Изборник. Памятники литературы Древней Руси

В тая же лета мнозии имущей глаголаху к просящим: «Не имамы ничто же». Во время же пленения от всех окольних. язык, наипаче же от своих, то обретеся безсчислено расхищаемо всякого хлеба, и давныя житницы не истощены, и поля скирд стояху, гумна же пренаполнены одоней и копон и зародов [1352], до четырехнадесять [1353] лет от смятения во всей Русской земле, и питахуся вси от поль старыми труды: орание [1354] бо и сеятва и жатва мятяшеся [1355], мечю бо на выи у всех всегда надлежашу. Се убо да разумеется грех всей Росии, чесо ради от прочих язык пострада: во время бо искушения гнева божея не пощадеша братию свою, и жита и благая своя заключиша себе и врагу человекоубийце. II яко же мы не пощадехом, тако и нас не пощадеша врази наши.

…Во время же великаго глада сего озревшеся [1356] вси, яко не мощно питати многую челядь, и начаша рабов своих на волю отпускати, и инии убо истинно, инии же и лицемерством: истинст вующеи убо с написанием и за утвержением руки своея, лицемер- ницы же не тако, ино токмо из дому изгонит. А аще х кому прибегнет, той зле продаваем бываше и много снос и убыток платяше. Инии же ради воровства нигде не приемлемы бываху, инии же от неразумия и без ремества погибаху, и инии срама ради скончавахуся бедне, за отечества ради. Мнози же и имуще, чем препитати и на много время домашних своих, но восхотевше многа богатства пригяжать и того ради челядь свою отпускающее; и не токмо челядь, но и род и ближних своих не пощадеша и гладом скончающихся туне презреша. Сяше же и се зло во многих: лето убо все тружаются, зиму же и главы не имеют где подклонить; и паки в лето, и не хотя, в делех страждут. В сицевых яже озлоблениих разлучахуся мужа от жены, и брат от брата, и отец от чад, и друг от друга. Еще же зло на зло прилагаху мнози: не токмо у рабов своих, но у поселян, данных им в поместиях, емлюще у них жены и дщере и сестры на постели скверный, и тии токмо воздыхающе, плакати же и не смеяху, вещати же и не помышляюще: смерть бо предо очима лежаше. Домы же великих боляр, зле от царя Бориса распуженых, вси рабы распущены быша; заповедь же о них везде положена бысть, еже не приимать тех опальных боляр слуги их никому же. Инии же и сами поминающе благодеяние господей своих, и в негодовании на царя пребывающе, но времяни ждуще, зле распыхахуся и тако люте скончавахуся. И иже от сих каково хто ремество имегоще, тии кормящеся; инии же от родителей своих питахуся. А иже на конех играющей, сии к велику греху уклоняхуся и к толику, якова же не бысть в Росии от начала благочестия: во грады бо вышереченныя украйныя [1357] отхождаху; и аще и не вкупе, но боле двадесяти тысящь сицевых воров обрегшеся по мнозе времяни во осаде в сидении в Колуге и в Туле [1358] кроме тамошних собравшихся старых воров.

Царь же Борис, хотя ползу сотворити питаемым от царьских его сокровищ, дабы на время оскудети неких, инех же бы препитати бедных… Се те неразсудно содея: нодаемую убо пшеницу от царьских житниц в приношении безкровныя жертвы всех благих подателю, повеле вместо ея рож дати на приношение богу. Но аще и не по повелению его, но — на грех велик житодавця простершеся — худу бо зело и гнилу даяху. Инем же и далече в селех от царьствующаго града повелеваху имать, но и то по велице мзде дающе, и многу скорбь на пути приемлюще, и безо мзды царьских жалований никако же никому не мощно возприяти. Да никто же сему буди смеятися. Не гордости ли се исполнено и небрежения о бозе!.. Се же творяше царь Борис, боясь врагов окольних.

Дерячащаго же языки словом веления своего не бояся, и почитая и любя ииоязычников паче священноначальствующих; вельможи яже его от иноземцов подсмеваеми бываху.

Погорде же в своей земли сына и дщерь браку совокупити, по их же языков любяше, к тем и о сватовстве посла. И от Датския земли государича [1359] привод, хотя дщерь свою дати за нь, но всесильный смертию иресече гордых смысл. Тако же сыну невесту изболи от Татарских царьств привести, из Хвалис [1360], и тамо не мало от православных зле погибоша от кумык и от черкас в проходех нужных [1361] реками возле моря Хвалицкаго; и то не збысть же ся„Се же мысляше, да от востока сущих невестою, от запада же зятем примиреть к себе, и дабы царьство свое укрепити и изшедших от чресл его на престоле своем утвердити, окольним яже противником страшну быти.

Творимо же се бе во время великаго того глада, но ничто же о гладе всемирном не разсудив, яко на толико время простреся, и киих ради грех наказание сицево от содетеля всех бысть; но промышляше от прочих соседствующих ему стран славну и почитаему быти, еже бысть…

Оскверни яже злосмрадным прибытком вся дани своя: корчемницы бо, пиянству и душегубству и блуду желателие, во всех градех в прекуп высок воздвигшие цену кабаков, и инех откупов чрез меру много бысть; наипаче же грабя домы и села боляр и велмож и много людей. И собирая того ради да тем милостыню творит и церкви строит, и смешав клятву з благословением, и одоле злоба благочестию. И таковых ради всех дел, их же сотвори, Борис в ненависть бывает всему миру, но отай уже и вси поношаху его ради крови неповинных и разграблений имений и нововводимых дел…

И егда рекохом «мир и утвержение» о управлении Бориса и по апостола гласу, внезапу «приде на нас всегубительство»: не попусти убо содержай вся словом никого яже от тех, их же стрегийся Борис царь, и не воста на него ни от вельмож его, их же роды погуби, ни от царей странских [1362], но кого бог попусти. Смеху достойно сказание, плача же велика дело.

Некто чернец Григорий имянем, от рода Отрепьевых, сей юн еще навыче [1363] чернокнижею и прочем злым, той же, отшед от Росии, веелься в пределех королевства Польскаго и, тамо живя, составляше ложная писания [1364], и посылая повсюду, проповедан, жива царевича Димитрия себе нарицая. Сам же от места на место преходя и крыягаеся, и мятяше [1365] в двою государьству всеми людми. За се же яшася [1366] крепце вси они вышепомянутии бегуны, северских и полских градов жителие, вечный холопи московский, им жe доиде время по их вражию изволению; и прежде убо мало-мало прилагахуся, весь от веси, таже и град от града, дондеже и вси погибоша… Четвертую бо часть вселенный, всю Европию в два лета посланми своими прельсти, и папа же римский всему Западу о нем восписа, изгнана того суща от отечества являше, и польскому кралю вси на месть за него повелеша строитися… [1367]

Но или убо тако, или не тако о обою сию царю, о Борисе и о черньце Григории, знаменано, но в вещех совершися дело. Царь бо Борис, аще и не от него убиен бысть, но во время неправдою замышленого состава [1368] его скорою смертию посечен бысть. И вси, на них же надеяшеся, з домом его разееяни быша. Той же чернец по его смерти возшед на царьство его, нарицаяся Димитрий, от многих же знаем, яко Григорий чернец. Хотя же укрепитися на Росии царем, и собирает весь род убиеннаго царевича Димитрия и инех многих, царем Борисом развеянных; и, еще и не превед, тех всех прельсти имением к суетствию своему. Прельстися же и мати царевича Димитрия, инока Марфа [1369], Нагих родом, бывшая жена царя Ивана Васильевича всеа Русии, и нарицает того врага сына своего суща. И тогда не токмо яже род его галичане вси обличаху, но и мати его, Богданова жена Отрепьева, вдова Варвара, и з сыном своим, с его з Григоревым братом, и з дядею родным, с Смирным Отрепьевым, такожде обличаху, и дядя его в Сибирь сослан, много прием озлобления. Мученицы же новии яйлы неся тогда дворянин Петр Тургенев да Федор Колачник: без боязни бо того обличивше, им яже по многих муках главы отсекоша среди царьствующаго града Москвы. Той же Федор, ведом к посечению, воиияше всему народу: «Се прияли есте образ антихристов и поклониетеся посланному от сатаны, и тогда уразумеете о нем, егда вси от него погибнете». Москвичи же ему смеяхуся и поделом суд тому смертный судяще. Тако же и Петрову казнь ни во что же вмениша. И вскоре по них и князь Василей Ивановичь Шуйской на плаху судися [1370], его же усрамившеся поляки и у ростриги едва испросше от посечения.