Лекарство от любви

Чтоб беззащитную грудь ранил коварный Амур.

Этот мальчишка не любит забот, а ловит лентяев —

150 Дай же заботу уму, чтоб устоять перед ним!

Есть для тебя и суд, и закон, и друг подзащитный —

Выйди же в блещущий стан тогу носящих бойцов!

Если же хочешь — служи меж юных кровавому Марсу,

И обольщенья любви в страхе развеются прочь.

155 Беглый парфянский стрелок, что явится Риму в триумфе,

Вот уж в просторах своих Цезаря видит войска, —

Так отрази же и стрелы парфян, и стрелы Амура,

И двуединый трофей отчим богам посвяти!

Знаем: Венера, приняв от копья этолийского рану,

160 Прочь удалилась от войн, Марсу отдав их в удел.

Хочешь узнать, почему Эгисф обольстил Клитемнестру?

Проще простого ответ: он от безделья скучал!

Все остальные надолго ушли к Илионской твердыне,

За морем сила страны в медленной билась войне;

165 Не с кем было ему воевать — соперники скрылись,

Некого было судить — тяжбы умолкли в судах.

Что оставалось ему, чтоб не стынуть без дела? Влюбиться!

Так прилетает Амур, чтобы уже не уйти.

Есть еще сельская жизнь, и манят заботы хозяйства:

170 Нет важнее трудов, чем земледельческий труд!

Распорядись послушных волов поставить под иго,

Чтобы кривым сошником жесткое поле взрезать;

В борозды взрытые сей горстями Церерино семя,

Чтобы оно проросло, дав многократный прирост;

175 Сад осмотри, где под грузом плодов выгибаются ветви,

Ибо не в силах нести дерево ношу свою;

Бег осмотри ручейков, пленяющих звонким журчаньем,

Луг осмотри, где овца сочную щиплет траву;

Козы твои взбираются ввысь по утесистым кручам,

180 Чтобы козлятам своим полное вымя принесть;

Пастырь выводит нехитрый напев на неровных тростинках,

И окружает его стая усердных собак;

Со стороны лесистых холмов домчится мычанье —

Это теленок мычит, ищущий милую мать;

185 А от разложенных дымных костров вздымаются пчелы

И оставляют ножу соты в плетеном гнезде.

Осень приносит плоды; прекрасно жатвами лето;

Блещет цветами весна; в радость зима при огне.

Время придет — и гроздья с лозы оберет виноградарь,

190 И под босою ногой сок потечет из топчил;

Время придет — и он скосит траву, и повяжет в охапки,

Граблями перечесав стриженой темя земли.

Можешь своею рукой сажать над ручьями деревья,

Можешь своею рукой воду в каналы вести,

195 А прививальной порой приискивать ветку для ветки,

Чтобы заемной листвой крепкий окутался ствол.

Если такие желанья скользнут тебе радостью в душу —

Вмиг на бессильных крылах тщетный исчезнет Амур.

Или возьмись за охоту: нередко случалось Венере

200 Путь со стыдом уступать Фебовой быстрой сестре.

Хочешь — чуткого пса поведи за несущимся зайцем,

Хочешь — в ущельной листве ловчие сети расставь,

Или же всяческий страх нагоняй на пугливых оленей,

Или свали кабана, крепким пронзив острием.

205 Ночью придет к усталому сон, а не мысль о красотке,

И благодатный покой к телу целебно прильнет.

Есть и другая забота, полегче, но все же забота:

Прут наводить и силок на незадачливых птиц;

Или же медный крючок скрывать под съедобной приманкой,

210 Не обещая добра жадному рыбьему рту.

Можно и тем, и другим, и третьим обманывать душу,

И позабудет она прежний любовный урок.

Так отправляйся же в путь, какие бы крепкие узы

Ни оковали тебя: дальней дорогой ступай!

215 Горькие слезы прольешь и далекую вспомнишь подругу,

Дважды и трижды прервешь шаг посредине пути;

Будь только тверд: чем противнее путь, тем упорнее воля —

Шаг непокорной ноги к быстрой ходьбе приохоть.

И не надейся на дождь, и не мешкай еврейской субботой

220 Или в запретный для дел Аллии пагубный день,

Не измышляй предлогов к тому, чтоб остаться поближе,

Меряй не пройденный путь, а остающийся путь,

Дней и часов не считай, и на Рим не гляди восвояси:

В бегстве спасенье твое, как у парфянских стрелков.

225 

Скажут: мои предписанья суровы. Согласен, суровы —

Но чтоб здоровье вернуть, всякую вынесешь боль.

Часто, когда я болел, случалось мне горькие соки

Пить, и на просьбы мои мне не давали еды.

Тела здоровье блюдя, ты снесешь и огонь и железо,

230 И отстранишь от питья мучимый жаждою рот, —

А чтоб душа ожила, ужель пострадать не захочешь?

Право же, как посравнить, тела дороже душа.

Впрочем, в науке моей всего тяжелее — при входе,

Трудно только одно — первое время стерпеть;

235 Так молодому бычку тяжело под ярмом непривычным,

Так упирается конь в новой подпруге своей.

Тяжко бывает уйти далеко от родимых пенатов:

Даже ушедший нет-нет, да и воротится вспять.

Это не отчий пенат, это страсть к незабытой подруге

240 Ищет пристойный предлог для виноватой души!

Нет, покинувши Рим, ищи утешения горю

В спутниках, в видах полей, в дальней дороге самой.

Мало суметь уйти — сумей, уйдя, не вернуться,

Чтоб обессилевший жар выпал холодной золой.

245 Если вернешься назад, не успев укрепить свою душу, —

Новою встанет войной грозный мятежник Амур,

Прежний голод тебя истерзает и прежняя жажда,

И обернется тебе даже отлучка во вред.

Если кому по душе гемонийские страшные травы

250 И волхвованья обряд, — что ж, это дело его.

Предкам оставь колдовство — а нашей священною песней

Феб указует тебе чистый к спасению путь.

Я не заставлю тебя изводить из могилы усопших,

Не разомкнется земля, слыша заклятья старух,

255 Не побледнеет лицо скользящего по небу солнца,

С нивы на ниву от чар не перейдет урожай,

Будет по-прежнему Тибр катиться к морскому простору,

Взъедут по-прежнему в ночь белые кони Луны, —

Ибо не выгонят страсть из сердец никакие заклятья,

260 Ибо любовной тоски серным куреньем не взять.

Разве, Медея, тебе помогли бы фасийские злаки,

Если бы ты собралась в отчем остаться дому?

Разве на пользу тебе материнские травы, Цирцея,

В час, как повеял Зефир вслед неритийским судам?

265 Все ты сделала, все, чтоб остался лукавый пришелец;

Он же напряг паруса прочь от твоих берегов.

Все ты сделала, все, чтоб не жгло тебя дикое пламя;

Но в непокорной груди длился любовный пожар.

В тысячу образов ты изменяла людские обличья,

270 Но не могла изменить страстного сердца устав.

В час расставанья не ты ль подходила к вождю дулихийцев

И говорила ему полные боли слова:

«Я отреклась от надежд, которыми тешилась прежде,

Я не молю небеса дать мне супруга в тебе,

275 Хоть и надеялась быть женою, достойной героя,

Хоть и богиней зовусь, Солнца великого дочь;

Нынче прошу об одном: не спеши, подари меня часом, —

Можно ли в доле моей меньшего дара желать?

Видишь: море бушует; ужели не чувствуешь страха?

280 А подожди — и к тебе ветер попутный слетит.

Ради чего ты бежишь? Здесь не встанет новая Троя,

Новый не вызовет Рес ей на подмогу бойцов;

Здесь лишь мир и любовь (нет мира лишь в сердце влюбленном),

Здесь простерлась земля, ждущая власти твоей».

285 Так говорила она, но Улисс поднимал уже сходни —

Вслед парусам уносил праздные ветер слова.

Жаром палима любви, бросается к чарам Цирцея,

Но и от чар колдовства все не слабеет любовь.

Вот потому-то и я говорю: если хочешь спасенья —

290 Наша наука велит зелья и клятвы забыть.

Если никак для тебя невозможно уехать из Рима —

Вот тебе новый совет, как себя в Риме держать.

Лучше всего свободы достичь, порвав свои путы

И бременящую боль сбросивши раз навсегда.

295 Ежели кто на такое способен, дивлюсь ему первый:

Вот уж кому не нужны все наставленья мои!