Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)
Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями) читать книгу онлайн
Настоящее издание представляет собой первый русский перевод одного из старейших памятников старояпонской литературы. «Дневник эфемерной жизни» был создан на заре японской художественной прозы. Он описывает события личной жизни, чувства и размышления знатной японки XI века, известной под именем Митицуна-но хаха (Мать Митицуна). Двадцать один год ее жизни — с 954 по 974 г. — проходит перед глазами читателя. Любовь к мужу и ревность к соперницам, светские развлечения и тоскливое одиночество, подрастающий сын и забота о его будущности — эти и подобные им темы не теряют своей актуальности во все времена. Особенную прелесть повествованию придают описания японской природы и традиционные стихи.
В оформлении книги использованы элементы традиционных японских гравюр.
Перевод с японского, предисловие и комментарии В. Н. Горегляда
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Что такое? Это ведь дело обычное. А все, что с тобой происходит, лишь доказывает, что ты мне не доверяешь.
Потом увидел письмо в тушечнице и воскликнул: «Ах!» — после чего отослал отцу на его внешнюю стоянку стихи:
Так проходили дни, и мне было грустно, когда я думала об отце, который находился теперь под небом странствий. Да и Канэиэ не выказывал в своем сердце возлагавшихся на него надежд.
Пришла двенадцатая луна. Канэиэ уехал по делам в Ёкава [7] и оттуда написал мне:
«Насыпало много снега; думаю о тебе с большой грустью и с любовью».
Я ответила стихами:
С тем и закончился этот полный непостоянства год.
В первую луну [8], не видя его у себя дня два или три, я передала слугам стихотворение, сказав им:
— Если придет посыльный от Канэиэ, вручите ему.
Там было написано:
В его ответе значилось:
Между тем, обнаружилось, что я забеременела. Весну и лето я провела в страданиях, а к исходу восьмой луны, наконец, разрешилась от бремени. В ту пору Канэиэ был полон внимания ко мне — казалось, его мысли полны одною мной.
Да. А однажды, в девятую луну, после того, как он ушел из дома, я взяла в руки шкатулку для бумаг, открыла ее, и заглянув внутрь, обнаружила письмо, намеченное к отправке другой женщине. Охваченная презрением, я решила дать ему знать, что видела это письмо, и написала:
Пока меня занимали эти мысли, в конце десятой луны случилось так, что Канэиэ не показывался на глаза три дня кряду. А когда пришел, то сделал вид, будто «некоторое время испытывал» меня.
Когда однажды после этого с наступлением вечера Канэиэ сказал:
— Мне обязательно нужно быть ко двору, — и вышел от меня, мне это показалось подозрительным, и я послала следом за ним человека, который проследил за Канэиэ, вернулся и доложил:
— Велел остановиться в таком-то месте на городской улочке.
«Все так и есть», — подумала я и, совершенно растерянная, не знала, как быть. Так прошло дня два или три, и вот как-то перед рассветом раздался стук в мои ворота. Я поняла, кто это стучит, но была в дурном расположении духа и не велела открывать. Тогда он ушел, как я думаю, в привычный уже для себя дом. На следующее утро, чтобы не оставлять этот случай без последствий, я тщательнее обыкновенного написала стихотворение:
Потом прикрепила его к увядшей хризантеме и отослала Канэиэ. В ответ он написал: «Я собирался прождать до самого рассвета, но ко мне пришел посыльный и вызвал меня по делу. Как верно то, что пишешь ты!
Итак, поведение его было весьма подозрительным, обидным для меня, хотя разве не мог он делать свои дела втайне, чтобы я искренне верила ему, когда он говорил, что должен быть при дворе или где-нибудь еще?
Сменился год, наступила третья луна.
Я украсила помещение цветами персика и ожидала, что он придет посмотреть, но не дождалась. И еще одну особу, которая обычно не пропускала случая, чтобы прийти к нам, сегодня мы так и не увидели. И вот на следующий день, четвертого числа, показались оба. Наши служанки, которые ждали их всю ночь, еще с вечера, теперь заявили, что там-де еще осталось, и вынесли все украшения из наших комнат — и от меня, и от сестры. Когда я увидела, что оборваны цветы персика, которые еще с вечера намеревались использовать по-иному, и что выносят цветы из внутренних помещений, то потеряла покой, и, чтобы чем-то заняться, написала стихотворение:
Написала и подумала, что прямо так его отдать было бы неприятно, сделала вид, что прячу стихотворение — он заметил это, забрал, и вот его ответ:
Услышал это и тот, другой человек [9], и написал:
Однако теперь Канэиэ уже открыто уходил к той женщине с городской улочки. Мне иногда казалось, что его поведение даже вызывало тревогу у главной его супруги [10]. Мне было так горько, что и не сказать, — но поделать с этим я ничего не могла.
Сначала я видела, как мою сестру то и дело навещал ее супруг, но потом он перевез ее в другое место, сказав, что там им будет удобнее встречаться. Я осталась одна, и мне сделалось еще печальнее. Я уже стала думать, что и тени ее не увижу, и печалилась ото всей души. А когда экипаж, прибывший за нею, приблизился к дому, прочла стихи:
Ответное стихотворение сложил ее супруг: