О себе

Вопрос: Я пытался читать Аристотеля, но мне он показался очень сухим и абстрактным.

Ответ: Мне он всегда казался чрезвычайно сухим. Это чисто ментальная философия, в отличие от Платона.

Книга Джеймса [313] действительно очень интересная. Я ее читал давно и сейчас не помню ничего, кроме того, что было очень интересно и что это далеко не ординарная книга такого рода, в ней есть множество ценных соображений.

Боюсь, я потерял всякий интерес ко всем таким умозрительным построениям; я занят сейчас слишком серьезными делами, чтобы тратить время на сомнительное теоретизирование. Я ничего не имею против того, чтобы вы с триумфом отстаивали свою точку зрения и свергали догмат материалистической науки с трона, который он занимал на протяжении полувека, с высоты своей победно запрещая всякую мысль, выходящую за пределы его собственных узких рамок, клеймя ее как многословную метафизику, мистицизм или фантазию. Безусловно, если в материальном мире могут существовать одни только материальные энергии, то это означает, что на земле нет и не может быть места для божественной жизни. Одна метафизическая «ловкость ума» (можно и так назвать) не сумела отстоять ее перед натиском научного отрицания и незыблемого здравого смысла. Я как-то подумал, что многие даже из ученых умов Континента [314] давно вынуждены признать, что наука больше не может претендовать на знание того, что реально, а что нет, что у нее нет такого инструментария, что она умеет лишь исследовать и описывать способ, причины и процессы действия материальной Силы на физическом плане. Это поле осталось открытым для более высокого осмысления и понимания, для духовного опыта, даже для мистицизма, оккультизма и всех тех направлений мысли, признанных полной бессмыслицей, в которые уже почти никто не верил. Таково было положение дел, когда я жил в Англии. Если этому суждено повториться или если Россия с ее диалектическим материализмом станет мировым лидером, что ж, значит, это судьба, которой следует подчиниться, а божественной жизни придется еще подождать, возможно, до следующего тысячелетия. Но идея сделать один из наших периодических журналов ареной борьбы подобного рода мне не по душе. Вот и всё. Я пишу сейчас, находясь под впечатлением от одной из ваших первых статей на эту тему, поскольку не успел подробно ознакомиться с более поздними; осмелюсь сказать, что более поздние ваши статьи наверняка убедительны, и, прочитав их, я пойму, что неправ и что только упрямый мистик может до сих пор верить в победу Духа над Материей, которую я рискую считать возможной. Но я и есть тот самый упрямый мистик; так что, если бы я разрешил вам обнародовать свою точку зрения на предмет в одном из наших периодических изданий, я принял бы на себя обязательство вернуться к теме, к которой потерял интерес и, следовательно, желание писать о ней, с тем чтобы восстановить свою позицию, и вынужден сражаться с претензиями материалистической Науки на право вынесения решения по этим вопросам, где она не имеет ни исследовательского инструментария, ни возможности принимать сколько-нибудь значимые решения. Возможно, в ответ на победное «отрицание материалиста» мне пришлось бы практически заново переписать «Жизнь Божественную»! Это единственное объяснение своему долгому, разочаровавшему вас молчанию, какое я могу дать, если не считать полного отсутствия у меня времени на решение подобных вопросов.

Не понимаю, почему Х. ждет, чтобы я склонился перед критикой Бертрана Рассела [316] .

1. Суждения Рассела во многом определяются его воспитанием, характером и т. д., как у Джинса [317] или Эддингтона [318] . Он родился во времена рассвета самого бескомпромиссного материализма; он не склонен менять убеждения, глубоко в нем укоренившиеся. Именно это определяет его взгляды на результаты последних достижений науки, а не чистая безупречная логика; логика способна оправдать любой поворот в рассуждениях в зависимости от предпочтений ума. Нет у него также и беспристрастного безличного, объективного видения фактов, которые можно было бы противопоставить сугубо личному взгляду, порождениям фантазии и идеалистическим предрассудкам Эддингтона. Его идея беспристрастности ментального рассуждения есть отвергнутое суеверие рационалистического ума; психология в своих недавних исследованиях показала, что то, что считается якобы беспристрастным наблюдением фактов и объективными выводами, основанными на них, автоматическим письмом, которое истина пишет на чистом листе чистого ума, это миф; показала, что от личного фактора никуда не деться; мы думаем в соответствии с тем, что мы есть.

2. Не думаю, что Рассел ученый великий или в какой-либо области выдающийся. Эддингтон, как мне сказали, это один из самых блестящих авторитетов в астрофизике. Джинс и Эддингтон, пусть не великие первооткрыватели, всё же стоят в первом ряду. Рассел считается великим математиком, но и здесь Эддингтон его превосходит; его называют единственным, как считают одни, или, как считают другие, одним из тех пятерых, кто понял теорию Эйнштейна в полном объеме; Рассела среди них нет, и это, вероятно, мешает ему понять все следствия, вытекающие из Теории относительности. Однако Рассел крупный философ, пусть и не великий. Я бы назвал его скорее сильным и точным мыслителем, рассуждающим о вещах из области философии и науки. Тут он первый, так как Джинс и Эддингтон всего лишь философы-любители, знакомые лишь с набором общих идей.

3. Что касается их общих интеллектуальных характеристик, то у Рассела ум ясный и мощный, способный играть широким спектром общих понятий, но в своем материалистическом толковании; двое других сильны каждый в своей области, хорошо владеют научным знанием и суждениями, но за пределами свой сферы беспомощны: у Эддингтона ум в большей степени интуитивен и самобытен в своей области, но он часто бьет мимо цели. Рассел может выходить за рамки своей сферы, хотя там путается и запинается. Итак, на каком же основании нужно выделять Рассела и ставить его авторитет выше, чем авторитет тех двоих? Я не могу принять выводы всех троих; я не менталист, не виталист и не материалист. Зачем тогда пытаться обезоружить меня Расселом? Я не собираюсь менять свое решение по этому вопросу из уважения к его материалистическим взглядам. Да и к чему сводятся все его суждения и аргументация? Он признает, в отличие от Х., что в науке произошла «революция»; признает, что старая материалистическая философия стоит теперь на одной, очень шаткой опоре; догматы Материализма оказались выброшены Бог знает куда. И все же, говорит Рассел, Материя существует, и всё в этом мире повинуется законам физики (какими бы они ни были или ни становились время от времени). Это сугубо личное мнение по очень сомнительному теперь предмету: он воюет по тылам с тем, что считает передовыми силами будущего; его пышные, но робкие заверения – это оборонительная позиция, он не нападает, в нем нет прежней уверенности, какую дает убеждение.

Что касается логики Рассела, то сухая, точная, пусть даже жесткая логика не является ключом к Истине; часто к ней быстрее приводит живое видение. Задача логики – приводить в порядок идеи, устанавливать между ними четкие связи и находить четкие отличия от чужих идей, но когда это дело сделано, мы оказываемся не ближе к неоспоримой истине, чем раньше. Только видение прозревает Истину, не логика – внешнему видению доступны лишь факты, а не их внутренний смысл, внутреннему видению доступны внутренние факты и внутренний смысл этих фактов, единому видению (не относящемуся к уму) доступно целое. Рассел – это сильный, ясный, мощный интеллект, не более, и уж, конечно, он не является непогрешимым авторитетом ни в науке, ни в какой бы то ни было другой сфере. У Джинса и Эддингтона логика своя; я ее принимаю не больше, чем логику Рассела.