Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями)
Дневник эфемерной жизни (с иллюстрациями) читать книгу онлайн
Настоящее издание представляет собой первый русский перевод одного из старейших памятников старояпонской литературы. «Дневник эфемерной жизни» был создан на заре японской художественной прозы. Он описывает события личной жизни, чувства и размышления знатной японки XI века, известной под именем Митицуна-но хаха (Мать Митицуна). Двадцать один год ее жизни — с 954 по 974 г. — проходит перед глазами читателя. Любовь к мужу и ревность к соперницам, светские развлечения и тоскливое одиночество, подрастающий сын и забота о его будущности — эти и подобные им темы не теряют своей актуальности во все времена. Особенную прелесть повествованию придают описания японской природы и традиционные стихи.
В оформлении книги использованы элементы традиционных японских гравюр.
Перевод с японского, предисловие и комментарии В. Н. Горегляда
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Нисколько не изменившимся почерком она написала ответ:
Я прочла и мне взгрустнулось…
А в этой мирской жизни Канэиэ продолжал радоваться продвижению по службе — то до генеральского чина тюдзё, то уже до третьего придворного ранга.
— Плохо то, — сказал он мне, — что разные места вызывают у меня много разных неудобств: здесь поблизости я присмотрел один удобный дом. — И перевез меня в него.
Сюда, если под рукой даже не было паланкина, он добирался быстро, так что я могла вовсе не заботиться о том, что подумают люди. Это было в середине одиннадцатой луны — месяца инея.
В последний день двенадцатой луны госпожа из дворца Дзёган пожаловала ко мне через западную сторону моего поместья. Когда наступил последний день года, я приготовилась проводить обряд Изгнания демона, и еще с полудня, когда раздался шум: «Гохо-гохо, хата-хата», — стала улыбаться сама себе, и так встретила сначала рассвет, а за ним и полдень. За это время в гости ко мне не пришел никто из мужчин, и я сидела в безмятежности. Я тоже слышала шум по соседству и беззвучно смеялась, вспоминая стихи «То, что буду ждать теперь».
Одна из моих дам для собственного развлечения оплела сеточкой каштан и сделала из него жертвоприношение, а потом укрепила его в виде ноши к деревянной одноногой фигурке; я взяла эту фигурку к себе, к ее бедру прицепила клочок цветной бумаги, написала на нем стихотворение и поднесла этой особе.
Когда она услышала это стихотворение, то связала вместе концы коротко обрезанной сушеной водоросли «морская сосна» [42], надела эту связку на палку вместо каштана, а у куклы подскоблила на ее сухой ноге деревянную шишку, так что она стала казаться больше, чем прежде, и вернула ее назад. Когда я посмотрела на эту куклу, на ней обнаружила бумажку, где было написано:
Солнце стало подниматься все выше, я отослала ей праздничные яства, и сама, в свою очередь, получила от нее такие же; пятнадцатого числа мы тоже провели обычные обряды.
И вот наступила третья луна. Я по ошибке получила письмо Канэиэ, предназначенное, очевидно, госпоже из дворца Дзёган. Когда я обнаружила это, ошибку было уже не исправить. В письме было написано: «Я собирался в скором времени побывать у тебя, но подумал, что возле тебя находится та, которая может подумать: „То не ко мне ли?“». Поскольку они за много лет привыкли видеться друг с другом, я подумала, что ничего сюда добавлять не нужно, и написала очень немного:
— Отнесите той госпоже! — велела я, отправляя письмо. А когда чуть погодя поинтересовалась, оказалось, что от нее сразу же принесли ответ:
Поскольку эта госпожа выполняла обязанности наставницы наследного принца, она должна была скоро переехать во дворец.
— Неужели так и расстанемся? — говорила она мне часто. — Нам бы встретиться хоть ненадолго.
Поэтому однажды, как только сгустились сумерки, я пришла к ней. Как раз в то время в моем доме раздался голос Канэиэ.
— Эй-эй! — восклицал он, и так как я вела себя так, будто не слышала его, госпожа из Дзёган проговорила:
— Как спустились сумерки, послышалось мне, будто к вам пришел братец. Он будет очень недоволен. Скорее идите к нему!
Но я заметила:
— Он, я полагаю, может побыть и без няньки. — И немного задержалась. Но за мною пришли, да и хозяйка торопила, так что скоро я возвратилась домой. Госпожа из Дзёган уехала во дворец на следующий день вечером.
В пятую луну завершился траур по покойному императору, и госпожа из Дзёган должна была на некоторое время оставить дворец. Думали, что она переедет в прежний дом, поблизости от меня, но она сказала, что видела дурной сон, поэтому на время поселилась в поместье Канэиэ. Однако дурные сны часто повторялись и там, и, решив: «Хорошо бы, если б они не предвещали беды», — госпожа из Дзёган однажды в седьмую луну, в очень светлую ночь, написала мне такие стихи:
Мой ответ:
Она сейчас же прислала новое стихотворение:
Когда я его получила, то опять написала ей письмо:
И снова она написала: «Что такое „когда прервались“? Это же нельзя считать приметой.
Тогда я ответила:
Так мы и обменивались стихами ночь напролет.
Уже несколько лет у меня было желание — я думала как-нибудь отправиться на паломничество к храму Хассэ [43], и теперь решила, что сделаю это в следующую, восьмую луну. Но у меня никогда не получалось сделать так, как было задумано вначале, — вот и в этот раз я перенесла поездку на девятую луну. Правда, Канэиэ сказал мне: