всякихъ гостинцевъ.

— Слава тебѣ Господи, слава тебѣ Господи, восклицала жена. Показывай же, голубчикъ, что ты такого получше привезъ намъ: пусть отведетъ оно мою душу; ужъ какъ она истосковалась по тебѣ.

— Погоди, дай домой добраться, сказалъ Пансо; такъ увидишь, а теперь благодари Бога за то, что все такъ хорошо устроилось, что если приведется намъ отправиться во второй разъ искать приключеній, такъ увидишь ты меня тогда, по крайней мѣрѣ, графомъ или губернаторомъ острова, и не какого-нибудь острова, а самаго лучшаго, какой на свѣтѣ есть.

— Дай Богъ, голубчикъ, сказала жена, потому что въ крайней мы теперь нуждѣ; но скажи, дружокъ мой, что такое это — островъ? Никогда не приводилось слыхать мнѣ про это.

— Медъ созданъ не для осла, замѣтилъ Санчо; придетъ время, когда ты узнаешь, что значитъ островъ, и разинешь ротъ, слушая, какъ станутъ называть тебя барыней твои крестьянки.

— Что ты это толкуешь, Санчо, про крестьянокъ, острова и барынь? воскликнула Жуана Пансо;— такъ звалась жена Санчо Пансо, не потому, чтобы она приходилась родственницей ему, а потому что въ Ламанчѣ жены обыкновенно принимаютъ фамилію своихъ мужей.

— Не торопись узнавать все сразу, перебилъ Санчо; довольно будетъ, если я скажу тебѣ всю правду, да къ слову замѣчу, что нѣтъ кажись на свѣтѣ ничего лучше, какъ быть честнымъ оруженосцемъ странствующаго рыцаря, ищущаго приключеній. Правда, большая часть этихъ приключеній оканчиваются не совсѣмъ такъ, какъ-бы желательно было. Можно сказать, что изъ ста приключеній ровно въ девяносто девяти совсѣмъ дѣло дрянь выходитъ; и это по опыту знаю, потому что приключались со мною такія приключенія, изъ которыхъ я выходилъ немного помятымъ, приключались и такія, изъ которыхъ я вылеталъ на одѣялахъ; и однако, все же это милая вещь, скажу я, искать приключеній, перелѣзая черезъ горы, пробираясь сквозь лѣса, взбираясь на скалы, посѣщая замки, ночуя и днюя въ корчмахъ совершенно даромъ, не платя ни одного мараведиса, ни… то есть ровно ничего.

Тѣмъ временемъ, какъ Санчо Пансо проводилъ въ подобныхъ разговорахъ время съ женой своей Жуанной Пансо, экономка и племянница приняли, раздѣли и уложили своего господина на его старой, со скрипомъ, постели. Донъ-Кихотъ не узнавалъ близкихъ ему лицъ, какъ то странно глядѣлъ на нихъ, и не могъ догадаться, гдѣ онъ и что съ нимъ дѣлается? Священникъ, разсказавши племянницѣ, какого труда стоило привести Донъ-Кихота домой, просилъ ее смотрѣть за нимъ во всѣ глаза, чтобы онъ опять не ускользнулъ изъ дому. Слова эти вызвали новую сцену; женщины принялись снова завывать и проклинать рыцарскія книги, и просили небо низвергнуть въ бездны ада сочинителей столькихъ нелѣпостей. И страшно безпокоились онѣ о томъ, какъ бы имъ опять не остаться безъ дяди и господина ихъ, какъ бы Донъ-Кихотъ, поправившись немного здоровьемъ, не пустился въ третье странствованіе, что дѣйствительно случилось и описано во второй части этой большой и истинной исторіи.

КОНЕЦЪ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.