Дон-Кихот Ламанчский. Часть 1 (др. издание)

— Я отвѣчаю за него, сказалъ Санчо.

— Я тоже, добавилъ каноникъ; да и чего бояться, если онъ дастъ слово рыцаря: не удаляться ни на шагъ безъ нашего разрѣшенія.

— Даю вамъ его, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, слышавшій весь этотъ разговоръ. Къ тому же тотъ, кто очарованъ, подобно мнѣ, не имѣетъ своей воли. Очаровавшій волшебникъ можетъ не дозволить очарованному двинуться съ мѣста въ продолженіи трехъ вѣковъ; и еслибъ онъ убѣжалъ, какъ вы боитесь, то очарователь заставилъ бы его на крыльяхъ вернуться назадъ. поэтому вы можете совершенно спокойно позволить мнѣ выйти изъ клѣтки.

Въ отвѣтъ на это каноникъ заставилъ Донъ-Кихота протянуть руку, не смотря на то, что обѣ руки у него были связаны, и рыцаря, къ величайшему его удовольствію, выпустили изъ клѣтки на честное слово.

Вырвавшись на свободу, Донъ-Кихотъ прежде всего вытянулъ всѣ члены свои, одинъ за другимъ, потомъ подошелъ къ Россинанту и сказалъ ему, ласково потрепавъ его по шеѣ: «цвѣтъ и краса коней! Уповая неизмѣнно на Бога и на Святую Матерь Его, я надѣюсь, что мы скоро увидимся съ тобою такъ, какъ желаемъ оба: ты, неся на шеѣ своего господина, а я, сидя верхомъ на тебѣ, и снова вмѣстѣ станемъ мы преслѣдовать тѣ цѣли, для которыхъ я ниспосланъ въ міръ».

Выпучивъ глаза, смотрѣлъ каноникъ на Донъ-Кихота, удивляясь его странному безумію; въ особенности же поражало его то, что этотъ несчастный рыцарь говорилъ удивительно здраво обо всемъ, заговариваясь только на. рыцарствѣ, какъ мы видѣли это уже много и много разъ. «Возможное-ли дѣло, господинъ гидальго», сказалъ онъ Донъ-Кихоту, — когда вся компанія усѣлась на лугу, въ ожиданіи обѣда, — «чтобы чтеніе пустыхъ и нелѣпыхъ рыцарскихъ книгъ могло оказать такое пагубное вліяніе на вашу голову? Вы воображаете, будто вы очарованы и убѣждены во многихъ другихъ нелѣпостяхъ, правдоподобныхъ. какъ ложь. Не понимаю, какъ можетъ существовать на свѣтѣ такой легковѣрный человѣкъ, который въ состояніи вѣрить существованію кучи Амадисовъ и всему этому безконечному числу знаменитыхъ странствующихъ рыцарей? Можно ли вѣрить, чтобы на свѣтѣ существовало столько требизондскихъ императоровъ, столько феликсовъ гирканскихъ, столько коней и иноходцевъ, столько странствующихъ дѣвъ, столько змѣй и драконовъ, столько андріакъ, столько великановъ, столько неслыханныхъ приключеній, столько очарованій, столько битвъ, столько ужасныхъ встрѣчь, столько народовъ и костюмовъ, столько влюбленныхъ принцессъ, столько оруженосцевъ сдѣлавшихся графами, столько краснобаевъ Карловъ, столько любовныхъ писемъ, столько любезностей, столько знаменитыхъ воиновъ, и наконецъ столько сумазбродствъ, сколько находится ихъ въ рыцарскихъ книгахъ. Онѣ, признаюсь, нѣсколько интересуютъ меня до тѣхъ поръ, пока умъ не напомнитъ, что я читаю ложь и чепуху; тогда лучшую изъ нихъ я швыряю въ стѣну, и швырнулъ бы въ огонь, если-бы возлѣ меня лежала горящая головня. Онѣ достойны этого, за свое презрѣніе ко всему, что сколько-нибудь естественно и натурально, за распространеніе вредныхъ идей, за изобрѣтеніе новаго образа жизни, за то, что заставляютъ невѣжественную массу вѣрить себѣ и считать правдой всю ту галиматью, которой онѣ наполнены. И онѣ дерзаютъ еще помрачать умы благородныхъ гидальго, подобно тому, какъ помрачили вашъ, и довели до того, что васъ принуждены посадить въ клѣтку и на волахъ отвести домой, точно льва или тигра, возимаго на показъ изъ деревни въ деревню, людьми добывающими себѣ этимъ средства въ жизни. Опомнитесь, сжальтесь сами надъ собой, господинъ Донъ-Кихотъ, и возвратитесь въ лоно здраваго смысла. Если же, движимые вашей природной наклонностью, вы не можете обойтись безъ чтенія сказаній о великихъ подвигахъ; въ такомъ случаѣ раскройте книгу судій въ священномъ писаніи, въ ней вы найдете величественныя дѣла, блестящія и достовѣрныя событія.

И развѣ, наконецъ, Лузитанія не имѣла Виріата, Римъ — Цезаря, Карфагенъ — Аннибала, Греція — Александра. Кастилія — графа Фернанда Гонзалесскаго, Валенсія — Сида, Эстрамадура — Діего Гарсіи-Паредесскаго, Хересъ — Гарси Пересъ Варгаса, Толедо — Гарси Ласко, Севилья — донъ-Мануэля Понса де Леона; сказанія о дѣяніяхъ этихъ мужей могутъ интересовать, развлекать, удивлять, очаровывать и поучать величайшихъ геніемъ. Чтеніе это достойно вашего высокаго ума; оно обогатитъ васъ историческими познаніями, зажжетъ въ васъ любовь ко всему доброму, просвѣтитъ васъ полезными знаніями, укрѣпитъ вашу нравственность, сдѣлаетъ васъ благоразумнымъ безъ слабости и мужественнымъ безъ дерзости; и все это во славу Бога, въ вашу собственную пользу и къ прославленію вашего роднаго Ламанча.

Донъ-Кихотъ съ напряженнымъ вниманіемъ выслушалъ каноника, и когда послѣдній замолчалъ, рыцарь пристально взглянувъ на него сказалъ: «милостивый государь! вы хотѣли, если я не ошибаюсь, доказать мнѣ, что на свѣтѣ никогда не было странствующихъ рыцарей, что рыцарскія книги ничто иное, какъ олицетвореніе лжи, вздора и вреда; что я очень дурно дѣлаю, читая ихъ, еще хуже вѣра имъ, и еще хуже подражая имъ, рѣшившись подвизаться на тернистомъ пути странствующаго рыцаря. И все это вы утверждаете потому только, что не вѣрите въ существованіе Амадиса Гальскаго и Греческаго, и во множество другихъ рыцарей, жизнь и дѣянія которыхъ описаны въ порицаемыхъ вами книгахъ».

— Совершенно вѣрно, сказалъ каноникъ.

— Кромѣ того, книги эти, вы говорите, продолжалъ Донъ-Кихотъ, принесли мнѣ большой вредъ потому, что, разстроивши мой мозгъ, онѣ заперли меня въ клѣтку. Поэтому мнѣ слѣдуетъ одуматься, перестать читать ихъ и заняться другими книгами, болѣе правдоподобными, болѣе приспособленными къ тому, чтобы развлекая поучать.

— Совершенно справедливо, сказалъ каноникъ.

— Я же, воскликнулъ Донъ-Кихотъ, нахожу, что очарованы и здраваго смысла, должно быть, лишены вы сами, если вы не содрогнулись оклеветать такія распространенныя, и по общему мнѣнію, достовѣрныя книги, что тотъ, кто отрицаетъ ихъ, становится достойнымъ такого же наказанія, какому вы желаете подвергнуть эти скучныя и непріятныя для васъ писанія. Въ самомъ дѣлѣ, заставить кого бы то ни было не вѣрить въ существованіе Амадиса и другихъ рыцарей, исторіями которыхъ наполнены до верху порицаемыя вами книги, это все равно, что заставить вѣрить въ то, что солнце не свѣтитъ, морозъ грѣетъ, а земля не держитъ насъ на себѣ. Какой умъ можетъ убѣдить кого бы то ни было, что исторія инфанты Флороны и Гвидо Бургонскаго ложь, или что подвигъ Фіербраса на мосту, случившійся во времена Карла Великаго — небывалое событіе? Вѣдь это, клянусь Богомъ, такая же правда, какъ то, что теперь день. Если это ложь, въ такомъ случаѣ нужно признать ложью все, что исторія передаетъ о Гекторѣ, Ахиллесѣ, Троянской войнѣ, двѣнадцати перахъ Франціи и о превращенномъ въ ворона королѣ англійскомъ, Артурѣ, возвращенія котораго до сихъ поръ ожидаетъ народъ Британскій. Дерзнутъ ли признать небылицей исторію Гверина Мезкино или завоеваніе святаго Грааля, тогда какъ почти на нашей памяти жили еще люди, помнившіе дуэнью Квинтаньону, этого лучшаго виночерпія Британіи. Я помню, какъ одна изъ моихъ бабушекъ по отцу постоянно говорила, встрѣчая какую-нибудь дуэнью: эта женщина, дитя мое, похожа на дуэнью Квинтаньону. Нужно думать, что бабушка моя знала эту дуэнью, или по-крайней мѣрѣ видѣла ея портретъ. Кто можетъ отрицать достовѣрность исторіи Петра Прованскаго и хорошенькой Магалоны, когда и теперь въ оружейной залѣ нашихъ королей хранится пружина, величиною въ желѣзный шкворень, двигавшая деревянную лошадь, на которой совершалъ свои воздушныя путешествія храбрый Петръ Прованскій. Рядомъ съ нею лежитъ сѣдло Бабіеки, верховаго коня Сида, и въ Ронсевальскомъ проходѣ до сихъ поръ показываютъ рогъ Роланда, длинный, какъ бревно. Все это доказываетъ, что за свѣтѣ существовали и двѣнадцать перовъ Франціи, и Петръ, и Сидъ, и другіе подобные имъ рыцари, называемые въ народѣ искателями приключеній. Иначе пришлось бы отрицать существованіе знаменитаго странствующаго рыцаря Жуана Мерло Португальскаго, его путешествіе въ Бургундію, битву въ городѣ Раси, гдѣ онъ сражался съ знаменитымъ Шарни, названнымъ Моисеемъ Петромъ, и другую битву въ городѣ Балѣ съ Моисеемъ Генрихомъ Раместанскимъ; битвы, изъ которыхъ онъ дважды вышелъ, покрытымъ славой, побѣдителемъ. Нужно отрицать также битвы въ Бургундіи знаменитыхъ испанцевъ Педро Барбо и Гутіеро Кихада — отъ котораго я происхожу по прямой мужской линіи — побѣдившихъ сыновей графа Сенъ-Поля. Нужно отрицать и то, что донъ-Фернандъ Гведа отправлялся въ Германію искать приключеній и сражался тамъ съ придворнымъ рыцаремъ австрійскаго герцога Георгомъ. Наконецъ поединокъ Мозена Людовика Фальцесъ съ Кастильскимъ рыцаремъ донъ-Гонзальвомъ Гусманскимъ, и знаменитый турниръ на Орбигосскомъ мосту, устроенномъ Суэро Кинанесъ, и столько другихъ величавыхъ подвиговъ, совершонныхъ испанскими и чужеземными рыцарями, нужно считать сказками, сочиненными для потѣхи толпы. Чтобы отрицать всѣ эти достовѣрныя событіи, нужно быть безумнымъ или полууннымъ.